«Он был твой… Твой…»
– В какой она палате?
– В сорок второй. Налево по коридору и до конца. Норабелль ещё не знает, что потеряла ребёнка. Сейчас лучше не волновать её.
Нет, она знает. Поняла сразу. Но верить Нора будет в лучшее. Разумеется, я не скажу ей. Просто не смогу.
Поднимаюсь на ноги, выхожу из кабинета. Меня шатает, в глазах рябит, и я опираюсь о стену. Галстук душит. Расслабляю его, ощущая, как под пальцами стекают капли пота. Словно под наркозом я преодолеваю расстояние до палаты и захожу внутрь.
Нора лежит на больничной койке. Такая маленькая и беспомощная. На лице живого места нет, на плечевой сустав надет фиксатор, рука и нога закатаны в гипс.
Хочется сквозь землю провалиться. Прямо в ад. В самое пекло. Тлеть там и возрождаться, искупляя свои грехи. Но даже этого будет мало. Не придумали ещё способа, чтобы наказывать за всё, что я натворил и ещё совершу.
Сажусь рядом и беру её за руку. Вижу, как трепещут ресницы, а затем раздаётся тихое:
– Дерек…
Нора открывает глаза и вымученно улыбается мне. Отвожу взгляд.
– Ты здесь.
Она слабо сжимает мою ладонь. Этот жест режет по живому, заставляя сердце болезненно сжиматься. Принцесса была бы в порядке, если бы мы не забрали её. Жила бы своей жизнью, возможно, вышла бы замуж и родила детей. Вполне может быть, что её старик был бы ещё жив.
– Это моя вина.
Голос не подчиняется мне. Он глухой и звучит словно из трубы. Меня затягивает туда, краски вокруг сгущаются. И лишь Нора светится. Светится даже сейчас, лёжа на грёбаной больничной койке. Принцесса рада, что я пришёл. Рада, чёрт подери! Она оказалась тут из-за меня и радуется моему появлению.
– Это моя вина.
– Нет… Что ты такое говоришь? Я сама сделала выбор. Не вини себя. Это же не ты меня столкнул, – Нора скользит взглядом по своему телу, и подавляет вздох. – Не всё так страшно, – изрекает она. – Срастётся.
Нора пытается делать вид, что с ней всё в порядке, но я вижу, насколько сильно она напугана и растеряна. И тем не менее принцесса старается успокоить меня, хотя сама находится в шаге от того, чтобы разрыдаться.
– Это моя вина.
– У тебя шок, наверное, – Нора усмехается. – Это тоже пройдёт. Знаешь, когда Майкл однажды упал с велосипеда и сломал руку, папа несколько дней был сам не свой. Зато Майкл радовался, что можно не ходить в школу. А ещё…
Она рассказывает мне истории из детства, и я понимаю, что мы правда отняли у неё всё. В первую очередь – право самой выбирать, как ей жить и кем стать. У принцессы была нормальная жизнь до встречи с нами. Да, нелёгкая, но в ней были обычные горести и радости. Хорошие дни и плохие. И ни в одном из них Норе не нужно было переступать через себя, убивать или страдать от рук психа.
– Это моя вина, – шепчу настолько тихо, что принцесса даже не слышит.
Жму на кнопку вызова, и заходит медсестра.
– Ты уже уходишь? – встревоженно спрашивает Нора.
– Я приду завтра. И послезавтра тоже. Каждый день. Здесь ты в безопасности. Отдыхай.
Наклоняюсь и целую её в лоб, затем наблюдаю, как медсестра делает принцессе укол. Нору вырубает быстро. Медсестра уходит, и я беру с тумбочки кулон, который подарил принцессе. Если он исчезнет, Нора забудет меня быстрее. Вещи, точнее – воспоминания, связанные с ними, склонны возвращать нас в прошлое. Я искренне хочу, чтобы Нора жила своей жизнью и не думала обо мне. Уехала от нас и стала по-настоящему счастливой. Как в детстве, когда у неё была любящая семья. Пусть создаст свою. Со мной принцессе счастье не светит.
