— Тем не менее я думаю, что нам легче было бы задать правильные вопросы святым, если бы мы сначала выслушали Сондерса — его версию.
— Я с вами согласен. И когда команда Макари допросит Сондерса, мы затребуем расшифровки.
— Значит, будем ждать, когда это наконец произойдёт, прежде чем приглашать святых?
— Сомневаюсь, что нам стоит «приглашать» Джорджа Блантайра.
— Будем допрашивать его дома?
Фокс уставился на него.
— Вы уверены, что сможете это сделать?
Ребус кивнул.
— И конечно, мы не должны забывать о том, что с вас тоже нужно снять показания.
— Конечно.
— Думаю, что с этого-то нам как раз и нужно начать… — Фокс положил на стол свой портфель и вытащил оттуда блокнот линованной бумаги формата А4.
— Может быть, лучше сначала просмотреть все материалы? — спросил Ребус, кивая в направлении коробок.
— Я их просмотрел уже несколько раз.
Фокс открыл свой блокнот и принялся листать. Десятки страниц были заполнены его мелким, аккуратным почерком. Ребус заметил множество вопросов и немало подчёркиваний. «Уж не подбрасывает ли мне Фокс наживку, чтобы подцепить на крючок, как жадную рыбу?» Фокс смотрел на него с едва заметной иронической улыбкой.
— Чем раньше я составлю о вас мнение, тем лучше, — объяснил Фокс. — Посмотрим, будет ли от вас какой прок.
— Без диктофона? Без видео?
— Никаких формальностей, — заверил Фокс всё с той же улыбочкой. — Итак… — Он посмотрел на раскрытый блокнот, одновременно снимая колпачок с шариковой ручки. — Когда вы поступили на службу в Саммерхолл, вы были в звании констебля уголовной полиции? И произошло это в октябре тысяча девятьсот восемьдесят второго года?
— В ноябре, — поправил его Ребус.
— Ах да, конечно.
Ребус смотрел, как Фокс поставил маленькую галочку на полях. «Тебе это было известно. Просто испытываешь меня, проверяешь, с какого момента начнётся ложь…»
— А вы знали кого-либо из полицейских отделения до поступления туда?
— Познакомился с одним-двумя.
— А конкретно?
— С Блантайром и Патерсоном.
— Оба они в то время были сержантами уголовной полиции?
— Да.
— Где вы с ними познакомились?
— Насколько я помню, в суде, в старом Шерифском суде. Слонялись там — ждали, когда вызовут для дачи показаний.
— А потом виделись в полицейском клубе?
— Я туда не ходил. Слишком много профессиональных разговоров.
— Вы уже тогда были завсегдатаем «Оксфорд-бара»? Полицейские любили пропустить там стаканчик. Кого-нибудь из Саммерхолла там встречали?
— Не помню такого.
— Команда уголовного отдела ко времени вашего поступления была ведь довольно спаянной?
— Правда?
Фокс встретил этот вопрос многозначительной улыбочкой. Он принялся демонстративно сверяться с записями.
— Инспектор Гилмур к тому времени прослужил там уже два года, как и сержант Блантайр. Когда вы появились, сержант Патерсон и констебль Спенс служили там уже почти восемь месяцев. — Фокс поднял глаза. — Вас приняли как своего? Не относились к вам с подозрением?
— Ко мне хорошо относились.
— И сколько вы прослужили до посвящения?
— В святые? — Теперь настала очередь улыбнуться Ребусу. — Вы говорите так, будто это невесть что.
— А вы хотите сказать, что это пустяки?
— Это же просто название. В других подразделениях уголовной полиции были свои фишки. Дивизион Ф — «ковбои», а С — «лентяи».
— Вы должны признать, это гораздо понятнее, чем «святые Тайного завета», что на мой слух звучит почти угрожающе. — Фокс сделал паузу. — И очень вызывающе.
— Неужели вы в школе никогда не состояли в какой-нибудь шайке? Может быть, вас не принимали? И вы только издали смотрели на местных заводил и кусали локти от зависти?
— Я задал вопрос: сколько вы проработали, прежде чем узнали о святых?
— Неделю или две.
— И потом состоялся ритуал посвящения?
— Вы что-то об этом слышали?
— Чего только не слышал — от шести пинт залпом до избиения младенцев.
— Это всё россказни.
— Тем не менее у святых была определённая репутация — мало кому хочется провести ночь в камере или подвергнуться допросу с пристрастием. — Фокс помолчал, перелистывая блокнот. — Про допросы в комнате Б — это правда?
— Что «правда»?
— Пол и стены в ржавых пятнах и красных потёках? Застоялый запах мочи? Процарапанные на столе слова — «спасите» и так далее?
Поневоле вспомнив былое, Ребус не смог сдержать улыбку.
— За пятна надо бы вынести благодарность ближайшей закусочной — оттуда мы таскали коричневый соус и кетчуп. А слова на столе мы сами процарапали.
— Чтобы задержанным было что почитать, пока ждут допроса?
— Они начинали нервничать.
— А моча?
— Уж не помню, кто это придумал. Но мы постарались, чтобы комната для допросов выглядела не очень уютно. По той же причине усовершенствовали стул — укоротили одну ножку на полдюйма. На таком стульчике не очень-то расслабишься… — Ребус посмотрел на Фокса. — Не то чтобы я приветствовал такие штуки в наши дни.
