Да, пеленки, кастрюли, а для разнообразия – раз в неделю «развивашка» для двухлеток. Рудольф Гровиан не выдержал. Он привык проводить параллели, но на этот раз их не было. Его дочь и Кора Бендер были словно день и ночь, огонь и вода. Одной не нужны были его советы, она не хотела даже знать, что он об этом думает. Не лезь в это, Руди! И что делать мужчине, если в частной жизни ему постоянно ставят палки в колеса? Остается только с головой погрузиться в работу.
Рудольф так и сделал – утром в понедельник, ровно в восемь. Вечером он имел продолжительную беседу с прокурором и ко вторнику собрал достаточно информации, чтобы еще раз ткнуть Кору носом в ее ложь и немного поцарапать возведенную ею стену. Осторожность, внимание… Он бросил вызов ей, а она – ему. Она согрешила, теперь его ход. Она перед ним в долгу.
Когда Рудольф вошел в камеру, день клонился к вечеру. Увидев, как испугалась Кора при его появлении, он тоже почувствовал страх. За эти два дня она превратилась в тугой комок, не способный ни на что реагировать.
Начал Рудольф с районной больницы в Дюльмене. Ему пришлось сделать всего один звонок и немного подождать у телефона.
С отцом Георга Франкенберга он поговорил лично – вчера днем. Ута Франкенберг была еще не готова давать показания, и его к ней не пустили. Но в любом случае она вряд ли смогла бы ему что-нибудь рассказать, ведь они с Франкенбергом познакомились всего за полгода до свадьбы.
– К тому же я не думаю, – слабо улыбнувшись, сказал Рудольф, – что он рассказывал жене о своих похождениях.
Он вспомнил слова окружного прокурора:
– При всем уважении к вашему усердию, господин Гровиан, я вынужден настоятельно просить вас проводить расследование не столь однобоко. Давайте исходить из того, что обвиняемая действительно не была знакома со своей жертвой.
Кора Бендер должна была знать Георга Франкенберга! За последние два дня Рудольф обнаружил кое-что, свидетельствовавшее в пользу этого. Называть это доказательствами было бы преувеличением. Фактами – может быть. И к числу этих фактов относится труп девушки.
Он действительно существовал, и у покойной были сломаны два ребра! Сообщений об исчезновении в Буххольце в то время не было. Но Кора ведь говорила, что прежде ту девушку у них в городке не видела. Сообщение об исчезновении могло быть где угодно. В Люнебурге была лишь запись о неизвестной мертвой девушке – пятнадцати, максимум двадцати лет.
В августе пять лет тому назад ее останки нашли неподалеку от военного полигона на Люнебургской пустоши. Она была без одежды! Не обнаружили ничего, что помогло бы опознать тело. Пытались давать объявления в газеты – безуспешно. Коллеги Рудольфа, занимавшиеся этим делом, решили, что девушка путешествовала автостопом. Но если учесть, что Кора Бендер и ее тетушка, всегда готовая прийти на помощь, врали напропалую, то вполне можно было предположить, что речь идет о девушке из подвала. Не нужно было отличаться богатой фантазией, достаточно было разбираться в человеческой психологии, обладать интуицией и хорошей памятью, цеплявшейся за оброненные ненароком фразы и в решающий момент придававшей им правильное значение.
Предположим, что Кора Бендер еще в мае, а не в августе, согласилась прокатиться на машине с Джонни и его маленьким толстым дружком. Тогда все складывалось. Рудольфу почему-то казалось странным, что Кора с тетей так настаивали на том, что это произошло в августе.
Он собирался обратиться в Федеральное ведомство уголовной полиции – попросить проверить все случаи исчезновения людей за то время, о котором идет речь. Если бы им было известно имя мертвой девушки, было бы гораздо проще.
От Винфрида Майльхофера Рудольф узнал в понедельник утром два имени: Оттмар Деннер и Ганс Бёккель.
– Вам эти имена о чем-нибудь говорят, госпожа Бендер?
Кора покачала головой. Рудольф продолжал улыбаться. Главное – демонстрировать дружелюбие и отгадать загадку: почему и она, и ее тетя причиной всех бед считали август. Потому что они знали о том, что труп найден! Рудольф готов был спорить на что угодно, что прав. Потому что Кора Бендер не хотела, чтобы ее с этим связали, потому что они с Маргрет Рош боялись последствий, если связь всплывет… Потому что… Если… И сотня вопросительных знаков…
– А мне говорят! – заявил он. – Ганс Бёккель – это Бёкки. Оттмара Деннера могли называть Тигром. Деннер был композитором в маленькой группе, так мне сказали. А композиторы любят возносить себя на пьедестал. Одна из песен называется «Song of Tiger». Помните? Вы назвали ее своей.
Прокурор высмеял его. Бёкки и Тигр, что за чушь! Это такая же ложь, как и о районной больнице в Дюльмене. А Кора снова лишь покачала головой. Рудольф не смущаясь продолжал:
– Меня заинтересовало то, что Оттмар Деннер родом из Бонна. Он учился в Кельне вместе с Георгом Франкенбергом и во время учебы жил дома. В указанное время он водил серебристый фольксваген Golf GTI, номера, что логично, начинались с BN. Сейчас мы пытаемся найти его нынешний адрес. Похоже, что он уехал за границу – по программе помощи развивающимся странам.
