Вспомнив о Никите, я вмиг утратила силы сопротивляться маминым нападкам. Я осела в кресле, как подтаявшее желе. Щеки горели, глаза предательски блестели. Упасть, что ли, мордой в мой так и не съеденный антиникотиновый салат?
В горле жгло, в груди давило.
– Мама, прости, мне надо в туалет!
– Давай топай. Ты просто не хочешь обсуждать больной вопрос. Три минуты, не более. И не вздумай там курить.
Скорее, скорее сигарету!!!
Дрожащими пальцами сорвала прозрачную пленку.
Сейчас, сейчас… О, наконец-то!
Когда я вернулась – посвежевшая, похорошевшая, – то застала интересную картину. Мамуля энергично общалась с шеф-поваром ресторана. Бедняжке французу донесли, что блюда, приготовленные для дочери VIP-клиентки Маргариты Бронниковой, остались почти нетронутыми. И он, встревоженный и подавленный, кинулся в зал – выяснять на изувеченном русском языке, чем не угодил.
– Это Гийом, знакомься. Юля, Гийом спрашивает, почему ты ничего не съела. Тебе не понравилось?
– Отнюдь, – сыто промурлыкала я.
Всего десять минут назад у меня дрожали руки и срывался голос. И я бы надела тарелку с едой прямо на голову шеф-повару. Но сейчас подзарядилась никотином и испытывала нежность к окружающим.
– Отличный салат. Восхитительный бифштекс. Я как раз собиралась им заняться.
– Она вообще мало ест, – успокоила французика Марго.
– Мм, – задумчиво оглядел меня Гийом и улыбнулся. – Да, у мадемуазель есть замечательный фигур. Не нужно портить.
– Спасибо. – Я залилась румянцем.
– Но мой пища исключительно легкий. Малое содержание жир. Не наносить вреда. Пробуйте, пробуйте, это есть вкусно!
Гийом сделал движение в сторону бифштекса. Мне показалось, сейчас он начнет кормить меня с вилки. Француз был мелковат, но плечист. Из-под белого халата в районе груди рвались на волю черные завитушки волос. Он буравил меня взглядом. Последний раз так на меня смотрел Никита. От подобных мужских взглядов слабеют колени и бешено колотится сердце.
По мне промчалась армия мурашек – количеством они не уступали армии Македонского.
– Мадам, мадемуазель, я идти делать десерт! Мой есть подарок от шеф-повар. Я назвать его «Юлия», хорошо? Легкий, низкокалорный десерт с имя мадемуазель, который много шарм, гламур.
Я была повержена признаниями француза. А еще больше – его взглядами.
Марго тоже внимательно меня рассматривала – как насекомое, проявившее вдруг необычное свойство, например экстремальную прыгучесть. Наверное, мама и не ожидала, что я произвожу подобное впечатление на мужчин.
На некоторых мужчин.
На ничтожно малое количество мужчин.
– Ты видишь? – сказала Марго. – Уж если француз в экстазе… А он гурман и ценитель – это прерогатива французских юношей. М-да… Короче, Юлия, пора замуж. Пора. Я жду внуков. Желательно – мальчиков.
– Каких внуков! Ты посмотри на себя! Разве из тебя получится бабушка?
– Дело не в этом. А в необходимости определить твои жизненные цели.
– Мама, ну почему ты давишь?! – возмутилась я. – Я живу так, как мне нравится. И потом, у меня уже есть ребенок!
– ?!!
– Я имею в виду Анечку. Ирину дочку.
– Что?!
Парни за соседним столиком обернулись в нашу сторону. Угроза, гнев, возмущение пропитывали мамин вопль. Марго молчала целую минуту, приходя в себя.
– Нет, ты законченная идиотка, – тихо процедила она сквозь зубы. – Ты просто дура! Ты вешаешь на себя чужие проблемы и чужого ребенка.
– Не оскорбляй меня! Не хочу разговаривать в таком тоне! – гордо заявила я и поднялась с места.
Не собираюсь выслушивать гадости. Анюта не чужой ребенок! Она мое счастье, моя бусинка! И если мама полагает, что я позволю орать на меня, она глубоко…
– Сидеть! – рявкнула Марго.
Я покорно свалилась обратно в кресло. М-да… Когда маман в подобном состоянии – шутки плохи.
– Твоя так называемая подруга прикидывается бедной овечкой. Она несчастная, она израненная! Как с ней несправедливо поступили! А ведь с ее внешностью стоит глазом моргнуть – и сбежится толпа мужиков. Но нет, она не хочет. Потому что на мужчину придется и себя тратить, и что-то отдавать взамен. Гораздо проще приклеиться к дуре подруге. Превратить ее в бесплатную няньку, домработницу и даже добытчицу. Какую часть зарплаты ты тратишь на драгоценную Ирочку?
Я сидела опустив голову.
– Ответь. Сколько ты заработала в прошлом месяце? И сколько из этих денег ушло на Ирочку и Анечку?
Имена, столь приятные моему слуху, мама произносила особым тоном – с издевкой, ерничая.
– У меня несколько источников дохода. Я не знаю, сколько получила в прошлом месяце. И не помню, сколько истратила.
– Не помнишь, сколько истратила?!
Марго душераздирающе вздохнула. Да… Услышать подобное от родной дочери! Ей – экономисту, банкиру. Пока она ловко жонглирует цифрами и ворочает виртуальными миллионами, ее родная дочь не умеет от пяти отнять три. Какое кощунство – так наплевательски относиться к деньгам!
– Хотя бы приблизительно.
