Потом открылась другая дверь, а через несколько секунд Стефан снова проследовал в спальню.
Лидия с облегчением вздохнула:
– Он ходил за книгой.
– Надеюсь, что-нибудь захватывающее, – пошутила Джуно, и они рассмеялись.
– Я на какое-то мгновение снова почувствовал себя шестнадцатилетним, – сказал Алекс, покачивая головой. – А ведь думал, что такое никогда не повторится.
– Что ж, похоже, тем дело и кончилось. А, пропади все пропадом! – усмехнулась Лидия.
– Боюсь, ты права, – вздохнула Джуно. – Если существует рука судьбы, то сегодня она нас предостерегла.
– Ладно, – сказал Алекс. – Хотите позавтракать в кафе на Центральном рынке? Уж там нам никто не помешает.
Милт Марш положил ноги на полированный стол в конференц-зале и откинулся на спинку кресла.
– О'кей… как я понимаю, задача в том, чтобы создать новый имидж продукции, не меняя ее названия.
Перенести, так сказать, пиво «Янки Рут» в восьмидесятые годы, минуя шестидесятые и семидесятые.
– И почему бы им не стать спонсорами концертов рок-музыки в Парке? – проговорила Мэри Престон, младший составитель текстов, умная девочка, год назад окончившая колледж и совсем недавно пополнившая их команду.
– Не получится. Старый Янки не зайдет так далеко. – Милт обвел взглядом присутствующих. – Ты что-то молчишь, Алекс. Есть какие-нибудь мысли?
Алекс Сейдж оторвал глаза от блокнота, где рисовал варианты новой кухни для их с Тори ранчо. Сидевший рядом Дейв Латтимор нетерпеливо вертел в пальцах карандаш, всем своим видом показывая, что пора поскорее найти какое-нибудь решение. Мэри Престон оживилась, готовая ловить на лету новые мысли, она раздражала своим стремлением скакать через три ступеньки по служебной лестнице. Джим Керр и Брайан Макдугал, ветераны агентства, прослужившие здесь в общей сложности сорок лет, явно испытывали напряжение. Стареющие сотрудники рекламы были нынче не в моде.
Алекс решил бы проблему, но последние двадцать минут не слушал, о чем шла речь. Он все чаще и чаще отключался от работы, утратив к ней всякий интерес. Вообще-то особого интереса к рекламе Алекс не питал и раньше, но, ухаживая за Тори, и в самом начале их семейной жизни он старался играть по правилам. Милт Марш все еще ждал от него ответа. Поэтому Алекс сделал то же, что и всегда, в трудных обстоятельствах, – выдал ответ:
– А почему бы нам не подчеркнуть, что это продукт натуральный? И в его основе вода из подземного источника? Вроде перрье?
Все вопросительно уставились на него.
– О… я поняла! – Мэри Престон засмеялась. – Это забавно, Алекс, и напоминает пародию на все эти натуральные продукты.
– Да уж… – Впервые подал голос Брайан Макдугал. – Именно юмора нам и не хватает.
– Не пойдет, – возразил Джим Керр. – Даже с юмором мы не можем утверждать, что пиво «Янки Рут» черпают из подземного источника. Помните: реклама должна быть правдивой.
– Можно сделать обходной маневр, – уступил Алекс, – и использовать мультипликацию. А в конце дать такую надпись: «Самый лучший продукт после натурального». А что, если взять старикашек из вестерна, бредущих через пустыню? Увидев впереди оазис, они устремляются к нему, убеждаются, что это мираж, но тут появляется шикарная красотка и протягивает им две запотевшие бутылочки холодного пива «Янки Рут». Они его жадно пьют…
Алекс так разошелся, что заинтересовал даже Дейва Латтимора.
Полчаса спустя вопрос о презентации пива «Янки Рут» был решен. Дейв Латтимор похлопал Алекса по плечу:
– Тебе снова удалось всех обскакать. А я уж подумал, что ты выдохся. Не хочешь пойти со мной выпить?
– В другой раз, Дейв. У меня свидание.
– С женой, надеюсь?
– С кем же еще? До завтра.
Тори, отправившись на выездную съемку, поручила мужу купить продукты. Сегодня она пригласила на ужин Картера и Пенни Дженнингс. Пенни и Тори жили в одной комнате, учась в колледже. Когда-то Картер получил небольшое наследство, но теперь ему пришлось поступить на работу в строительную компанию тестя.
Ничего не делая, только отсиживая положенные часы, Картер злился на весь мир. Тори опасалась, что брак ее подруги под угрозой. По ее мнению, семейные ужины помогали.
– Я витаю в облаках, – заявил Картер, – а Пенни – существо приземленное. Я мечтатель и, боюсь, не очень практичен.
– О да, – рассмеялась Пенни, с обожанием глядя на мужа. Эта некрасивая, но пышущая здоровьем молодая женщина до сих пор не могла поверить, что ей удалось заарканить Картера Дженнингса, который казался ей красивым и возвышенным. Алекс считал его напыщенным сопляком и занудой. – Все в доме я делаю своими руками – от прочистки раковины до оплаты счетов. Мне неприятно обременять Картера подобными мелочами.
– Очень мило с твоей стороны, – заметила Тори и улыбнулась Алексу:
– Но ты, дорогой, даже не мечтай об этом.
– Картер пишет книгу, – восторженно сообщила Пенни. – Дорогой, расскажи им о ней.