Рудольф разговаривал с родителями Оттмара Деннера всего несколько часов тому назад. И не получил никакой информации. Они заявили, что не знают, где сейчас находится их сын – в Гане, Судане или Чаде. Просьбу о фотографии тоже отклонили. Зачем она ему понадобилась? В чем обвиняют Оттмара Деннера? Собеседник Рудольфа был невысоким, коренастым и энергичным. Он хорошо знал свои права, равно как и права своего сына.
Рудольф Гровиан подумал, что мог бы разложить перед Корой несколько фотографий – пять, шесть, может быть, семь. Он мог бы попросить ее показать толстяка. Осечка! Судя по ее состоянию, она просто качала бы головой над каждой фотографией.
О Гансе Бёккеле ничего узнать не удалось. Рудольф Гровиан полагал, что именно Бёккель был родом из Северной Германии. Но если Ганс Бёккель и был когда-либо связан с домом в Гамбурге, то зарегистрирован он был в другом месте. Он мог и не учиться с Франкенбергом. Никого с таким именем в списках студентов не было.
Зато было заявление отца Георга Франкенберга – с матерью Рудольф Гровиан поговорить не смог, она испытала сильнейшее потрясение. Профессору Йоханнесу Франкенбергу названные имена ничего не говорили. Увлечение музыкой было лишь кратким эпизодом, прихотью, продолжавшейся пару недель. Георг быстро понял, что время ему слишком дорого.
В мае пять лет тому назад Георг Франкенберг находился дома, в личной клинике отца, где лечил перелом руки. Он сломал руку шестнадцатого мая, об этом свидетельствовали записи в журнале. В тот самый день, когда Кора Бендер – если исходить из ее первой версии, которую подтверждал найденный труп, – встретилась с ним в забегаловке в Буххольце.
По словам его отца, Георг приехал домой на выходные, вечером в пятницу, а утром в субботу упал и получил перелом. Однако ему повезло, перелом был несложным, и от их дома до частной клиники отца было рукой подать. Даже врача вызывать не пришлось.
Прокурор решил, что показаний профессора Йоганнеса Франкенберга вполне достаточно. Рудольф Гровиан думал иначе. Дата, указанная в журнале, не давала ему покоя. Документы можно подтасовать, особенно если ты главврач в собственной клинике и знаешь, что сын вляпался в дерьмо. Именно шестнадцатого мая! Другая дата Рудольфа не насторожила бы. Но…
– Профессор Франкенберг – уважаемый человек, – сказал он Коре. – Опровергнуть его слова будет не так-то просто. Нам остается только надеяться, что Оттмар Деннер и Ганс Бёккель подтвердят ваши слова, когда мы найдем их обоих.
До сих пор Кора молча слушала, мысленно посылая шефа к черту и втайне поражаясь его упрямству. Он ничего не боялся, ни перед чем не останавливался, даже перед тем, чтобы побеспокоить отца убитого.
Когда шеф заговорил о серебристом фольксвагене Golf GTI, в душе у Коры всколыхнулась волна паники. Но она быстро успокоилась. Скорее всего, это случайное совпадение. Ничего удивительного в том, что друг Джонни водил такой же автомобиль, как и друг Георга Франкенберга. Просто эта марка популярна среди молодых людей. Шеф смотрел на Кору внимательно, выжидая.
– Никто ничего вам не подтвердит, – отозвалась она. – Я все выдумала.
Рудольф Гровиан вот уже два дня не слышал ее голоса. В его воспоминаниях он был жестким, враждебным, равнодушным. Хриплое, совершенно лишенное эмоций звучание и сутулая, задумчивая фигура словно предупреждали его об опасности.
Он задумчиво покачал головой.
– Нет, госпожа Бендер, вымышленные персонажи не бросают трупы неподалеку от военного полигона. Я нашел девушку, которая была в подвале вместе с вами. Мертвую девушку с двумя сломанными ребрами. Вы ведь слышали, как они хрустели.
Это он приберегал напоследок – выстрел наугад, на тот случай, если она не поддастся. Это могло оказаться всего лишь петардой. Если все действительно произошло в августе, а не в мае… найденное тело не имело никакого значения. Однако, судя по реакции Коры Бендер, это была не петарда, а сигнальная ракета. Кора мгновенно ожила. Рудольф заметил, что она тяжело задышала, прежде чем выпалить:
– Да оставьте вы меня в покое! Задумайтесь на минутку. Там стоял такой грохот, что я ничего не могла услышать, даже если бы все было так, как я вам рассказала. А это было не так. Но, допустим, я сказала правду. В подвале было пять человек и играла музыка. Не знаю, как хрустят ломающиеся ребра, но этот звук не может быть настолько громким.
Пальцы у нее задрожали. Она вцепилась левой рукой в правую. Этот жест Рудольфу запомнился еще с первой ночи. Первые признаки беды. Или – если судить по опыту общения с ней – предвестники правды, с которой Кора не хотела сталкиваться лицом к лицу. Рудольф стал предельно внимательным, одновременно предостерегающе подняв палец: «Перестань, Руди. Оставь это врачам». Его сердце гулко застучало.
– Вы… – прошипела Кора.
Казалось, она не может подобрать подходящее слово или же оно кажется ей слишком невыразительным. Наконец она поинтересовалась: