К тебе прихожу я, Фемистокл, больше всех эллинов причинивший бед вашему дому, пока я вынужден был защищаться от нападений твоего отца; но еще гораздо больше сделал я добра, когда я сам находился в безопасности, а ему предстояло возвращение домой, сопряженное с опасностями (здесь Фемистокл упоминал о заблаговременном предупреждении царя из Саламина относительно отступления и о том, как благодаря Фемистоклу не были разрушены мосты, что ложно приписывал себе); за эту услугу ты в долгу у меня. Гонимый эллинами за расположение к тебе, я явился теперь сюда и могу оказать тебе важные услуги в будущем. Зачем я пришел, желаю объяснить сам, прожив здесь год» (I, 137).
Получив послание, Артаксеркс немало удивился, но решил не спешить, а выполнить все пожелания Фемистокла. Очевидно, что царь уже давно знал о том, каким образом афинский стратег оказывал услуги его отцу. Сам же Артаксеркс, по свидетельству Плутарха, помолился о том, «чтобы Ариманий[82]всегда внушал врагам мысль изгонять из своей страны самых лучших людей» (Them. 25). Через год при личной встрече с царем Фемистокл произвел на Артаксеркса самое благоприятное впечатление, поскольку в совершенстве изучил персидский язык и местные обычаи. Царь понял, какую пользу может принести ему афинский изгнанник, и поэтому не стал мелочиться, пожаловав Фемистоклу три города: «Магнесию на хлеб, и она приносила ему ежегодного дохода пятьдесят талантов, Лампсак на вино (местность эта считалась в то время богатейшею своими виноградниками), а Миунт на приправу» (Thuc. 138). Данный факт подтверждается информацией Страбона. Рассказывая о городе Миунте, географ отметит, что «Ксеркс, как говорят, пожаловал Фемистоклу этот город “на приправу”, Магнессию “на хлеб”, а Лампсак – “на вино”» (XV, 1, 10). Плутарх прибавляет еще два города – Перкоту и Палескепсис – пожалованных на постель и одежду.
Как оказалось, Фемистокл прибыл в Азию небедным человеком: «Много его денег было тайно вывезено при посредстве его друзей и пришло к нему в Азию; а количество тех денег, которые были обнаружены и конфискованы, оказалось, по Феопомпу, равным ста талантам, а, по Феофрасту, восьмидесяти, тогда как до вступления его на политическое поприще у него не было имущества даже и на три таланта» (Plut. Them. 25). Недаром капитан судна, перевозившего беглеца из Пидны в Эфес, получил очень щедрое вознаграждение за свои труды: «Фемистокл удовлетворил капитана денежным подарком (деньги пришли к нему позже из Афин от друзей и из Аргоса, где они хранились)» (Thuc. I, 138). Таким образом, бывший стратег мог спокойно и безбедно доживать свой век в Малой Азии.
Другое дело, какие именно услуги он пообещал оказать Артаксерксу. Фукидид пишет о том, что Фемистокл пользовался влиянием у персов не только как умный и рассудительный человек, но «благодаря подаваемым царю надеждам на порабощение эллинов» (I, 138). Об этом упоминает и Плутарх: «Великой славой и влиянием пользуется у варваров Фемистокл, обязавшийся перед царем в случае похода на греков принять на себя командование его войсками» (Cim. 18). Но в последнее верится с трудом. Великий поход Ксеркса на Элладу, закончившийся полным крахом, наглядно показал правящей верхушке державы Ахеменидов, что завоевание Балканской Греции с помощью военной силы невозможно. Это понимал царь, это понимали его приближенные. Поэтому говорить о том, что Фемистокл обещал персам содействовать в завоевании Эллады, возможным не представляется.
Афинянин был большим знатоком по внутренней и внешней политике греческих государств, и более компетентного специалиста в этой области Артаксерксу было просто не найти. Фемистокл мог консультировать своего царственного покровителя по различным вопросам, касающихся Эллады, и не более того. Говорить о том, что знаменитый военачальник принял яд, потому что царь потребовал его участия в войне против эллинов, возможным не представляется. По свидетельству Плутарха, на момент смерти Фемистоклу было 65 лет, возраст более чем почтенный для того неспокойного времени. Фукидид конкретно пишет о том, что причиной смерти бывшего стратега стала болезнь, а версию об отравлении передает как ходившие в то время слухи: «Умер Фемистокл от болезни. Некоторые, впрочем, рассказывают, что он умер добровольно от яда, признав невозможным выполнить данные царю обещания» (I, 138). На данный факт обращает внимание и Корнелий Непот: «О смерти его писали многие, и по-разному, но мы опять-таки доверяем лучшему автору – Фукидиду, который говорит, что Фемистокл умер в Магнезии от болезни, не отрицая, что ходила молва, будто он добровольно принял яд в отчаянии от того, что не может исполнить свои обещания царю относительно покорения Греции» (Them. 10).
Любопытен рассказ Диодора Сицилийского – он приводит еще одну легенду о смерти Фемистокла (XI, 58). Ссылаясь на неизвестных авторов, историк говорит о том, что Ксеркс решил начать новый поход в Балканскую Грецию и во главе войск поставил афинского изгнанника. А хитрый грек якобы взял с царя клятву о том, что тот никогда не отправится на войну в Элладу без Фемистокла. После того как клятва была принесена, афинянин принял яд, тем самым лишив царя возможности вновь начать новую войну с эллинами.
