Скользнула ниже. По широким запястьям, царапнула по массивному браслету часов. По тыльной стороне ладони и длинным довольно крупным пальцам, которые как будто дрожали. Наташа подняла ресницы и... отшатнулась. Что-то такое было в лице свекра, что она сразу поняла - ему было совершенно не по душе то, что она творила. Его зубы были стиснуты так, что под кожей перекатывались желваки. Глаза потемнели. В них появилось что-то демоническое, потустороннее и пугающее. Застывшую на лице маску ни капельки не смягчала даже детская ямочка на покрытом густой щетиной подбородке, которая смотрелась там трогательно и совсем неуместно.
Позвоночником пронеслась дрожь. Наташа спрятала руку за спину и медленно сглотнула огромный ком, застрявший в горле. То ли от непонятного волнения, то ли еще от чего-то, неизведанного и пугающего - её дыхание стало поверхностным и неглубоким.
- Извините... Я, кажется, опять что-то не то сделала, - прошептала она, облизав вмиг пересохшие губы. Во рту вообще было сухо, как на Марсе. Или... на Марсе уже нашли воду?
Господи, о чем она думает?
В воздухе запахло горелым. Видимо, её свекор тоже это учуял. Он медленно моргнул. Белесые, но необычно длинные ресницы легли на щеки, скрывая от неё кипящую бездну его взгляда. Он медленно отвернулся и снял с огня сковороду. Так же медленно выключил плиту. И застыл в профиль.
Что же ты наделала, бестолочь? Очевидно, что-то не то. Нельзя было его так... трогать. Может быть, ему неприятно, или еще что-нибудь. Да и с чего ему будет приятно? Глупость какая...
- Можешь расставить посуду? - хрипло спросил мужчина.
- Да! - обрадовалась возможности занять руки Наташа.
Потом они ели. В тишине. Наташа отправляла в рот кусок за куском и все ниже склоняла голову. На нее как будто что-то давило. Но она не могла определить природу своих эмоций. А ведь это была обычная, свойственная любому человеку неловкость.
- Какие планы на вечер? - наконец спросил Громов.
- Вечер? - удивилась Наташа, наконец, отрывая взгляд от тарелки.
-Ты долго спала.
Долго спала... Ах, да... И снова в ушах слова Максима... Макса. Так ей представлял друга муж. Наташа растерла грудь, но тянущая боль не отступила. И захотелось снова, как в ракушку спрятаться в дебри своих странных нейронных реакций.
- Наташа? - вернул девушку в реальность свекор.
- Я... не знаю. Возможно, мне нужно вернуться к работе.
- Я не о том.
-А о чем?
-Ты все еще хочешь поехать к Кириллу или, после всего...
- Нет! Нет, я... хочу. Наверное...
Хотела бы она говорить с большей уверенностью, но не могла. Ей вообще было сложно разобраться в чувствах и желаниях. Обычно в таких случаях ей помогал блокнот. Наташа рисовала всякие только ей понятные схемы, чтобы как-то систематизировать и упорядочить хаос в своей голове. Это здорово помогало. Может быть, и в этот раз ей стоило построить какую-то логическую цепочку. Разобрать ситуацию по косточкам. Но, как бы ни было - это будет больно. Чтобы это понять - никаких схем не надо. Сердце сжалось. Наташа поморщилась. И снова качнулась на стуле взад-вперед.
Как было бы хорошо, если бы все стало как раньше!
И Глеб Николаевич молчал. Ничего ей не подсказывал. Обычно она бы порадовалась такому. Наташа с большей охотой участвовала в общении, когда она сама это выбирала, а не когда ее побуждали, а тем более заставляли. Девушка была очень благодарна свекру за то, что тот на неё не давил. Но сейчас она почему-то очень хотела, чтобы он что-то сказал. Переложил на себя ответственность за ее, Наташи, действия. Так странно... Может быть, дело в его руках?
Господи! Да причем здесь руки?
- Ты ему ничего не должна! - вдруг резко заметил Громов, как будто почувствовав, как это ей сейчас нужно. - Он поступил, как скотина! И то, что Кирилл сейчас в реанимации, никак не отменяет этого факта.
Вот только говорил он совсем не то, что Наташа вообще когда-нибудь могла предположить. Это ведь его сын. Он должен быть в любом случае на его стороне. Или... не должен? Она совсем запуталась. И снова, не замечая - качалась туда-сюда. Слишком много всего случилось за такой короткий срок. Наташа не успевала привыкнуть. Эмоции одна за другой атаковали сознание и совершенно сбивали с толку. Тут бы кто угодно умом тронулся.
- Нет. Я поеду. Он ведь мой муж. Я люблю его... - прошептала в итоге, ухватилась за эту мысль, как голодный пес за брошенную наземь кость. Да. Она замужем, пусть и не венчана. А значит, навсегда! Навсегда с ним связана. И что бы ни было, она должна чтить своего мужа. Так бы сказал отец Леонтий - настоятель храма, в котором Наташа пела. Нет-нет, на исповедь она не ходила ни разу. Стоило ей только представить, как это могло бы быть - на нее тут же нападал ступор. Но иногда краем уха Наташа слышала, как тот наставлял других прихожанок...
Ей просто нужно с этим как-то справиться. Может быть, даже сделать вид, что она ничего и не знает. Да только как? Если играть она отродясь не умела? Что же так больно, господи?!
