И банкротом тоже.
И вдруг он почувствовал, что ему не хочется идти на этот экстравагантный обед с удачливыми однокурсниками, ставшими преуспевающими чиновниками. Только он – незадачливый драматург.
– Высадите меня здесь, – сказал Алекс таксисту на Тридцать четвертой улице, направился по авеню Америк и вскоре растворился в толпе служащих, покинувших офисы на обеденный перерыв. Теперь ему, так же как им, придется бороться за существование. Купив хот-дог, он вошел в Брайант-парк. Человек пятьдесят смотрели выступление мима с белым лицом и в цилиндре, как у Марселя Марсо. «А зрителей-то больше, чем на спектакле в театре „Де Лиз“ вчера вечером», – подумалось Алексу. Откусив кусок хот-дога, он поморщился и выбросил все, что осталось, в урну.
– «Ситуация не так уж трагична, – размышлял Алекс. – У меня есть еще акции компании „Ай-Би-Эм“ на двадцать тысяч долларов». Их оставила ему бабушка. Весной он отдал их Даниэлу Мейзнеру, биржевому маклеру, знакомому ему со студенческих времен. Даниэл считал, что сумма удвоится, если продать акции «Ай-Би-Эм» и купить более «активные» ценные бумаги. Несколько недель назад он сообщил Алексу, что его акции держатся в цене, несмотря на общую вялость рынка ценных бумаг.
– Я купил для тебя акции компании автомобильных запчастей и компании жилых автофургонов. При нынешней инфляции люди не имеют возможности строить постоянное жилье. Никто не хочет пускать корни. Вся Америка пришла в движение.
Алекс позвонил Даниэлу из таксофона.
– Привет, Алекс! Как твоя пьеса? Я пока не успел ее посмотреть, но собираюсь на следующей неделе.
– Постарайся сделать это до субботы. Ее снимают.
– Какая жалость!
– А как обстоят дела с моими акциями? Я собираюсь их продать.
– На твоем месте я подождал бы месяца два. Они начинают подниматься в цене.
– Нет у меня двух месяцев. Наличные мне нужны сейчас.
– Н-да… неудачный момент, Алекс. Признаться, даже не знаю, что сейчас происходит на рынке жилых автофургонов. На следующей неделе совет управляющих компании отчитывается перед комиссией по ценным бумагам и биржам и…
Алекса охватил страх.
– Выкладывай, Даниэл. Насколько упали акции? Что у меня осталось?
– Если продать акции компании запчастей и если компании жилых автофургонов удастся избежать банкротства…
– Сколько? – заорал Алекс, уже не сдерживая гнев.
– Остынь, старина, – невозмутимо сказал Даниэл. – Подожди минутку, дай посчитать. – Он помолчал, потом снова послышался его голос:
– Ну… скажем, около трех тысяч, плюс-минус несколько сотен.
«Пропади все пропадом! Три тысячи! Этого не надолго хватит». Только за квартиру он платит пятьсот долларов в месяц.
– Алекс? Ты меня слушаешь?
– Да, – вздохнул тот. – Продавай. Продавай все.
– Ты совершаешь большую ошибку…
– Это я понял. Потом как-нибудь расскажешь подробнее. – Алекс с грохотом опустил трубку на рычаг.
Джон Кинсолвинг устроил вечеринку в ресторане «Коуч-Хаус» по случаю снятия пьесы. Царившее здесь вымученное веселье соответствовало традициям выживания, принятым в театральных кругах. Корабль идет ко дну с поднятым флагом. Его спасет другой корабль.
Шампанское лилось рекой, и Алекс, сидевший рядом с женой Джона, миловидной, несколько возбужденной блондинкой, не пропускал ни одного тоста. Розмари Кинсолвинг, младший редактор журнала «Мадемуазель», работала сейчас над романом. Подвыпив, она слегка кокетничала с Алексом:
– Вот я считаю пьесу замечательной, потому и уговорила Джона финансировать ее. Сам он в этом ничего не смыслит.
– Не смыслю? – Джон оторвался от беседы с Элен Брилл. – Что ты имеешь в виду?
– У тебя нет широты восприятия. Ты мыслишь аналитически, а не абстрактно…
– О Господи! – воскликнул Джон. – Ну теперь, кажется, я услышу традиционный вопрос: «И почему ты хоть немного не похож на Алекса?»
– Дорогой, посмотри, как он одевается! Сразу видно, что Алекс – творческая личность, а ты – инвестиционный банкир.
– Розмари, но он и есть инвестиционный банкир, – возразил Алекс.
– Именно это я и имею в виду.
Почувствовав, что немного опьянел, Алекс извинился и вышел. Сполоснув лицо холодной водой, он посмотрел на себя в зеркало. Александр Сейдж – несостоявшийся драматург? Александр Сейдж – младший партнер компании «Уэлтон ойл»? Об этом мечтала его мать. Сегодня днем он разговаривал по телефону с Кэсси, не утаившей радости по поводу снятия пьесы.
Мать просила его на следующей неделе приехать домой, в Даллас, где собиралась устроить вечеринку и заколоть жирного тельца по случаю возвращения блудного сына.
«Там будет и Сид Уэлтон из „Уэлтон ойл“. Ты ему всегда нравился, Алекс, – сказала она. – К тому же ты выпускник Йеля. Пора извлечь пользу из образования». У Сида Уэлтона, вспомнил Алекс, была толстая, как корова, дочь на выданье.