– Не помню.
– Я не прошу точных цифр!
– Мама, честно! Я не контролирую, не записываю, не считаю! Дали гонорар – огромное спасибо! Весело живу до следующего денежного поступления.
– Нет, ты просто не хочешь признать мою правоту.
Почему же? Признаю. Да, Марго права. Куда утекает зарплата? Вернее, ее остатки. Туда. Так, что там было в марте?
1. Парфюмированная вода Ultraviolet – Ирише на 8 Марта. Подруга билась в экстазе.
2. Шикарный финский комбинезон с перчатками – Нюта в нем как космонавт. Такое чудо!
3. Новый ортопедический матрас в детскую кроватку.
4. Энциклопедия раннего развития. Роскошный фолиант, 800 рублей.
5. Мясо и фрукты – приношу каждое воскресенье с рынка. А что? Оставить девчонок голодать? И почти каждый день покупаю им булки и молоко – не идти же порожняком, когда забираю ребенка из садика!
6. Два раза ходили в детское кафе. Отлично провели время! Анюта визжала поросенком, когда ее щекотал двухметровый розовый бегемот.
Нет, предварительно я, конечно, оплачиваю свои счета: кредит, коммунальные услуги, телефон… Но то, что остается, – в полном распоряжении друзей. Разве это преступление? Я помогаю подруге растить ребенка! Она одна не справится!
Можно еще раз сходить покурить?
– Твоя так называемая подруга поймала тебя на крючок. Ты любишь ее ребенка, ты, как суррогатная мать, подпитываешь чужого младенца собственными соками.
– Но Анечка – прелесть! И я рядом с ее рождения. Тысячу раз пеленала, вставала ночью, кормила, давала лекарства! Как же ее не любить?
– Вот я и говорю. Ты – бесплатная нянька. А еще – дура…
Гийом самолично принес два десерта. Что-то белое и воздушное стояло дыбом на тарелочке, украшенной росчерком вишневого варенья. Карамельная розочка громоздилась на ореховой клумбе. Ох, неужели придется все это съесть? Да, придется, ведь десерт назван моим именем. Такая честь. Трудно представить отчаяние Гийома, если драгоценная клиентка проигнорирует его профессиональные усилия.
Марго покровительственно кивнула французу. Тот метнул в меня раскаленный взгляд. Я украдкой посмотрела вслед шеф-повару. Мужчина-кузнечик, боксер наилегчайшего веса: узкие бедра, атлетичное телосложение – как у Высоцкого или Трентиньяна. Неяркая внешность, но столько всего подразумевается…
– А Ирина наверняка не тратит на тебя ни копейки.
– Что? – Я не расслышала маминых слов: любовалась крепкой попой Гийома, плотно обтянутой белой тканью.
– Ирина наверняка не тратит на тебя ни копейки.
Я поперхнулась.
– Мам, да ты что! Ей бы счета оплатить, детский садик! Она же мать-одиночка!
– Не знаю, не знаю. Я видела ее на днях. Выглядит чудесно. На ней был роскошный кожаный плащ. Супермодный, сообщу я тебе. И наверное, весьма дорогой.
Супермодный?!
Да этот плащ Ирина носит уже лет семь. Он – как воспоминание о лучших временах.
– Знаешь, почему я никогда не предлагаю тебе денег?
– Потому что я не возьму.
– Нет, ты взяла бы. И я могла бы купить тебе квартиру, машину, открыть счет в банке. Но ведь ты сразу все истратишь на Иру, на Аню, на больную бабушку с первого этажа, отнесешь в церковь, в хоспис, пожертвуешь какому-нибудь фонду.
– Это плохо?
– Это нерационально. А мне, как деловому человеку, и вовсе отвратительно. Каждый должен зарабатывать сам и жить по средствам.
– Я и живу.
Когда жаль денег на единственную дочь, нужно быть особенно изобретательной в отговорках. Пусть Марго скажет «спасибо» Ирине – за то, что она есть. Иначе чем бы мамуля оправдывала собственную скупость?
– Но если ты считаешь меня скупердяйкой…
Опять читает мысли!
– …то знай: я, в отличие от тебя, не стану тратить деньги на чужих детей. Все, что заработала, достанется тебе и Сергею. Только вам, никому больше.
– Мам, давай сменим тему. Скажи, а у тебя в банке все в порядке?
– Конечно, – высокомерно пожала плечами Марго. – Все прекрасно. – Она вздохнула. – Впрочем, я не до конца честна. Совсем не прекрасно. Я чувствую себя рыбаком на льдине, уплывающей в море. От льдины откалываются куски, она становится все меньше и меньше, а вокруг вздымаются ледяные волны.
– Бррр! – передернулась я. Мне внезапно стало холодно. – Но что случилось?
– Конкуренты душат. Члены правления выкидывают коленца. Все не слава богу. Ай, ладно, Юля. Ты ведь все равно ничего не поймешь…
Считать ли наш обед удачным? Несомненно! Давно нам не удавалось поддерживать диалог в течение целого часа. Обычно я сбегала после первых пятнадцати минут. Трудно выдержать, когда тебя пилят – пила вгрызается металлическими зубами в самое сокровенное, лопаются сухожилия, брызжут фонтанчики крови…
Но сегодня обед удался! Правда, бифштекс, обильно смазанный взбитыми сливками, еще долго ворочался в желудке, отравляя существование. Я вполне обошлась бы салатом и сигаретой! Почему так легко нахамить близкому человеку, но трудно отказать незнакомцу? Зачем я давилась десертом в угоду шеф-повару?