– Эта книга, – самодовольно напыжившись, начал Картер, – не для широкого круга читателей в отличие от твоих бродвейских тру-ля-ля, Алекс. – Он улыбнулся, давая понять, что это шутка. – Я написал биографию одного малоизвестного американского поэта девятнадцатого века Артура Торнтона.
Алекс расхохотался:
– Цикл стихов «Боярышник»! – Он с удовольствием заметил кислую мину Картера.
– Да… это наиболее известный его сборник, – нехотя согласился Картер.
– Кто бы подумал – Артур Торнтон, старая задница из Плезентвиля! Однажды в Йеле мы устроили вечер под девизом «Самые худшие американские поэты читают свои худшие стихи». Я играл роль Торнтона.
Как там у него: «Принеси мне свежего навоза, я удобрю им свои поля. На них появятся нежные всходы…»
Так, что ли, Картер?
– Алекс, – оборвала мужа Тори, – не подашь ли сыр и яблоки?
– Сию минуту. Я потрясен известием, что Картер эксгумировал труп старика Торнтона.
– Он все-таки заметная фигура. – Картер едва сдерживал раздражение. – Однако никто еще не писал его биографию.
– Почему бы это? – Алекс рассмеялся, хотя прекрасно видел, какие испепеляющие взгляды бросали на него Тори и Пенни, и знал, что поплатится за свое поведение. Остановиться он не мог: это доставляло ему огромное удовольствие. В последние годы ему приходилось слишком часто терпеть общество Картера и Пенни, он был сыт ими по горло. – Картер, на сей раз ты увяз по уши.
– Алекс хочет сказать, что тебе предстоит огромная работа, – поспешно пояснила Тори.
– Как бы не так! – Алекса охватило раздражение. – Я хотел сказать именно то, что сказал. Артур Торнтон – посмешище.
– Едва ли я соглашусь с тобой, – обиделся писатель.
– Картер, уже поздно. – Пенни улыбнулась подруге. – Мы должны отпустить няню.
– Не понимаю, какая муха тебя укусила, Алекс, – возмущенно выговаривала ему Тори, убирая со стола. – Ты вел себя грубо с беднягой Картером. Они вовсе не спешили отпустить няню. Сейчас всего половина десятого.
– Сейчас позднее, чем он думал, – многозначительно заметил Алекс, наливая себе бренди. – Выпьешь?
– Ты знаешь, что у Пенни не все гладко. Мы должны поддержать инициативу Картера…
– Не желаю поддерживать инициативу Картера.
– Ты понимаешь, о чем я. Согласна, у него мания величия, но Пенни без ума от мужа, а она моя лучшая подруга. Спрашивается: ради чего я их приглашаю? Хочу на нашем примере показать, что такое счастливая семья.
– Вот как? И что же это такое? – тихо пробормотал Алекс, но Тори услышала его.
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – Тори с грохотом поставила на стол тарелки.
– Скажи, Тори, ты счастлива?
– Конечно, странный вопрос. – Она помолчала. – А ты разве нет?
Алекс смотрел в окно на Центральный парк.
– Не знаю. Я стараюсь не думать об этом. – Он отхлебнул бренди и повернулся к жене. – Я, драматург, за семь лет не написал ни одного разумного диалога!
– Не скромничай, дорогой. В агентстве ты лучший текстовик.
– Допустим. Но ты же понимаешь, о чем я!
Тори потеряла терпение:
– Что я слышу? Ты и твои пьесы! Нельзя же, как футбольный кумир из школьной команды, всю жизнь вспоминать тот великолепный матч и свой звездный час!
Посмотри правде в глаза, дорогой. Ты теперь живешь в реальном мире.
– Что ты называешь реальным миром? Рекламу?
«Теперь я нашел кое-что получше, чем „Фэйри“ – это „новый Фэйри“?
– Да! За работу тебе платят неплохие деньги. Я тоже работаю в этом мире, и мне не нравится, что ты всегда презрительно отзываешься об этой работе. Я люблю тебя, Алекс, но ведь в драматургии ты не был Шекспиром, верно? На твоем счету всего восемь пьес, причем ни одна из них не поставлена на Бродвее, а все они вместе продержались на сцене всего четыре недели.
– Четыре месяца!
– В Йеле ты считался самым замечательным и умным драматургом. Но за его пределами? Что-то не видно ни лавровых венков, ни фейерверков.
– Значит, по-твоему, я живу прошлой славой?
– Да! Я только и слышу о том, как ты был счастлив до встречи со мной. Твои пьесы… Лидия… Джуно… И эта ваша идиллия в Париже. Я читала пьесу, над которой ты работал пару лет назад. Она о твоей жизни с этими двумя… мерзавками!
– Ты ее прочла?
– Конечно! Она ведь не была под замком! И я почувствовала, что обречена вечно конкурировать с этими двумя прекрасными призраками из твоего прошлого.
Впрочем, и настоящего тоже, потому что они и теперь не оставляют тебя в покое. Джуно пишет тебе душераздирающие письма о крушении своего брака… Лидия звонит пьяная посреди ночи и рассказывает о своих бедах…
– Ради Бога, остановись. Ведь они мои друзья.
– Они больше, чем друзья! Ты должен что-то предпринять, Алекс. Ты действительно живешь в прошлом.
А я здесь, в сегодняшнем дне, в 1982 году.
– Тори, – вздохнул он. – Я не говорю, что несчастлив с тобой. Но все остальное в моей жизни не складывается. В моей душе пустота, хотя мне тридцать два года.
Пора бы уж либо что-то сделать, либо расписаться в собственном бессилии и смириться с действительностью. Я ухожу из агентства и снова начну писать пьесы.