Он снова вернулся в зал. Элен, беседовавшая с Дональдом Стэндингом, бросила на Алекса вопросительный взгляд. Они не были вместе после размолвки, а завтра утром она улетает в Калифорнию. Алекс понимал, что Элен интересует, намерен ли он провести с ней эту ночь, но ему не хотелось давать ей ответ.
Алекс налил себе еще бокал шампанского, но, сделав глоток, решительно поставил бокал на стол. «Не надо больше шампанского» – подумал он, вдруг почувствовав страшную усталость.
– Итак, друзья мои, благодарю вас всех, – Алекс повернулся к Джону, – и за финансовую поддержку пьесы, – он обвел взглядом Криса, Дональда, Элен и Майкла Джерарда, режиссера, – и за блестящее воплощение ее на сцене. Возможно, мы снова встретимся в том же составе при более благоприятных обстоятельствах.
Увы, я должен идти.
– Подожди, – сказала Розмари, – мы подвезем тебя.
Джон коснулся ее руки:
– Пусть идет. Думаю, ему сейчас нужно побыть одному.
Элен, увидев, как Алекс попрощался с метрдотелем, схватила пальто, махнула всем рукой, выбежала из ресторана и догнала Алекса на Шестой авеню, когда он садился в такси.
– Алекс, прошу тебя, подожди! Не надо так расстраиваться!
– А как же еще?
– Ты понимаешь, о чем я. Может, пойдем куда-нибудь и поговорим?
– Я еду домой.
– Тогда и я с тобой.
Дома Алекс налил ей и Себе бренди.
– Я и так уже много выпила.
– А я выпью. – Он снял пиджак и включил телевизор.
Элен его выключила.
– Алекс, я хочу поговорить с тобой. Не понимаю, почему ты на меня разозлился!
– Я на тебя не разозлился. – Алекс нахмурился, и сам не вполне понимая, в чем дело. Скорее всего расспросы Элен заставили его осознать, что пьеса «Смерть героя» потерпела фиаско. В Древней Греции гонцов, приносивших плохие вести, казнили.
Элен расстегнула блузку.
– Приласкай меня.
– У меня нет настроения.
– Ну-у… – Она капризно надула губки, и расстегнула молнию на юбке. Красный шелк окутал ее ноги. – Встряхнись, Алекс! Поиграй со мной!
Он равнодушно взглянул на нее:
– Я же сказал тебе, что не в настроении.
– Настроение, настроение… – Она стянула с себя черные бикини и помахала ими перед носом Алекса. Он отстранил ее руку.
– Ох, тебя сегодня нелегко расшевелить. – Элен наклонилась и потерлась грудями о его щеки, потом уселась к нему на колени.
– Ну ладно, черт тебя побери! – Он грубо толкнул ее на коврик. – Хочешь, чтобы тебя оттрахали? Ты получишь это. – Алекс почувствовал, что ненавидит Элен, эгоистичную, похотливую сучку. Она глядела на него снизу вверх и самодовольно улыбалась. Боже, как ему хотелось стереть с ее лица эту самодовольную улыбку!
Ладно, надо оттрахать ее так, чтобы она визжала от боли.
Рывком расстегнув брюки, Алекс обрушился на нее.
– О Боже! – усмехнулась Элен. – Настроение у тебя явно изменилось.
Сам того не желая, он ударил ее по лицу – импульсивный жест, спровоцированный гневом и спиртным.
Голова ее дернулась, на щеке выступил красный след от пощечины.
– Господи, Алекс, что ты делаешь?
Ударив Элен еще раз, он грубо вошел в нее. Она застонала и, прогнув спину, приподняла таз.
– Значит, тебе это нравится, сучка? Это тебя возбуждает? – Он снова ударил Элен по лицу, и она выставила руки вперед. Охваченный яростью, Алекс отвел ее руки и, продолжая наносить удары, рывками входил в нее.
– Не надо, остановись! – плакала Элен, пытаясь уберечь лицо, но ее бедра двигались в такт его грубым рывкам. – Только не по лицу, Алекс! Прошу тебя! Ты испортишь мне лицо «Ах, ее беспокоит собеседование, – думал он. – Это проклятое собеседование в Голливуде! Ни о чем другом она не думает».
Что он делает? Что за дикие, темные инстинкты высвободила в нем Элен. Алекс опустил руки и, тяжело дыша, уставился на нее. Такого с ним еще никогда не бывало, он никогда в жизни не ударил женщину. Элен неистово извивалась под ним, прикрывая лицо. Ее неистовое возбуждение вызвало у него отвращение. Ненавидя себя и Элен, он поднялся. До предела напряженный пенис поблескивал от влаги.
– Убирайся, – сказал Алекс. – Забирай свою одежду и убирайся.
Когда Элен ушла, он встал под душ, пустив такую горячую воду, какую только мог вынести, и разрыдался, охваченный угрызениями совести и жалостью к себе Овладев наконец собой, он вышел из ванной, приготовил кофе, выпил его, окончательно протрезвел и вновь обрел способность рассуждать здраво.
Алекс не хотел соглашаться на вариант «Уэлтон ойл», но вместе с тем понимал, что на три тысячи ему долго не протянуть, во всяком случае, в Нью-Йорке. А вот в Греции… В Греции он почти ничего не тратил и здорово там поработал. Потом Алекс вспомнил об авиабилете в Даллас, заказанном для него матерью и оставленном в кассе аэропорта. Он возьмет его, полетит в Даллас, а оттуда дальше, в Мексику, где тоже дешевая жизнь. На побережье Юкатана сдаются внаем хижины за десять центов в день. Там его трех тысяч долларов хватит на целую вечность, и он сможет работать.
Сняв с полки в кладовке чемодан, Алекс начал укладывать вещи.