Наверное, она плохо старалась! Кирилл был хорошим парнем. Веселым, добрым - он никогда над ней не смеялся и не говорил, что она странная. Наташа тяжело сходилась с людьми, но однажды впустив их в сердце - вычеркнуть уже не могла. Прикипала. Сплавлялась. Как будто корнями врастала. А потому, наверное, могла что угодно простить. Лишь бы только ее не оставили те, кто стал так дорог.
Наташа оправдывала мужа. Видит бог - с ней очень сложно. Не каждый выдержит, и вообще... Она ведь была неправильной. Даже в сексе - все время делала что-то не так. Была слишком навязчивой. Кажется... кажется этим словом Кирилл ее охарактеризовал. Это только кажется, что люди, подобные ей- бесчувственные. На самом деле это неправда. Да, кто-то был асексуален. Наташа читала о таком на каком-то из форумов для людей с синдромом Аспергера. А кто-то, из-за сенсорных особенностей, наоборот, нуждался в таком контакте и получал от него большое удовольствие.
-Тогда собирайся. Я тебя отвезу.
Наташа кивнула и пошла к себе. В доме Громова ей было все еще тревожно, но гораздо лучше, чем в той же больнице, или в тех квартирах, что они снимали с мужем. Тогда она не понимала, почему они были вынуждены так часто переезжать. Умоляла Кирилла остановиться. Срывалась и плакала. Да... наверное, только она сама виновата в его измене.
Тревожность не отступала, и все силы Наташи уходили на то, чтобы просто не упасть на пол и не заорать в голос. Вот бы Глеб Николаевич удивился. Слава богу, пока у нее получалось держать себя в руках. Правда, на то, чтобы поддерживать беседу - не оставалось сил, а потому всю дорогу до больницы Наташа молчала, то и дело возвращаясь взглядом к заворожившим ее рукам.
Глеб Николаевич вел машину небрежно, но аккуратно. В его огромных ладонях руль выглядел будто игрушечным. Иногда одна ладонь свекра соскальзывала и ложилась на рычаг, а потом снова возвращалась на место.
Наташа вдруг поняла, что Кирилл совсем не похож на отца. В нем вообще от него ничего нет. Ни единой черточки.
- Нравится машина? - спросил Громов, паркуясь.
- Нет. То есть... она красивая, но не в этом дело.
-А в чем?
Наташа смутилась и молча повела плечами. Уж лучше так, чем опять ляпнуть какую-нибудь глупость. Но Глеб Николаевич не отпускал ее взгляд.
- Что? Что-то не так?
Тоже странно. У кого-то другого она бы не решилась это спросить. А к нему... какое-то абсолютное доверие установилось, стоило только впервые поймать его спокойный, уверенный взгляд.
- Все так. Я просто хотел сказать, что бы там ни случилось - у тебя есть я. Ты не одна. Понимаешь?
Наташа удивленно кивнула и улыбнулась робко. Наверное, благодарно. Она не гадала, что Громов имел в виду, не задумывалась о его мотивах и доподлинно не знала, какой смысл он вкладывал в свои слова. Как бы там ни было - они значили для нее очень много. Глеб Николаевич поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее скуле. Невольно Наташа потянулась за лаской. Накрыв его руку своей ладонью, потерлась щекой о пальцы, но тут же резко отпрянула.
Низом живота пронеслась серия сладких болезненных спазмов.
Глава 9
Пока Наташа сидела над мужем в палате реанимации, сам Громов курил. В пролете между этажами. Прямо под табличкой, запрещающей это делать. Дым дерьмовой сигареты, которую он стрельнул у не теряющего жизнерадостности мужичка на костылях, неприятно царапал горло. Но Глеб жадно тянул еще и еще. Будто себя наказывая.
Успокоиться. Ему нужно было успокоиться. Но как? Если кажется, что этот день решил испытать его на прочность по максимуму? Нащупать его пределы? Видит бог, он не был пай-мальчиком. Наташа и без того не выходила из его головы, из сердца... из грязных порочных мыслей. Грязных - не для него. Громов считал, что в любви нет этому места. Да только с широтой его взглядов, наверное, мало кто согласился бы. В том обществе, что они жили - так точно. А значит, и сама Наташа могла считать их... непозволительными.
Громов затянулся так, что измочаленный фильтр обжег пальцы. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, о чем он мечтал, когда она гладила его руки. И что это было вообще? Разве можно так издеваться над живыми людьми? Он внимательно за ней наблюдал, глуша в себе дикое, скручивающее желание, пытаясь понять - что для нее самой означают эти поглаживания? Что творится в ее мозгу? Какие логические цепочки выстраиваются? И зачем она вообще это делает, имея непереносимость чужих прикосновений? Да-да! Он о ней все разузнал. Наплевав на собственный изначальный план - делать это вместе и шаг за шагом. Наверное, это был действительно лучший вариант. Честный - по крайней мере. Да только не в их случае с Наташей.
Ларка ошибалась. Она не была умственно отсталой. Она была... особенной. В раннем возрасте ей диагностировали синдром Аспергера. Легкое отклонение аутического характера, поддающееся коррекции. Громов перечитал об этом диагнозе все, что только можно найти. Он изучил карту Наташи и встретился с ее психиатром. Не для того, чтобы выведать о чем-то за ее спиной. Хотя раньше и это бы его не смутило. Но для того, чтобы держать все под контролем. Помочь ей. Обеспечить максимальный комфорт.