В это не верил никто, только они с Магдалиной. Врачи в Эппендорфе по-прежнему были настроены скептически. В апреле Магдалина снова побывала в больнице. Ей пришлось провести там гораздо больше времени, чем обычно. О причинах она говорить не захотела.
– Наплевать мне на чушь, которой они меня постоянно пичкают. Если бы было так, как они хотят, от меня давно бы ничего не осталось. Врачи не понимают, почему я до сих пор жива. Мне плевать, пусть засунут мое сердце и брюшную аорту себе в зад. И почки туда же. Мне не нужно ничего, кроме свободы. Вот в чем дело, Кора! Нужно просто хотеть жить. Я вот уже восемнадцать лет подтверждаю это своим примером. И докажу им всем, что операция возможна. Кстати, сколько у нас денег?
Магдалина родилась ровно в восемь часов – и знала об этом.
– Ты ведь побудешь со мной до этого времени?
– Я побуду с тобой целый вечер. Ты же не думаешь, что я уеду куда-то в твой день рождения?
– Но я хочу, чтобы ты развеялась. Хотя бы одна из нас должна отпраздновать этот день по-настоящему. В следующем году мы обе отметим его как полагается. Устроим вечеринку, такую, что вся улица будет ходить ходуном. А сегодня тебе придется поехать в «Аладдин» одной. Тебе ведь не обязательно оставаться там до утра. Я буду рада, если ты вернешься в одиннадцать. Выпьем еще немного шампанского, а потом ты расскажешь мне, как все прошло. Ты встречаешься с Хорсти?
– Нет. На прошлой неделе я сказала ему, что сегодня не смогу. Он ответил, что это не страшно. Отец уже несколько раз просил его отремонтировать машину. И теперь у него будет возможность этим заняться.
– Вот тупость! Но, может быть, он все же придет? Не может же он весь вечер ремонтировать машину! А если Хорсти не будет, развлекись с кем-нибудь другим. Немного разнообразия не повредит. Пообещай мне, что проведешь два отличных часа с крутым парнем. А потом вернешься домой. И тогда…
Это было шестнадцатого мая! И вдруг наступил октябрь. Врач не знал, что произошло в этом промежутке. Он улыбался Коре, просил пошевелить пальцами на руках и ногах.
– Вы наверняка все вспомните. Дайте себе немного времени… А если даже не вспомните, думаю, вы не много потеряете.
– Мне нужно домой, – произнесла Кора.
– Прежде чем мы сможем это обсудить, пройдет некоторое время. – Врач поднял ее левую ступню, потыкал иглой в пятку. Когда Кора вздрогнула, он произнес: – Очень хорошо. – А потом добавил: – Теперь поспите. Вам нужно как следует отдыхать.
Приходя к Коре, он мало говорил. Кроме него приходила медсестра – мрачная особа одного с ним возраста, не разжимавшая губ и не делавшая лишних телодвижений. Она приносила еду, взбивала подушки, поправляла простыни и мыла Кору. А врач заставлял ее делать упражнения, чтобы ее конечности не затекли от долгого лежания. Заставлял считать и рассказывать стихотворения, выученные в школе, чтобы проверить, не пострадал ли ее мозг от героина и побоев. Вставлял иглы с тыльной стороны ладони, наносил на воспаленные сгибы локтей целебную мазь, менял бутылочку под кроватью. Катетер для мочевого пузыря…
И Кора думала о своей сестре, о том, что нужна ей и поэтому должна как можно скорее вернуться домой. Магдалина хотела показать врачам в Эппендорфе, на что она способна. Она хотела, чтобы ее прооперировали в США, когда у них будет достаточно денег на перелет и больницу. До этого было еще далеко. По-прежнему не хватало огромной суммы, которую нужно было где-то достать. И Кора думала об этом, пока укол не растворял ее мысли.
В крохотной комнатке не существовало ни дня, ни ночи. Там не было окон, только тусклый светильник на стене. Он горел всегда, когда Кора открывала глаза. Всякий раз, когда приходил врач, она пыталась выяснить больше. Но он мало что знал.
– Не думаю, что это был несчастный случай, – произнес он однажды. – Все обстоятельства свидетельствуют против этого. Обнаженная девушка без документов, под завязку накачанная героином…
Он говорил о серьезных повреждениях в промежности и других местах, которые позволяли сделать только один вывод.
