Не дожидаясь ответа, Филиппов нырнул в полутьму бывшего склада. Секунду спустя оттуда донеслись восторженные возгласы: инженер обнаружил, что чудесная машина здесь не одна. Однако освещение в боксах, где стояли танки, отсутствовало, и это не давало изучить технику детально.
— Сергей Николаевич, а можно хоть одну машину на дневной свет вывести?
— Можно, если командир роты разрешит.
Кондратьев разрешил. Вызывать кого-нибудь из механиков Сергей не стал, решил, что с рычагами и сам справится. Взяв шлем, он вернулся к боксу. Инженер пытался изучить место механика-водителя через люк в лобовой броне.
— Сергей Николаевич, можно ли мне увидеть процесс запуска двигателя и управления машиной?
— Эта машина называется танком. А что касается посмотреть, — Сергей скептически взглянул на щегольское пальто и шапку инженера, — не стоит вам в таком виде внутрь соваться.
Инженер заверил, что сохранность верхней одежды его волнует меньше всего. Взглянув на разрумянившееся, то ли от мороза, то ли от волнения, лицо и горящие глаза Филиппова, Сергей понял — возражать бесполезно, похоже, к ним прислали настоящего фанатика. Тем не менее инженера переодели в комбинезон, надели на голову шлем.
— Прошу.
Дмитрий Дмитриевич неловко полез в люк, тут же приложился обо что-то головой и наконец угнездился на сиденье стрелка-радиста. Сергей проскользнул в люк, включил подсветку.
— Вот эту фишку вставляем сюда… Слышите меня?
Инженер энергично закивал головой.
— Если эту тангенту нажать, то я тоже смогу вас услышать.
В наушниках рев дизеля не так оглушает, зато вибрация корпуса пробирает. Филиппов внимательно, стараясь запомнить каждое движение, наблюдал за манипуляциями Сергея. Погоняв дизель на холостых оборотах, подпоручик выжал главный фрикцион и включил передачу.
— Ну что, поехали?
Инженер не забыл про тангенту, и в наушниках послышался его вибрирующий от волнения голос:
— Поехали!
Сергей взялся за рычаги. От длительного отсутствия практики тронулся резко, Филиппов второй раз приложился головой. Танк выпрыгнул из бокса, прополз несколько метров на первой передаче и замер. Дизель продолжил молотить на холостых. Только вылезая из танка, инженер обратил внимание на толщину брони, задал вопрос о массе машины и получил ошеломивший его ответ:
— Две тысячи пудов.
— А скорость?
— По хорошему шоссе — пятьдесят верст в час, знать бы только, где в России есть хорошее шоссе… А так двадцать-тридцать верст в час. Запас хода почти триста.
Филиппов на пару секунд задумался, что-то прикидывая в уме.
— Это какой же тут стоит мотор?
Ответить Иванов не успел.
— Дизель, — принюхался к выхлопу инженер. — Какая у него мощность?
— Номинальная — четыреста пятьдесят лошадиных сил при тысяче семисот пятидесяти оборотах. Максимальная — пятьсот при тысяче восьмистах.
Вот эти цифры инженера впечатлили по-настоящему. Как выяснилось, он по дизелям и специализировался, только по стационарным. По молодости лет к серьезному конструированию его не допускали, но характеристики выпускаемых в России моторов он знал отлично. Мощность их не превышала 40 л. с., обороты коленвала до трех сотен в минуту, размеры исчислялись несколькими футами, а масса — десятками и сотнями пудов. Тут стоял компактный, легкий и мощный высокооборотный дизель. Мечта, сказка! Инженер ерзал от нетерпения, пока снимали решетку с моторного отсека, и немедленно нырнул в него, до того как решетка коснулась снега.
Через полминуты инженер поднял свое лицо, на котором было написано крайнее изумление. Наткнулся на одну из номерных табличек на агрегатах, догадался Сергей. А там и страна, и завод, и год выпуска набиты…
— Сергей Николаевич, это не мистификация какая-то?
— Нет, не мистификация.
— Тогда потрудитесь объяснить…
— Объясню, Дмитрий Дмитриевич, все объясню. Только времени много потребуется. Пойдемте к Кондратьеву, там поговорим. Чеботаев, загони танк обратно и ворота запри.
Сверкая свежей зеленой краской, «Мерседес» въехал на заснеженный ротный двор. Вместо кузова на машине красовалась двойными рядами заклепок новенькая цистерна, казавшаяся непропорционально маленькой для такой машины. Капитан обошел машину вокруг, постучал костяшками пальцев по металлу. Цистерна отозвалась низким гулом, указывая на приличную толщину металла.
— А побольше нельзя было сделать?
— Нельзя, — категорически отверг идею капитана инженер Филиппов, — даже при такой цистерне есть риск опрокидывания на крутых поворотах. При увеличении объема цистерны центр масс поднимается, и площадь свободной поверхности увеличивается.
— Не продолжайте, Дмитрий Дмитриевич, все понятно. Ну хоть на военную машину стал похож. — Капитан провел рукой по свежей краске на крыле.
— Надо было в зимний камуфляж перекрасить, — заметил Мирошкин.
— А снег сойдет — опять в зеленый перекрашивать? — возразил капитан.
— На фронте так и делали.
— Здесь не фронт, — высказался Сергей, — каждый раз перекрашивать смысла нет. Пусть остается зеленым.
На том и порешили, но инженер не успокоился.
