Громов припарковался у дома. Развернулся к ней всем корпусом:
- Я ничего такого о тебе не думаю. Все это дерьмо, что я на тебя вывалил за последние дни... Оно не потому, что я хочу тебе что-то объяснить.
- А почему? - ее голос стал еще тише. Руки на бедрах замерли.
- Потому что я не могу это держать в себе. Мне нужно понять... Нам нужно. Пойдем! - скомандовал он, отстегивая ремень и обходя машину, чтобы открыть перед ней дверь.
До квартиры добрались быстро. Наташа тут же спряталась в ванной, а Глеб пошел переодеться. Он второй день кряду задвигал на работу, но кого это волновало? Сейчас он не мог уехать. Хотя бы потому, что она обещала спеть.
Когда мужчина вернулся в кухню, Наташа суетилась у холодильника. Доставала что-то, обнюхивала, то возвращала назад, то выставляла на стол. Неужели и правда вздумала что-то готовить?
- Что ты делаешь?
-Торт... - оглянулась она. - Или вы тоже не любите сладкое?
Громов даже под дулом пистолета не смог бы потом ответить, что на него нашло в тот миг. Что подорвало вконец. Затуманило разум. В три шага преодолев разделяющее их пространство, он встал у нее за спиной, обхватил ладонями хрупкие плечи... и замер в нерешительности. Стоял глупо. Не позволяя ей пошевелиться, но и ничего больше не предпринимая. Дышал ею. Жадно, как будто кто-то мог её у него отнять, и он стремился впрок запастись кислородом. Опустил голову. Почти коснулся носом ее волос. Сейчас немного выгоревших на солнце, и оттого отливающих рыжинкой. Сместил ладонь, обхватив ее шею. Впитывая в себя Наташин бешено бьющийся пульс.
Момент, острый, как лезвие стилета. Убийственный какой-то...
Она повернула лицо в профиль. Так что стал виден ее чуть курносый нос и дрожащие на щеках ресницы.
- Какая ваша любимая песня?
-Что?
- Какая ваша любимая песня? Что вам спеть? Какую музыку вы слушаете?
Соберись, Громов. Сделай что-нибудь. Разряди момент - сейчас ведь рванет!
Какую музыку? Что ей сказать? Вряд ли она споет то, что он слушает...
- Я не знаю... Coldplay?
- Правда? - почему-то улыбнулась. А что, она думала, он слушает? Киркорова? Может быть, таким старикам, как он, только и оставалось это чучело в перьях? Он не успел додумать. Не успел... Потому что она запела. Так, как была. В полупрофиль к нему. И он мог слышать не только взрывающие мозг слова. Но и мог чувствовать, ее голос... Как он зарождается внутри, как взлетает вверх, опускается почти в шепот и вновь взмывает... такой чистый. Такой сильный. Омывает его океаном. Обволакивает, проникает в каждый уголок души. И уже не важен смысл, хотя и этого там полно... Её дыхание. Она. Только это имеет значение. Глеб зажмурился. Сжал руки сильнее. Сам почти не дыша. Будто и сам полетел вместе с птицами, о которых Наташа пела.
Flock of birds - Hovering above - Just a flock of birds
That's how think of love...
(Стая птиц, парящая в вышине. Просто стая птиц.
Вот, как ты думаешь о любви)
В какой-то момент она высвободилась из его рук. Или он почувствовал, что ее как птицу... нужно отпустить, и сделал это сам, не смея задерживать? Она отступила, подняла руки. Взмахнула ими и стала покачиваться в такт. Ресницы лежали на щеках - она не смотрела на него, полностью погрузившись в песню.
Fly on, ride through - maybe one day I can fly with you - Fly on.
(Лети, двигайся, может, однажды я полечу рядом с тобой. Лети!)
Голос стих. Несколько долгих-долгих секунд никто из них не смел нарушить установившуюся в комнате тишину. Потом Наташа качнулась с пятки на носок и, отведя глаза в сторону, заговорила:
- Жаль, не на чем подыграть... Дома у меня было старенькое пианино.
