— И этот умрет, сир!
— Как так? Я не понимаю вас. Вы полагаете, что ла-рокетский инспектор умер насильственной смертью?
— Господин д'Эпервье был отравлен!
— Не может быть! — проговорил Наполеон и, схватив со стола колокольчик, громко позвонил. Появился адъютант.— Пошлите сейчас же одного из камергеров к префекту полиции и прикажите немедленно эксгумировать тело покойного господина д'Эпервье, произвести вскрытие и исследовать, имеются ли признаки отравления… Я сам должен убедиться и расследовать это дело,— сказал он Эбергарду, когда адъютант вышел.
— Уверен, сир, что мои слова подтвердятся.
— Тогда мне придется сознаться, что вы, князь, знаете больше меня и лучше императорской полиции осведомлены в некоторых тонкостях! Но оставим пока это. Скажите, князь, вы, как и все люди, достойные зависти, имеете врагов?
— Наверное; но до тех пор, пока ненависть этих врагов направлена против меня лично, я не обращаю на них никакого внимания: они существуют для меня только тогда, когда, с целью задеть меня, вредят людям, которых я люблю.
— Прекрасно и благородно, князь, но мне кажется, что ваше правило не всегда можно исполнить!
— Рано или поздно, сир, мои враги бывают наказаны — не мною, так Провидением. Когда же в роли судьи приходится выступать мне, приговор мой строг, но всегда справедлив. Так бывало в те времена, когда мои владения не находились в таком цветущем виде, как сейчас, и строгость эта шла только на пользу делу. Теперь положение выправилось, и мне очень редко приходится прибегать к наказанию!
— Завидная доля! — не мог не сказать Луи Наполеон, одобрительно глядя на князя, и то ли с тайной целью оскорбить или унизить его, то ли из чисто человеческого любопытства задал такой вопрос: — Я слышал, князь, что вы связаны таинственными узами с дамой, имя которой теперь у всех на устах; это графиня Понинская, чьи приемы в Ангулемском дворце славятся баснословной роскошью; правда ли это?
— Да, сир,— твердо и спокойно отвечал Эбергард,— эта дама была моей женой.
— Я удивлен, князь, и понятия не имел об этом. Графиня несколько дней назад испросила у меня аудиенцию и раскрыла мне некоторые странные обстоятельства своих семейных отношений; при этом она не скрывала глубокой ненависти к вам, из чего я и заключил, что между вами была какая-то связь. Берегитесь этой ненависти, князь! Графиня очень влиятельный человек, число ее приверженцев даже больше, чем я предполагал!
— Судьба моя сложилась так, что за долгие годы пребывания в Европе пути наши странным образом постоянно пересекались. Это тяжелая участь, сир, но я терпеливо переношу ее! Планы и стремления, приведшие меня во Францию, осуществлены; осталось только наказать тех, кто достоин наказания; свершив во благо человечества и эту миссию, я надеюсь в скором времени возвратиться в мои далекие, но прекрасные владения.
— Вы говорите, планы, приведшие вас сюда, удалось осуществить?
— С Божьей помощью удалось, сир!. Но кому из нас не остается чего-нибудь желать или о чем-нибудь сожалеть? Жизнь научила меня от многого отказываться, довольствоваться малым и благодарить Бога! С этими убеждениями я и возвращусь в отдаленную часть света, где нашел себе новую родину, и стану доживать свои грустные дни на той благословенной земле.
— И вас это удовлетворяет? — спросил Наполеон.
— Забота а счастье и довольстве ближних, насколько хватит сил и средств,— вот задача моей жизни и цель ее!
Наполеон сделался задумчивым и молчаливым.
— Очень странно,— проговорил он наконец,— это неслыханная борьба, она удивляет меня и интересует. Графиня Понинская всеми силами старается ввергнуть окружающих в бедствия и нищету; вы же, князь, жертвуете всем, чтобы каждый был доволен и счастлив! Я желаю вам успехов во всех ваших начинаниях и обещаю, что вы получите неограниченную власть наказывать и преследовать виновных, если подтвердится то, что вы мне только что сообщили. До свидания, князь!
Эбергард поклонился императору, пожал протянутую ему на прощанье руку и быстро направился к двери.
У портьеры он еще раз обернулся и поклонился Луи Наполеону, задумчиво глядевшему ему вслед.
Человек этот внушал уважение даже императору, в котором на минуту родилось желание следовать его примеру.
Но едва князь Монте-Веро скрылся, Луи Наполеон вернулся к прежнему строю мыслей и с иронической усмешкой сказал сам себе:
— Мечтания надо оставить в стороне, если хочешь царствовать.
На следующий день Эбергард получил бумагу, подписанную собственноручно императором и дававшую ему право изловить виновных и наказать их по всей строгости, потому что при медицинском освидетельствовании трупа господина д'Эпервье оказались, как и предсказывал князь, признаки отравления.
XXVII. МОЛИТВА БЕГЛЕЦА
Истратив все силы, чтобы освободиться из своей тюрьмы, и поняв тщетность этих попыток, Сандок терпеливо ожидал решения собственной участи. Он утешал себя надеждой, что Моро, которому наверняка удалось спастись, сообщил о его заточении князю, и теперь надо ждать помощи оттуда.