— Однако, — сказал Фокс, делая себе пометку, — я вижу, вам это нравилось. — Он помолчал. — А как в те годы действовал отдел внутренней безопасности?
— «Жалобы»? Не злобствовали. Если ты выдавал результат, они на многое закрывали глаза. Но всё равно мы и тогда на ваших коллег смотрели как на подонков.
— Я ценю вашу откровенность.
— Не стоит благодарности.
В кармане Ребуса зазвонил мобильник. Он посмотрел на экран — Шивон Кларк.
— Не возражаете, если я отвечу? — спросил он Фокса.
Вид у Фокса был не очень довольный, но Ребус и не собирался ждать его разрешения.
— Что у тебя? — спросил он в микрофон.
— Маккаски при смерти, — сообщила Кларк.
Ребус сощурил глаза.
— Что?..
— Кража со взломом. Похоже, всё пошло по наихудшему сценарию.
— Боже.
— Он сейчас в больнице, в Королевском лазарете.
— Вот тебе и ирония судьбы.
— Что ты имеешь в виду?
— В той же клинике, где только что побывала его подружка.
— Я говорю не о сыне, а об отце. О Пэте Маккаски. О нашем горячо любимом министре юстиции.
— Значит, простое совпадение?
— Хотела бы я знать. На него напали в его доме сегодня утром.
— И?
— А его дом расположен по другую сторону от аэропорта, если ехать из города.
— Неподалёку от места аварии?
— Совсем рядом, — подтвердила Кларк.
— Ты сейчас туда собралась? — Ребус жестом попросил у Фокса авторучку и записал адрес на бумажном стаканчике. Закончив разговор, он вернул ручку. — Сегодня напали на министра юстиции в его доме, — сообщил он.
— Да?
— Мне нужно ехать.
Фокс недовольно уставился на него.
— Зачем?
— Есть одно дело, по которому я работал с инспектором Кларк, — отрезал Ребус. — Это не финт, честно. Если не верите — позвоните ей.
— Я думаю, даже вы не пали бы так низко.
— Спасибо за доверие, я тронут. — Ребус уже поднялся на ноги и схватил бумажный стаканчик с адресом.
Выйдя за дверь, он выплеснул чай в первый попавшийся люк.
Дом представлял собой перестроенный двухэтажный особняк в эдвардианском стиле. Он располагался в конце гравийной дорожки, в отдалении от других домов. При доме была обширная территория, включавшая паддок — выгул для лошадей — и конюшни. Подъездная дорожка, и без того довольно узкая, была сплошь уставлена машинами журналистов и просто любопытствующих. Репортёры готовили камеры, уточняли записи, налаживали связь. У кованых ворот стоял полицейский в форме. Он долго разглядывал удостоверение Ребуса и только потом впустил его. Судя по гулкому рёву, в аэропорту на взлёт пошёл очередной самолёт. Не далее чем в миле от Ребуса самолёт стал набирать высоту — Ребус проводил его взглядом и направился к дому. Гравий доходил чуть ли не до самого крыльца, а это означало, что звук подъезжающих автомобилей в доме хорошо слышен. Как и звук шагов любого непрошеного гостя. Правда, Ребус не знал, как обустроена территория с тыльной стороны дома. А грабители редко пользуются парадными дверями.
Перед домом стояли четыре машины и фургон криминалистов. Ребус предположил, что новёхонький «лендровер», видимо, хозяйский, остальные здесь находятся временно. По пути к двери он провёл пальцем по борту «астры» Кларк. Деревянные панели холла напомнили ему об интерьерах Шерифского суда, но здесь всё было настоящее. Рыцарские доспехи у подножия лестницы должны были, как видно, свидетельствовать о чувстве юмора хозяина. Ваза упала с консольного столика на паркетный пол и разбилась, осколки никто не убрал. Из гостиной доносились приглушённые голоса. Молодая женщина в белом халате предложила ему пару бахил и попросила ни к чему не прикасаться. Навстречу ему вышла Кларк. На ней тоже был халат и бахилы, лицо серьёзное, сосредоточенное. Работала видеокамера, щёлкали затворы фотокамер, поверхности проверялись на отпечатки пальцев.
— Его нашли здесь на полу, — сказала Кларк. — Личный секретарь забеспокоилась, когда не смогла дозвониться до него утром. На половину девятого было назначено важное заседание. За ним приехал водитель, но обнаружил, что дверь закрыта, а за ней — никаких признаков жизни. — Она перехватила взгляд Ребуса. — Преступники вошли сзади, через балконную дверь — высадили стекло. Может быть, думали, что в доме никого нет…
Ребус оглядел комнату. Дорогой жидкокристаллический телевизор стоял на своём месте. На полу валялись разбросанные в беспорядке бумаги. Персидский ковёр смят.
— Ну а что взяли? — спросил он.
— Ноутбук, мы думаем, и оба его мобильника. В спальне выдвинуты ящики — возможно, похищены драгоценности.
— Жена?
— Едет домой из Глазго. Она вчерашний вечер провела там — ужинала с клиентами, собиралась встретиться с ними ещё раз сегодня утром.
— С клиентами?
— Она адвокат, по рождению — американка. — Кларк показала на фотографию в рамочке, на которой была запечатлена эта пара — министр с женой. Фотографию сорвали со стены, и теперь она лежала на кабинетном рояле. Снимок был сделан в день свадьбы: платье с низким вырезом на ней, традиционный шотландский костюм на её счастливом женихе.