- И где оно сейчас? - сглотнул Громов, не припоминая, чтобы видел инструмент, когда они выносили из дома вещи.
Наташа пожала плечами:
- Не знаю. Мы перевезли его в свою квартиру, после свадьбы. А когда Кирилл... продал ее...
- Наташ...
- Сказал, что нет времени возиться с этим гробиной. Мы вообще оттуда почти ничего не забрали... Так что...
- Девочка моя нежная, маленькая моя... - прошептал Громов, подходя к ней вплотную и снова обнимая. И замолчал.
И она замолчала. Не вырывалась. Но и не обнимала его в ответ. Это продолжалось бесконечно. Мир сузился. Время исчезло. Они застыли в одной точке. Обнуляя все, что было до. И не думая о том, что ждет в будущем. Все понимая друг о друге. Без слов.
- Я все понимаю, Глеб Николаевич. Все, что вы мне хотите сказать насчет Кирилла. И правду вашу не отрицаю.
- Но у тебя есть своя? - улыбнулся с сожалением ей в волосы.
- Простите...
- Тебе не за что извиняться. И не подумай... Я не собираюсь на тебя давить. И то, что я к тебе испытываю... это ведь мои проблемы, так? Я справлюсь. Только... разреши мне просто быть рядом!
- Я не знаю...
- Но почему?
И тогда она впервые на него посмотрела:
- Потому что то, что я испытываю к вам... может меня поколебать. И я не думаю, что смогу себе это простить.
Он судорожно сглотнул. Кадык дернулся по небритой шее. Глеба разрывало на ошметки. Он много раз видел, как это бывает. Когда подрываешься на растяжке. Сейчас с ним происходило что-то вроде этого. Он был в ужасе от того, на что Наташа себя подписала. Он замирал от счастья от того, что она не оставила больше сомнений. Любит. Она его любит. Да.
- Вляпались мы, выходит, - просипел он.
- Выходит, - засмеялась звонко, но все равно сквозь слезы.
-А знаешь, что?
-Нет...
- Давай твой торт печь. День рождения у меня, как ни как. Да и сладкое я люблю.
- Правда?
- Угу. А пианино мы твое найдем.
- Глеб... - вскинула взгляд и осеклась, так и не присоединив к его имени привычное отчество. А он коснулся губ пальцами, заставляя замолчать.
- Все равно найду.
- Спасибо... - прошептала в ответ, накрывая его пальцы на её щеке ладонью.
А потом они в полной тишине готовили Наполеон. В четыре руки смешивали ингредиенты, взбивали их в миске откуда-то взявшимся блендером. Тонкие коржи раскатывал сам Громов под ее удивительным и таким внимательным взглядом. Непонятно, кто и для кого пек тот торт. Но процесс нравился обоим. И было плевать, что им предстояло еще многое обсудить. Например, то, как они будут жить дальше? В тот вечер и так было много сказано. Ни Глеб, ни Наташа не хотели продолжать разговор. Сейчас он бы все испортил. Эту уютную тишину, нарушаемую лишь звоном посуды да легким гудением вытяжки.
Последний корж Наташа раскрошила и посыпала готовый торт.
- Ему бы постоять. Пропитаться, - первые слова, после долгого-долгого молчания.
- Пусть постоит. В холодильнике, да?
- Угу...
- А пока... - неуверенно переступил с ноги на ногу Громов, - тебя отвезти к Кириллу?
Наташа не торопилась с ответом. Убрала в шкафчик муку. Смела со столешницы мусор и, ухватившись за край, уставилась в окно. Глеб не понимал, почему она медлила, но не торопил. Просто смотрел на нее, подперев плечом большой двух дверный холодильник. Девушка стояла в полупрофиль. Льющийся из окна свет подчеркивал ее изменившуюся фигуру. Омывал округлый живот. Так странно. Она такая тоненькая... И живот. Он волновался об этом. Как все пройдет? Не слишком ли для нее еще и беременность? Но Наташа вроде неплохо справлялась, хотя и пугала его порой. Ведь они и правда обращались в больницу еще четыре раза. С кровотечением. Вот это было настоящим испытанием. Глеб теперь как никто понимал своего свихнувшегося шефа.