— Обратите внимание, господа, насос для перекачки топлива с ременным приводом. Насос реверсируется с помощью внешней арматуры и может откачивать топливо из бочек в цистерну, причем предварительного заполнения насоса не требуется.
Господа понимающе покачали головами. Слово взял Кондратьев:
— Дмитрий Дмитриевич, с первым заданием вы превосходно справились. Но у меня для вас есть еще одна задача — коробка передач. Сможете починить?
Филиппов тяжело вздохнул:
— Я попробую.
Неисправная КПП была легкой головной болью не только капитана. Вроде, и не сильно досаждает, но время от времени взгляд натыкался на застывший в самом дальнем боксе немой укор технической отсталости этого времени, и в голове начинало зудеть: «А может, все-таки можно?» Но затем разум брал свое, напоминая, что в ближайшие лет двадцать-тридцать никакой ремонт невозможен. Короче, задача была практически не выполнимая.
Снятая с танка полуразобранная КПП уже несколько месяцев лежала за танком, чтобы не мозолить глаза, и покрывалась пылью. Пыль смахнули, коробку перетащили в мастерскую и разобрали.
— Ну что? — поинтересовался капитан.
Инженер отрицательно покачал головой. Задумчивые взгляды обоих скрестились на изуродованном развалившимся подшипником валу.
— Если нельзя отремонтировать эту, то, может, можно сделать другую?
— Другую?
Филиппов опять задумался, что-то прикидывая в уме, потом неожиданно выдал:
— Это будет очень трудно, но попробовать стоит. Да, еще мне потребуется чертежник.
Чертежник неожиданно обнаружился прямо в роте. До призыва успел поработать в бюро Коломенского завода. Правда, там ему доверяли только карандаши точить и чертежи простейших деталей копировать, но, по крайней мере, с какой стороны кульмана надо стоять, он знал. Да и карандаши точить его научили отлично. Сергей вызвался помочь сам, четвертым привлекли Ерофеева.
Изначально хотели спроектировать трехступенчатую коробку по типу БТ, благо образец от «тридцатьчетверки», по сути, являлся глубокой модернизацией прежней с добавлением четвертой передачи переднего хода, но потом, проведя нехитрые расчеты, Филиппов озвучил окончательное решение:
— В прежних габаритах получится только двухступенчатая.
— А не маловато будет? — усомнился Сергей.
— Хватит, — неожиданно поддержал инженера Ерофеев. — Ты, лейтенант, тех времен уже не застал, а я хорошо помню. Бывало, главный фрикцион поведет и передачу на ходу даже вдвоем включить невозможно. Так перед боем вторую втыкали, ограничитель оборотов долой — и воюешь. До двадцати пяти километров иногда разгонялись, правда, дизель быстро гробился, но тогда на ресурс никто не смотрел. Редкий танк до замены двигателя доживал.
— Надо будет только передаточные отношения правильно подобрать. Максимальная скорость, конечно, снизится верст до двадцати — двадцати пяти, но ездить будет.
Предложение инженера приняли, но тут же вылезла еще одна проблема — коробка-то спроектирована и изготовлена в метрической системе. Пытались перевести размеры в дюймовые, но замучились с сотыми и тысячными дюйма. Наибольшие проблемы возникли с муфтами первичного и выходного валов.
— Будем делать в метрической, — принял решение инженер.
Филиппов связался с кем-то из своих институтских друзей, и те помогли решить проблему без бюрократической волокиты. На присланных ими измерительных и чертежных инструментах красовалась надпись на английском языке «Made in Germany».
Дело двинулось с мертвой точки. Имея перед глазами образец, Дмитрий Дмитриевич приступил к составлению чертежей, но тут произошло еще одно событие. В один прекрасный декабрьский день в мастерские, где трудилось импровизированное КБ, ворвался Мирошкин:
— Трактора прибыли!
Маневровый паровоз затолкал платформы в заводской тупик и, пыхая паром, попятился назад. На платформах громоздились три здоровенных ящика, сколоченных из толстенных досок. Кондратьев постучал кулаком по одной из стенок, та даже не дрогнула.
— На совесть упаковали, — констатировал он.
Через полчаса кран снял с платформы последний ящик и поставил его на пандус. Сергей, указывая на ящики, спросил:
— С какого начнем?
— Все равно, можно и с этого.
Повинуясь указующему персту капитана, вооруженные ломами и топорами рабочие облепили крайний слева ящик. Пара минут отчаянной матерщины — и одна из стенок, заскрипев гвоздями, с грохотом рухнула в снег.
— Вот это…
Неяркое зимнее солнце высветило черный прямоугольник с широкой, почти паровозной, трубой над ним и двухэтажную желтую надпись «HART PARR». Все это покоилось на метровых стальных колесах красного цвета. Когда убрали внутренние крепления, то смогли выкатить его из деревянного убежища. По конструкции американец напоминал паровоз. Черный параллелепипед оказался глушителем. Двигатель с горизонтальным расположением цилиндров стоял поперек трактора. Слева по ходу находился здоровенный маховик, справа — что-то вроде реверсора и сухого сцепления в одном круглом корпусе. Распределительный вал стоял открыто, прямо перед трактористом. А рулевое колесо удивило неожиданно скромным размером, не соответствующим общей громоздкой конструкции. Кабина, открытая всем ветрам, сверху была прикрыта крышей. Тракторист во время управления должен был стоять. Настоящ