Я больше не имею прав на неё. Разумеется, я не стану её игнорировать или отсылать насильно. Буду присматривать за ней и, если она захочет уйти от нас, сделаю всё, чтобы принцесса начала новую жизнь. Вдали от нас и всех опасностей, что следуют за Савиано попятам.
– Прости меня.
Быстро покидаю палату, клинику и сажусь в машину. Всю дорогу теряюсь в своих мыслях. Перед глазами проносятся обрывки воспоминаний. Меня разрывает на куски от осознания собственной беспомощности. Нора ещё не знает, что потеряла ребёнка. Что с ней будет завтра? Не знаю, мечтала ли она о детях, но это и неважно. Для любой женщины такая потеря – это горе. Сильное и разрушающее.
А для меня? Никогда не хотел детей. В смысле – хотел, но понимал, что мне нельзя их заводить. Ребёнок, родившийся в мафиозной семье, обречён на вечные страдания. Я помню своё детство и юность. Никому не пожелаю подобного.
Но сейчас…
Ударяю по рулю, жму на тормоз и съезжаю на обочину. До дома осталось всего ничего, но я не могу заявиться туда в таком состоянии.
Вываливаюсь из машины, отхожу в сторону поля и ору. Не ору даже, а вою. Как раненое животное, загнанное в ловушку. Грудную клетку печёт, и я разрываю рубашку, рванув пуговицы. Стаскиваю галстук и бросаю в траву. Достаю пистолет. Выстрелы гремят, раздирая ночное небо. Когда пули заканчиваются, опускаю руку и обессиленный возвращаюсь к автомобилю.
До особняка добираюсь, подгоняемый лишь одним чувством – лютой яростью. С порога набрасываюсь на Эда и на глазах у всех заряжаю ему прямо в рожу. Но Эд не отвечает мне тем же. С помощью Альберто тащит меня в кабинет, выключает камеры и долго мне что-то втирает. Что именно – не знаю, я не слушаю его. Сижу, уставившись в пол. Меня ничего сейчас не волнует. Не трогает.
Минуты перетекают в часы, а я всё не двигаюсь.
– Дерек, ты слышишь меня?
Мотаю головой и наконец поднимаюсь на ноги.
– Куда ты? Дерек, стой.
Дверь.
Коридор.
Спальня.
Щёлкаю выключателем и осматриваюсь. Каждый угол, каждая деталь напоминает о том, сколько счастливых моментов я провёл здесь в объятиях принцессы.
Снести всё к херам.
Под ноль.
В пекло.
Я не смогу спать на этой кровати. Хотя сегодня я вообще не смогу спать.
Переворачиваю кресло, достаю нож, исполосовываю обивку, затем ударяю по креслу руками и ногами. Не останавливаюсь, пока не разламываю его в щепки.
Сбрасываю пиджак и разодранную рубашку и переключаюсь на кровать. Чем больше я крушу, тем меньше остаётся сил думать. В общем-то, я на это в данный момент уже и не способен.
Прихожу в себя, стоя на коленях посреди разрушенной спальни, и дрожу от пробирающего озноба. Картинки перед глазами больше не мелькают, но в ушах звенит Норин смех, а в мыслях застыло её улыбающееся лицо.
Я говорил, что не умею любить. Это неправда. Я умею.
Но любовь… истинная, неэгоистичная, такая, когда ты готов отпустить несмотря на то, что тебя раздирает на части, – это больно.
Нора не просто мой свет. Незаметно для меня она стала моим кислородом. И сейчас я не могу дышать. Решение отпустить её – самое сложное решение в моей жизни.
Смогу ли я не сорваться? Не уверен.
Но я постараюсь.
Ради неё.
