Это могло объяснить, почему он никогда не слышал о ребенке Сабины. Однако это не означало, что ребенок от него.
— Но почему было не признаться мне, если ты считала, что ребенок от меня? — спросил он.
— Я боялась, что ты поднимешь вокруг этого шум.
Сабина отвернулась к окну и стала смотреть наружу. Алекс выпрямился.
— С какой стати? Мужчины так себя не ведут.
— Каким бы ты ни был легкомысленным с женщинами, — сказала она с оттенком иронии, — я знаю, что вы, горцы… необычайно серьезно относитесь к кровному родству.
— Сабина, хватит играть со мной. — Алекс наклонился вперед и взял ее за руки. — Если ребенок действительно есть, почему ты думаешь, что он мой? Я не поверю, что был твоим единственным любовником.
Она бросила на него недовольный взгляд:
— В то время, когда я забеременела, ты был моим единственным любовником.
— Скорее таким, кого ты считаешь достаточно легковерным, чтобы поверить в неожиданное отцовство.
— Если ты помнишь… — Голос Сабины стал острым как бритва. — Мы две недели не выходили из моего дома. При всей моей изобретательности я бы не смогла в то же самое время завести еще одну интрижку.
Не выходили из дома? Да они и кровать-то редко покидали, разве что затем, чтобы заняться любовью на полу или у стены. Алекс помнил, как вымуштрованные слуги оставляли подносы с едой и напитками за дверью спальни. И все же Сабина вполне могла соврать про время, когда был зачат ребенок.
— Ты поймешь, что это твой ребенок, как только его увидишь, — заявила Сабина, скрестив руки на груди.
Должно быть, она думает, что он примет любого светловолосого ребенка за своего. И все же если ребенок его, то у него были основания прийти в ярость.
— Значит, ты все это время считала, что ребенок от меня! — Алекс повысил голос. — И ничего мне не говорила?
— Я хотела сохранить существование ребенка в тайне.
Алексу захотелось как следует встряхнуть Сабину, так, чтобы у нее зубы застучали. Пытаясь взять себя в руки, он глубоко вздохнул и только после этого заговорил снова:
— Тогда зачем ты рассказываешь мне это сейчас?
— У меня кончились деньги. — Сабина посмотрела на него сквозь ресницы. — Поэтому я должна снова выйти замуж.
У Алекса сердце ушло в пятки, казалось, он даже слышал, как оно там стукнулось. Неужели она хочет, чтобы он признал ребенка и женился на ней? Худшей жены он и представить себе не мог. Ведь Сабина точно такая же, как он сам.
— Я не бедняк, — сказал он, — но и не богач. У меня нет средств, чтобы содержать тебя и ребенка.
На мгновение на лицо Сабины набежала тень, а потом она запрокинула голову и от души расхохоталась.
— Алекс, я не предлагаю тебе жениться на мне! — Она показала рукой за окно. — Ты можешь представить меня живущей в этой глуши?
Если она Эдинбург считает глушью, тогда поездка на остров Скай показалась бы ей путешествием в Аид через реку Стикс.
Сабина промокнула глаза кружевным платочком, все еще трясясь от смеха.
— Найти богатого мужчину нетрудно, на самом деле я уже обручена.
«Моего ребенка будет растить другой мужчина?» Алекс встал и заходил по комнате.
— Трудность в том, что я не могу рисковать, мой жених не должен знать, что у меня был внебрачный ребенок. — Сабина с минуту молчала. — Он щедрый, даже чрезмерно щедрый, но его управляющий слишком серьезно относится к своим обязанностям. Представь, этот мерзавец следит, куда уходит каждый пенс!
— Какое все это имеет отношение ко мне? — спросил Алекс.
— Я боюсь, что если буду продолжать тратить деньги на ребенка, мой секрет будет раскрыт. — Она замолчала и облизнула губы. — Поэтому я привезла ребенка сюда.
Алекс подумал, что ослышался.
— Ребенок здесь?
— Не во дворце, конечно. — Сабина стала обмахиваться рукой, как веером. — Но она здесь, в Эдинбурге.
— Она?
«Боже правый, неужели Сабина говорит, что его ребенок — девочка?»
— Мне говорили, что она… гм… необычный ребенок, — сказала Сабина.
— Тебе говорили?
— Ты же не думаешь, что ребенок жил со мной?
Сабина закатила глаза, как будто ее раздражала его бестолковость.
— Не думаю, — язвительно согласился Алекс. — Иметь под боком ребенка было бы слишком неудобно.
— Не будь дураком! — бросила Сабина. Она вдруг рассердилась. — Мужчины могут растить внебрачных детей, если хотят, но для женщины это было бы катастрофой.
Алекс вынужден был признать, что в ее словах есть доля правды, во всяком случае применительно к Франции. Он спросил:
— Так, где жила твоя дочь?
Сабина пожала изящным плечиком:
— В деревне с одной пожилой парой.
Чего Сабина хочет? Денег? И, чтобы убедить его заплатить, предприняла эту поездку с ребенком?
— Объясни, зачем тебе надо было все это затевать, тащить сюда ребенка?
— Действительно, зачем! — Сабина всплеснула руками и поднесла ладонь к груди. — Это было рискованно, не спорю, но еще более рискованно было бы оставлять ее во Франции.