Трюмное помещение, в котором находился Сандок, было лишено отверстий, и тут царствовала такая темнота, что негр не мог различить, когда наступает день или ночь; по его расчетам выходило, что он здесь уже вторые сутки.
Рыжий Эде дважды подавал ему хлеб и воду через люк в потолке и тут же крепко запирал его за собой.
Сандок в сотый раз обыскивал свои карманы, но, кроме садового ножа, у него не было при себе никакого инструмента, которым можно было бы взломать темницу, да он и не знал, с которой стороны своей треугольной тюрьмы пробиваться на свободу, так как одна стенка, должно быть, вела вовнутрь корабля, а две другие, похоже, омывались Сеной.
Кроме того он не мог бежать, не отомстив сначала Фуксу и Рыжему Эде; он был исполнен такой злобы, что готов был пожертвовать своей жизнью, лишь бы ему удалось погубить обоих извергов!
Он раздумывал, каким образом ему может быть полезен садовый нож, и вдруг на палубе, над головой его послышались торопливые шаги взад и вперед. Сандок внимательно прислушался, но слов не разобрать было, хотя он узнал голос Фукса и другой, принадлежащий человеку, только что вошедшему на корабль,— то был голос ненавистного барона!
Негр беспокойно заерзал на месте. Что он мог сделать?
И вдруг глаза его мрачно засверкали: он решил привести в исполнение отчаянный план — просверлить в полу дыру и таким образом потопить корабль; он охотно жертвовал собой, чтобы погубить трех извергов, находившихся на корабле.
Быстро вынув из кармана садовый нож, он раскрыл его и приступил к работе, как вдруг ему подумалось, что негодяи, которых он собирался утопить, с легкостью спасутся, прыгнув с палубы в воду, так как берег в двух шагах, а он погибнет глупой мучительной смертью.
— Нет, это не годится! — сказал он себе.— Надо придумать лучший план! Надо услышать, о чем они говорят.
Негр вскочил с ножом в руке. До потолка дотянуться было невозможно, поэтому он решил просверлить дыру в боковой стене.
Сандок искусен и ловок в подобной работе, и ему легко удастся привести в исполнение задуманный план, решил он.
Через минуту он уже начал сверлить.
Лицо его осветилось дикой радостью, когда он увидел первый луч света; с удвоенной силой он принялся расширять отверстие и скоро мог уже видеть небо и воду. К счастью, отверстие пришлось на ту сторону корабля, с которой был виден берег. Отверстие уже величиной с талер, и надо быть крайне осторожным, чтобы никто не заметил его.
— Очень хорошо, очень хорошо! — сказал Сандок с радостью.
В тени деревьев он увидел экипаж барона, а тот в это время находился на корабле и разговаривал с Фуксом и Эде на палубе именно с той стороны, где подслушивал Сандок.
Негр приложил ухо к отверстию, и слова стали различимы
— Будьте покойны, дорогой барон,— услышал он голос Фукса,— мы готовы к подобным визитам. Если господин Монте-Веро удостоит нас своим посещением, то он будет принят нами, как подобает.
— Дела наши хуже, чем вы думаете,— сказал Шлеве, понизив голос,— я узнал от графини Понинской, что князь получил от императора право наказать всех нас по своему усмотрению — это после того, как в трупе обер-инспектора тюрьмы Ла-Рокет обнаружены признаки отравления!
— Я его не отравлял, но это все равно! То, что не удалось императору, не удастся и князю!
Голоса умолкли. Сандок глянул в отверстие и чуть не вскрикнул от радости, увидев вдали пыль от приближавшегося экипажа. Внутренний голос шепнул ему, что это спешит на выручку его повелитель.
— Вы, кажется, очень самоуверенны,— продолжал барон,— но позвольте вам заметить, что князь — человек с твердой волей! Если он станет вас преследовать, чтобы любой ценой освободить своего негра, тогда уже вам ускользнуть не удастся.
— Мы и об этом позаботились, дорогой барон,— отвечал Фукс— Если он станет нас преследовать и перевес будет на его стороне, тогда…
— Тогда что? Вы запнулись…
— Вы видите тот экипаж? — спросил вдруг Фукс.
— Клянусь всеми святыми, это он!
— Чего же вы испугались, господин барон? Да, это экипаж князя Монте-Веро, и вам придется невольно принять участие в нашей прогулке! Но не бойтесь, дорогой барон! На «Рекэне» вы будете в такой же безопасности, как и на суше. Отчаливайте! — приказал Фукс трем нанятым матросам, которые под руководством Рыжего Эде немедленно исполнили это приказание.— Мы хотим совершить маленькую прогулку вверх по Сене, поднимайте паруса! Вы полагаете, что ветер в другую сторону? Ничего страшного, пойдем не так быстро, только и всего.
— Да, но как же я возвращусь на берег? — вскричал барон.
— Я думаю, что такая прогулка будет вам приятнее, нежели встреча с князем, которой вам не удалось бы избежать на берегу. Положитесь на меня, и все будет хорошо.
— Пресвятая Дева, это же бегство!
— Если хотите — да! отвечал Фукс с замечательным спокойствием, тогда как судно находилось уже на середине реки, далеко от того м