- А знаете, что? Давайте сделаем выходной.
Громов сглотнул очередной ком. Но он не мог не переспросить:
-Ты уверена?
- Да. Да... Я поеду завтра. А сегодня мы отметим ваш праздник. Если у вас нет других планов...
- У меня нет.
- Хорошо. Тогда, может быть, нам стоит приготовить еще что-то кроме торта, - улыбнулась Наташа.
Он пытался отыскать в ее взгляде сомнение. Правда, пытался. Не хотел, чтобы она в угоду ему переступала через себя. Но сомнений не было. Наташа действительно решила подарить ему одному этот день. И пусть впереди неизвестность... Пусть потом, не завтра... они подчинятся чувству долга. У них будет этот день. И будет надежда.
Глава 19
Самым сложным было разобраться в том, что происходит. А может, она это сразу поняла? И сложно было смириться? Утрясти в голове? Да. Наверное, так. Она боялась. Так сильно боялась, что закрывала глаза на очевидные факты. Лежащие на поверхности факты, которые Наташа отказывалась замечать. Сделать так - признать, что твое прошлое было ошибкой, что ты обманывалась во всем. Даже в собственных чувствах. Или опять же - сама в них не веря, закрывала на то глаза.
Трусиха!
Громов пошевелился. Наташа приподняла голову, вдруг осознав, что у него, наверное, затекло все тело. Но он не позволил ей отстраниться. Накрыл затылок огромной горячей рукой, и ей ничего не оставалось, как вернуться в прежнее положение. Опустить голову на крепкую рельефную мощную грудь. Он этой грудью как стеной её отгораживал. От всего плохого, от любой боли и малейшего дискомфорта. Она не могла этого не заметить. Он постоянно был начеку. И он был всем, о чем она только мечтала. Спокойным. Волевым. Заботливым. Самодостаточным и терпеливым. Время, проведенное с ним, было самым счастливым. Наташе давно не было так хорошо. Или даже никогда не было. Так спокойно, так тихо, так... звеняще-радостно. Может быть, это неправильно! Но... ей было нужно на кого-то опираться. Ей был нужен кто-то, ради кого ей бы хотелось выбираться наружу! Тот, кто не стыдился бы её и любил такую, как она есть. Странную, нелепую, диковатую...
Кирилл таким не был. И, наверное, осознав это в какой-то момент, Наташа снова замкнулась. А дальше все только усугублялось. Их недопонимание. Её одиночество, спасаясь от которого она невольно уходила в себя, отдаляясь от мужа все дальше и дальше. Наташа не винила Кирилла в том, что он бежал в объятья других... Умом она понимала, что это было неизбежно. Она вообще так много об этом думала... Пыталась найти ответ, когда, в какой момент все испортилось? Когда однажды муж отстранил ее руки, назвав навязчивой? Когда он раз за разом одергивал ее на людях и стыдливо отводил взгляд? Или когда вообще перестал звать с собою? Но правда была в том, что они изначально были не парой. Кир не мог дать ей того, в чем она на самом деле нуждалась. Не мог положить себя на алтарь любви. Потому что он сам в ней нуждался. В нем не было той силы, той бесконечной стойкости, которая бы позволила любить другую, не такую, как все, девушку. Он думал, что это легко, но оказался совсем не готов к действительности. Просто переоценил свои силы. Это не делало его плохим. Это делало его неподходящим. Их брак был ошибкой. Однако Наташа никогда бы себе в том не призналась. Просто не нашла бы сил. Тогда бы ей пришлось что-то менять. А она терпеть не могла перемены.