сердцем. Смерть стала для него избавлением. А новая жизнь, которую Наташа сжимала в руках - продолжением прерванного полета. Он умер в присутствии матери, жены, дочери. И... отца, которого слишком поздно узнал.
В день похорон шел дождь. Было много народу. Отпевание, кладбище, поминки... А Наташа только- только выписалась из роддома. Когда они вернулись домой, сил не осталось даже у непоколебимого Громова. А Наташа... Наташа просто свернулась на кровати калачиком и вообще перестала на что-либо реагировать. Её как будто выключили из розетки. Тогда Глеб не даже не догадывался, как надолго затянется это её состояние. Он просто забрал малышку и вышел к Лариске, которая за каким-то чертом поперлась с ними.
- Дай мне, - прошептала она, забирая из рук Глеба Ниночку. - Какая кроха... Пушинка... Чудесная, правда?
- Да, она красавица.
- Может быть, мне забрать её? Как думаешь? Эта-то не слишком адекватная. Ты ее видел?
-Ты опять начинаешь?
- А что? Она даже на Ниночкин плач реагирует не всегда! Угробит еще ребенка...
- Наташа в шоке. Умер ее муж. Как ты вообще можешь такое говорить, Лара?
- Муж?! У меня сын умер! Сын! И, как видишь, я все еще на этой планете! А на какой планете наша невестка?
- Прекрати! Она прекрасно справляется с Ниной. Происходящее просто подкосило ее - вот и все. Но, твою мать, делай скидку на ее особенность!
- Знаешь что, Громов?! Я уже потеряла сына, и не дам ей угробить еще мою внучку!
- Её никто не собирается гробить! Послушай себя! А лучше поезжай домой. Тебе тоже не мешало бы отдохнуть. Нам всем не мешало бы.
В тот вечер Лариса не слишком противилась и действительно поехала к себе. А Громов всю ночь возился с малышкой, менял памперсы, прикладывал к Наташиной груди, носил столбиком, чтобы дочка срыгнула.
Дочка... Да! Так было правильно.
О том, что дело плохо, Громов понял, когда Наташа к ним не вернулась ни через два дня, ни через три. Ему как раз позвонил Каримов и, не сдерживая эмоций, проорал, что у него родился сын. Глеб что-то пробормотал, приличествующее случаю, и хотел уже свернуть разговор, когда начальник спросил:
- Глеб Николаевич... Ты мне расскажешь, какого черта происходит?
Глеб почесал в затылке. А почему, собственно, не рассказать? Тем более что разрываться и дальше между работой и заботой о Нине он просто не мог. Ему действительно был нужен полноценный отпуск.
- Да так, Амир Шамильевич. Сына я потерял на днях. Ты родил, а я вот... не уберег. А еще у меня внучка родилась. Я, как бы это сказать, с ней на хозяйстве. Больше некому. Отпустишь на месяцок? Или сразу на увольнение заявление писать?
-Ты совсем ебанулся? Я тебе напишу!
- Из Америки достанешь?
- Надо будет - достану. Ты гуляй, сколько понадобится. И это... решай все. Жизнь одна, мать с ней, с работой.
- И то так.
- Помощь нужна?
- Разве что менять памперсы. Да у тебя и у самого такое счастье. Так что помощник из тебя - так себе.
- Справишься?
- А то как? Отступать мне некуда. Бывай, Шамильевич. Позвоню, как все утрясется. Береги девочек и сына. Самое дорогое они. Вот так и понимаем, что важно...
Отпуск Громову очень пригодился, потому что прошло еще две недели, а Наташа так и не вернулась ни к нему, ни к дочери, ни в себя. И тогда стало по-настоящему страшно.
Глава 22
Так не могло продолжаться. И не только потому, что Нина нуждалась в матери, а он - в своей женщине. Но еще и потому, что состояние Наташи становилось невозможно скрывать от окружающих. От той же приходящей постовой медсестры, или Ларки, которая не оставляла их в покое ни на минуту. Глеб отчетливо понимал, что та спала и видела, как заберет малышку у матери. Ларисе нужен был только повод. Никто бы ей, конечно, девочку не отдал, но нервы она им всем могла потрепать хорошенько.
Глеб голову сломал, не зная, как ему поступить! Даже когда Наташа вставала в туалет, на них с дочкой она абсолютно не реагировала. Громов заставлял ее есть, убеждая, что иначе пропадает молоко - она нехотя ела. Даже когда он прикладывал Нину к груди - Наташа смотрела, будто сквозь нее. Будто для нее больше вообще не существовало реальности, в которой они с Ниной были. Чаще всего Наташа отворачивалась к окну и часами разглядывала качающиеся на ветру макушки каштанов.
Для Глеба те две недели стали самыми тяжелыми в жизни. Он жилы рвал, он старался, он делал все, что ему рекомендовали психиатры. Он, стиснув зубы, вытаскивал ее снова и снова, как ей и обещал. Он просил, он умолял, он ругался и угрожал. Он испытал все возможные методы. И раз за разом терпел поражение.
Глеб Громов впервые проигрывал бой. Бой, который, по насмешке судьбы, оказался для него самым важным.
- Понимаете, у нее нет стоящего мотива вернуться... - утверждал доктор, которого Громов уже начинал ненавидеть.
- Что вы имеете в виду?
- Она закрылась после сильного стресса. И мне кажется, что если что-то и сможет вернуть ее назад - то еще одна сильная эмоциональная встряска.