Наконец Алекса осенило, что Сабина хочет, чтобы он взял ребенка. Он снова стал расхаживать по маленькой комнате, чувствуя себя зверем в клетке.
— Ты говоришь, это девочка?
Он услышал отчаяние в собственном голосе.
— Да, девочка, — подтвердила Сабина безмятежным тоном.
— И сейчас, через столько времени, ты хочешь ее просто сбыть с рук, как одежду, которая тебе надоела?
— Ну зачем такие сравнения?
У Алекса возникло ощущение, будто его выбросило за борт в бурное море и из‑за высоких волн он не видит, в какой стороне берег.
— Александр, ты должен ее забрать.
Он провел пятерней по волосам, продолжая расхаживать взад‑вперед.
— Как ее зовут?
— Думаю… — Сабина отвела взгляд. — Пара, с которой она жила, звала ее Клер.
— Иисусе! Сабина, ты что, даже не дала ребенку имя?
Алекс пришел в ярость, но с таким же успехом он мог злиться на кукушку за то, что она плохая мать. Сабина такая, какая она есть.
Алексу было жаль девочку, матери которой было настолько на нее наплевать. Пусть его собственные родители вечно ругались, он никогда не сомневался, что они его любят. Просто их больше заботило, как бы сделать друг друга несчастными.
— Я содержала ее с рождения, — сказала Сабина. — Теперь ее должен взять ты.
В голове Алекса прозвучал голос Тирлах: «Три женщины попросят тебя о помощи, и ты должен им помочь». Нет, только не это!
— Что я буду делать с маленькой девочкой?
Алекс поднял руки. Сама эта мысль нелепа.
— Ты наверняка знаешь кого-нибудь, кто мог бы за ней ухаживать. — Сабина говорила так, словно речь шла о комнатной собачонке. — Я слышала, твой кузен Йен женился, может быть, он ее возьмет? Если у тебя больше никого нет, ты всегда можешь поместить ее в монастырь.
— В монастырь? — Алекс повысил голос. — Ребенку… сколько ей лет: пять, шесть?
Сабина встала и расправила платье.
— Прежде чем ты решишь ее бросить…
— Я решу бросить?
Не обращая внимания на то, что Алекс ее перебил, Сабина закончила:
— Предлагаю тебе встретиться с дочерью.
Его дочь… неужели это правда, что у него есть дочь?
— Мой корабль отплывает через два дня. — Сабина достала из рукава свернутый листок бумаги и протянула Алексу. — Приходи ко мне по этому адресу, и я отведу тебя к ней.
Сабина направилась к двери. Алекс слышал шуршание ее шелковых юбок, но не отводил взгляда от сложенного листка, который держал в руке.
— И еще одно, Александр. — Сабина остановилась. — Олбани собирается арестовать тебя, как только Д’Арси покинет город.
Глава 21
Шрр, шрр, шрр. По полу пробежала мышь. Клер подобрала под себя ноги. Эта мышь была больше и нахальнее полевых мышей, которые жили у них дома.
Сегодня старушка еще не приносила ей еду, поэтому она и ее кукла проголодались. Бедняжка Мари еще и испачкалась. Будь здесь бабушка, она бы побранила Клер за то, что та плохо заботится о своей кукле. Дедушка специально для нее сделал куклу из соломы и веревки, а потом бабушка сшила для нее красивое платье из лоскутков.
Девочка уткнулась носом в мягкий живот Мари и принюхалась, но запах дедушки и бабушки давным-давно выветрился.
Глава 22
Когда Глинис спустилась к ужину, во главе стола уже сидел мужчина в ризе священника. Он посмотрел на Глинис, глаза у него были точно такого же серого цвета, как ее собственные, но при этом были холодны, как замерзший пруд.
— Да, она действительно похожа на нашу покойную сестру, — сказал он ничего не выражающим тоном.
— Вы мой дядя? — спросила Глинис.
Выросшая в семье, где она ни на кого не походила, Глинис была разочарована отсутствием сходства между ней и тетушкой. В этом высоком худощавом священнике она усматривала сходство, но то, что она видела, ей не нравилось.
— Да, я отец Томас, — сказал он так, словно быть им означало большую ответственность. — Можешь сесть.
Едва Глинис успела присесть, как ее дядя начал читать молитву. Он произносил ее быстро, на одной ноте, и у Глинис возникло впечатление, что его мысли заняты чем-то другим. Закончив молитву, он взял с блюда лучший кусок мяса и начал есть еще до того, как кто-нибудь другой успел положить себе что-то на тарелку.
— Надеюсь, у тебя более покладистый характер, чем был у твоей матери. — Он посмотрел на Глинис с мрачным выражением лица. — Я молюсь, чтобы ты не навлекла на нашу семью еще больше позора.
Он не ждал от нее ответа, и Глинис прикусила язык, чтобы не сказать то, что ему бы явно не понравилось. Ее тетя Пег и дядя Генри, обычно оживленные, в присутствии священника, казалось, поникли, и разговор за столом никак не клеился. В середине ужина отец Томас отложил в сторону нож и объявил:
— Гэвин Дуглас заключен в тюрьму.
Пег ахнула, Генри побледнел.
— Как это так? — спросил Генри. — Ведь он должен был стать архиепископом в Сент-Эндрюсе.
— Его выдвигала королева, а она больше не регентша. Теперь Дугласы впали в немилость.