Еще более дикой выглядит версия Плутарха. Правда, автор биографии оговаривается, что это не более чем досужие разговоры, но тем не менее. Судите сами: «В действительности же, как говорят, Фемистокл, не надеясь взять верх над счастьем и доблестью Кимона, оставил всякую мысль об успешных действиях против греков и добровольно покончил с собой» (Cim. 18). Трудно сказать, зачем Плутарх приписал Фемистоклу страх перед стратегом Кимоном; возможно, что, принижая одного персонажа, писатель, таким образом, возвеличивал другого.
О том, где был похоронен Фемистокл, уже в Античности не было единого мнения. Фукидид пишет, что останки флотоводца были тайно захоронены в Аттике, поскольку он был осужден за измену и согласно закону не мог быть там погребен. Этой точки зрения придерживается и Корнелий Непот, отмечая, что в Магнесии на Меандре Фемистоклу была поставлена статуя на городской площади. Интересную информацию излагает Павсаний, видевший гробницу знаменитого афинянина собственными глазами. Рассказывая о достопримечательностях Пирея, путешественник сообщает следующее: «В мое еще время были тут корабельные доки и верфи, а у большой гавани находилась могила Фемистокла. Говорят, что афиняне раскаялись в своем отношении к Фемистоклу и что его родственники, взяв его останки, перевезли их из Магнесии <на родину>. Как кажется, дети Фемистокла вернулись в Афины и в Парфеноне ими принесена в дар картина, на которой был изображен Фемистокл» (I, I, 2).
Однако Плутарх недвусмысленно пишет о том, что стратег был похоронен в Малой Азии: «Великолепная гробница Фемистокла находится на площади в Магнесии» (Them. 32). Все остальные версии писатель объявляет не более чем досужими россказнями: «Диодор Путешественник в сочинении “О памятниках” говорит, скорее в виде предположения, чем с полной уверенностью, что у большой Пирейской гавани на мысе, лежащем против Алкима, выдается в море выступ, похожий на локоть; если обогнуть его с внутренней стороны, то в месте, где море довольно покойно, есть большая площадка и на ней сооружение в форме алтаря – гробница Фемистокла» (Them. 32). О том, что знаменитый изгнанник был погребен в Магнесии на Меандре, свидетельствует и Диодор Сицилийский (XI, 58). Хотя нельзя исключить и того, что в Аттике мог находиться только кенотаф[83] Фемистокла, а сам он был похоронен в Магнесии. Отсюда и разночтения.
Со временем отношение к Фемистоклу в Афинах изменилось. С ним произошло то же самое, что и с Мильтиадом, которого сначала осудили, а через некоторое время после смерти стали превозносить как героя. Даже их статуи в Афинах стояли рядом. В связи с этим Павсаний приводит очень любопытный факт: «Рядом находится Пританей, в котором хранятся написанные Солоном законы; там стоят также изображения богинь Эйрены (Мира) и Гестии (Священного огня) и много других статуй, в числе их панкратиаст (многоборец) Автолик; на статуях же Мильтиада и Фемистокла переделаны надписи и (они приписаны) – одна какому-то римлянину, другая – фракийцу» (I, XVIII, 3). Новые времена, новые кумиры.
Фемистокл, Павсаний и Леотихид. Три разные судьбы, но все три по-своему трагические. Спарта и Афины отплатили своим героям черной неблагодарностью. Особенно это касается Фемистокла, поскольку Леотихид сам решил свою участь, когда позарился на фессалийское золото, а Павсаний решил сыграть в очень опасную игру и проиграл. Эти двое знали, на что шли. С афинским стратегом все обстояло иначе: он пал жертвой спартанских интриг и происков многочисленных завистников на родине. Афинская демократия показала свою уродливую изнанку. В дальнейшем подобные случаи будут повторяться, и афиняне станут с завидной регулярностью избавляться от людей, способных принести пользу государству. Молитва Артаксеркса была услышана.
Два знаменитых афинских стратега – Кимон и Алкивиад – также падут жертвами «народовластия». Но самый вопиющий случай, имевший катастрофические последствия для Афин, произошел в 406 г. до н. э. В битве при Аргинусских островах афинский флот нанес сокрушительное поражение спартанскому флоту, однако начавшаяся буря помешала стратегам собрать тела павших воинов и поднять из воды всех раненых. По прибытии в Афины возбуждаемая демагогами толпа потребовала, чтобы военачальники «подверглись ответственности за то, что не подобрали пострадавших в морском бою» (Xen. Hell. I, 7, 4). Стратеги были несправедливо осуждены и казнены.
Возмездие наступило быстро. В 405 г. до н. э. афинский флот, возглавляемый новыми командирами, большинство из которых являлись совершенно некомпетентными в военном деле людьми, был уничтожен спартанцами в устье реки Эгоспотамы. Афинские военачальники боялись разнузданной афинской толпы больше, чем врагов, умели произносить красивые речи, но не умели воевать. Как следствие, Афины не просто потерпели поражение в битве, они проиграли Пелопоннесскую войну, хотя ее итог был в какой-то степени закономерен. В Спарте была твердая вертикаль власти, что является залогом победы в военное время, а сборище афинских демагогов, наоборот, неуклонно вело страну к поражению. История с Фемистоклом афинян ничему не научила, наоборот, это было только началом: «