- И что же это может быть?
- Понятия не имею. Обычно таких людей может мотивировать угроза жизни или здоровью, но в вашей ситуации я даже не знаю...
Глеб выругался под нос и положил трубку. В колыбели завозилась Нина. Закряхтела, наморщила угрожающе личико. Громов склонился над кроваткой, протянул руки к девочке. Но замер от пришедшей в голову мысли. Малышка нахмурилась еще сильнее. Уже разгладившееся после родов личико пошло красными пятнами негодования. Обычно Глеб предугадывал любые желания крохи, и тут нисколько не сомневался - она голодна. Но в тот раз мужчина не стал торопиться. Напротив. Усилием воли заставил себя обождать. Убрал руки. Пододвинул колыбель поближе к лежащей на кровати женщине, а сам тяжело опустился на тумбочку.
Нина недовольно замяукала. Взмахнула ручками, случайно ударив себя по носу. Крохотные губки обиженно поджались. Малышка пискнула. Раз, другой... Раньше бы Глеб тут же её подхватил, утешил, но не в тот раз. Нина плакала все громче и громче. Захлебывалась, заходилась плачем. И если бы в тот момент Громов мог позволить себе слабость - он бы рыдал вместе с ней. Вот только кому-то в их компании нужно было оставаться сильным. Глеб опустил веки и пальцами надавил на глаза. Ему было физически больно от того, что происходило. В груди жгло каленым железом. Нервы завились в стальные пружины - того и гляди - рванет. Он едва мог это все выносить. Нина слабела от крика, а Наташа все так же безучастно смотрела в окно. А у него в затылке стыло от страха и смертельного липкого ужаса.
Ведь если и это им не поможет, то что тогда?
В какой-то момент плач Нины стих. Она зашлась - и не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. С мучительным стоном капитуляции Глеб потянулся к дочке, но его опередила Наташа. Вскочила, пошатываясь, в недоумении поглядывая по сторонам, схватила малышку на руки. Прижала к себе.
Он наблюдал за происходящим не дыша. Кажется, вообще забыв, как это делается. Только бум-бум-бум в сердце напоминало о том, что он все еще жив в отсутствие всякого кислорода. Может быть, потому, что она стала им.
Руки Глеба дрожали, и он стиснул их в кулаки, не отрывая полыхающего взгляда от своей девочки. А Наташа, напротив, отводила глаза. Дернула вниз бретельку домашней майки и приложила дочку к груди. Нина сосала с жадностью, всхлипывала и захлебывалась, а Наташа... Наташа смотрела на нее так, как будто никогда до этого и не видела. А может быть, так и было?
Глеб разглядывал её и молчал. А она опускала голову все ниже, прячась за волосами, и гладила дочь по бледной сахарной щечке.
- Она уснула, - прошептала через некоторое время.
-Да...
Наташа окинула взглядом комнату, наткнулась на колыбель и осторожно переложила в нее малышку. Глеб встал. Наташа застыла изваянием, и только её ладони скользили по бедрам - туда-сюда. Громов подошел вплотную. Обнял ее со спины. Его ладони все так же дрожали, и Наташа, наверное, это чувствовала.
- Мне нужно в душ, - прошептала, впрочем, не делая попыток освободиться.
- Хорошо, - согласился Глеб, тоже не отпуская.
- Сколько... прошло времени?
- Шестнадцать дней, три часа и примерно двадцать минут.
- Извини меня... - всхлипнула Наташа.
-Тшшш... Ты ни в чем не виновата. Пойдем... Кажется, ты хотела искупаться...
Девушка кивнула, отступила на шаг. Покосилась с сомнением на колыбель.
-А Нина?
- С ней все будет хорошо. Она теперь проспит несколько часов.
Наташа понурила плечи. Снова опустила взгляд в пол и медленно пошла прочь из комнаты. Глеб двинулся следом. Включил кран, чтобы наполнить ванну, отрегулировал воду. И убедившись, что в ванной есть чистые полотенца, шагнул к выходу.
- Пожалуйста, не уходи... - прошептала Наташа.
Глеб медленно обернулся. Она стояла, голая по пояс, и просила его остаться. Сглотнул.
- Ладно... Забирайся.
Трусики она не снимала. Так и шагнула в них в бурлящую воду. Громов замешкался, давая себе время остыть. Не глядя на него, Наташа с головой опустилась в воду. Пышная пена надежно скрыла ее красоту. Только ярко-розовые вершинки сосков иногда показывались над водой. И этого было вполне достаточно для того, чтобы член в его штанах встал по стойке смирно.
Глеб схватил шампунь, налил щедрую порцию в свою ладонь и принялся намыливать её волосы. Наташа зажмурилась. Она совсем ослабела и клевала носом, наслаждаясь его неспешным массажем. Видимо, слишком много переживаний обрушилось на его девочку после... пробуждения. Больше, чем она смогла бы вынести прямо сейчас. Глеб взял мыло и стал ее быстро мыть. Наташа не протестовала. Послушно поднимала руки, чтобы ему было удобнее, и, кажется, даже ничуть не смущалась.
Громов скользнул руками по нежной, гладкой, как атлас, коже на внутренне стороне бедер. Замер, считая про себя оглушительные удары сердца. Погладил, не решаясь двинуться дальше.
- Больше не кровит?
- Нет. Уже... все в норме.