Грешник
«Настоящий мужчина хочет двух вещей: опасности и игры. По этой причине он хочет женщину, как самую опасную игрушку»
Фридрих Ницше
Глава 1
– Я так рада, – произносит она с натянутой улыбкой.
– Рада? – вторю монотонно, обескураженный этой фразой.
– Да, – принцесса энергично кивает, усиленно изображая счастье. – Рада вернуться домой. В клинике было ужасно скучно. Спасибо, что приходил каждый день.
Она тянется к моей щеке, оставляет на ней лёгкий поцелуй, а затем вздыхает.
– В чём дело, Дерек? Ты не прикоснулся ко мне ни разу. Я не развалюсь от настоящего поцелуя, – Нора проводит здоровой рукой по моим волосам. – Может, наоборот, быстрее поправлюсь.
Сцепляю зубы, крепче сжимаю руль и продолжаю смотреть на дорогу. Да куда угодно, только бы не на Нору. Мои походы к мозгоправам не увенчались успехом, я всё так же повёрнут на принцессе, мне трудно держаться отстранённо, когда она рядом. Сегодня её выписали, и я везу её в особняк Савиано. Она сама захотела. Хотя я предлагал ей отправиться в более спокойное место.
На моё предложение Нора ответила, что не променяет октябрьский листопад ни на один из песчаных курортов. Сказала, что даже на костылях будет гулять по саду и пинать листья загипсованной ногой. В этом вся принцесса. Как упрётся рогом – хрен переубедишь. И я люблю её в том числе и за это качество. Только вот она пока даже на костылях передвигаться не может. Не позволяет сломанная рука. Да и сустав всё ещё даёт о себе знать.
– Ты меня совсем не замечаешь. Смотришь, а будто сквозь, – она снова вздыхает. – У тебя кто-то появился? Лучше скажи сразу.
Если совру, Нора быстрее забудет меня и начнёт жизнь с чистого листа. Но я не хочу делать ей ещё больнее, поэтому говорю правду:
– Нет, у меня никого нет.
– Тогда в чём…
Сигналю трижды, обрывая её очередной вопрос, и ворота распахиваются. Они бы и так открылись, однако я не настроен сейчас на разговор.
Ребята выгружают из машины кресло, и я помогаю Норе усесться в него, затем завожу её в дом.
– Лестница… – шепчет она, стоит нам пересечь холл.
– Я подниму тебя. А скоро уже сама сможешь.
Нора вымученно улыбается, когда я беру её на руки. Заношу принцессу в её комнату, опускаю на кровать и укладываю на гору подушек, помогая принять полусидячее положение.
– Кресло сейчас поднимут. Рядом с тобой постоянно будет горничная, а первые две недели ещё и медработник. У дверей охрана. Если что-то случится, зови меня в любое время. Телефон при тебе.
Хочу уйти, но Нора удерживает меня за руку.
– Скажи мне, что случилось? – она смотрит так доверчиво, что меня буквально на куски рвёт. – У нас всё хорошо?
– Нет никаких «нас», Нора. Мы больше не можем быть вместе.
– Но почему? Я теперь недостаточно идеальная для тебя?
В её глазах дрожат слёзы. Хочется обнять и утешить, но я убираю свою руку и холодно произношу:
– Не говори глупостей. Я уже объяснял тебе – почему.
– Да, я помню. За полторы недели, в течение которых ты твердил это, успела выучить дословно. Ты винишь себя, что не смог уберечь меня. Думаешь, что я пострадала из-за тебя. Боишься, что рядом с тобой мне грозит опасность. И с какой-то радости вбил себе в голову, что опасность эта исходит именно от тебя. Но, Дерек, это же абсурд! – принцесса вскидывает здоровую руку. – Ты не виноват ни в чём. Не ты столкнул меня с лестницы, а Дебора. Ты не заставлял меня ехать к Карлосу, наоборот, отговаривал. Во всём, что случилось, только моя вина. Мой выбор.