Для него все было ясно. Кора была проституткой-наркоманкой. Легкая добыча для извращенца, садиста, любого, кто предпочитает мучить свою жертву, кто бросает ее без сознания на обочине дороги, возможно, предположив, что она мертва.
– Я должен был известить полицию, – сказал врач. – Но побоялся, что у меня отберут водительские права. А потом подумал, что вы сами должны принять решение, когда снова будете в состоянии это сделать. Полицейские будут судить по явным признакам. Это все равно, как если бы вы сами поставили себе на лоб клеймо. Мне это кажется несправедливым. Видите ли, что бы ни произошло, как бы вы прежде ни жили, вы отделались относительно легкими повреждениями. И вы еще очень молоды, вам даже двадцати нет. Вы можете начать все сначала. Достаточно проявить силу воли и держаться от этого яда подальше. Вашему телу наркотики больше не нужны, теперь вам следует убедить в этом свою душу. Без героина жить лучше, поверьте мне. И, в первую очередь, дешевле. Теперь вы вполне сможете себя обеспечить.
– А где я нахожусь? – спросила Кора.
– В надежном месте, – отозвался врач и улыбнулся. – Уж простите, но я должен позаботиться и о себе.
Конечно же, она его простила. Такого доброго, чуткого, достойного мужчину нельзя было не простить. Он был почти святым. Лишь благодаря ему Кора смогла вернуться к нормальной жизни.
А она превратила его в монстра. Потому что не могла признаться в том, кем была: кучей дерьма, которая уплывала все дальше и дальше по сточной канаве и в конце концов подпускала к себе всех подряд и позволяла делать с собой что угодно…
Шеф все не оставлял ее в покое, копался в прошлом, бередил старые раны, пока они не вскрывались, одна за другой. Когда он заговорил об отце… Это было последнее, что он сказал, прежде чем уйти: на следующее утро ему придется поехать в Буххольц.
– Мне очень жаль, госпожа Бендер, но я не могу оставить вашего отца в покое. Однако я не стану волновать его без особой необходимости, обещаю. Я просто хочу спросить у него…
Отец знал об извращенных праздниках. Знал он и о других извращениях.
Последний грех! Уже не важно было, простит ли ее Спаситель или же ей придется гореть в аду, как часто предрекала мать: «До скончания века сотни маленьких бесов будут рвать твою плоть калеными щипцами!» Они давно уже это начали, эти маленькие бесы. И шеф возглавлял их, показывая наиболее болезненные места.
После ужина Кора подождала еще несколько часов, пока не убедилась, что бдительность охранников стала слабее. Ночью они уже не так часто приходили проверить, как она. Вскоре после двенадцати Кора взяла пакетик с бумажными платками, оторвала от одного из них маленький кусочек, скатала в шарик и затолкала себе в нос.
Поначалу она еще могла дышать ртом. Кора скатала оставшиеся три платочка в комок и встала в изножье кровати, лицом к стене. Затем сделала резкий вдох, затолкала бумажный комок в горло – как можно дальше. И, еще до того, как успела вынуть руку, изо всех сил ударилась головой об стену.
Рудольф Гровиан отправился в путь в среду, в шесть часов утра. Когда он выезжал из дома, Мехтхильда еще спала. Он рассчитывал, что доедет часов за пять. Расчет оказался неверным: он не принял во внимание пробки на трассе А1. В первой, сразу за развязкой Каменер Кройц, он простоял полчаса, во второй, перед автостоянкой «Даммер Берге», – почти целый час. Рудольф был на месте только около половины первого.
Буххольц-ин-дер-Нордхайде. Аккуратненький городок, много зелени, в центре – ни одного здания старше десяти-пятнадцати лет. Осознание того, что детство Коры Бендер прошло в этом месте, было подобно удару в живот. Рудольф увидел перед собой ее разбитое лицо…
Некоторое время он бесцельно катался по городу, оглядывался по сторонам и сверялся с картой города, прежде чем остановить автомобиль возле дома ее родителей. Симпатичное здание, построенное, скорее всего, в начале шестидесятых годов. Чистенькое, опрятное, как и все вокруг: ухоженный палисадник, до блеска вымытые окна, на них – белоснежные гардины. Рудольф едва не покачал головой от удивления.
Точный адрес он узнал во вторник вечером у Гереона Бендера. Сначала Рудольф хотел обратиться к Маргрет Рош и заодно задать ей еще пару вопросов. Однако тетка Коры словно сквозь землю провалилась. Рудольфу пришлось довольствоваться разговором с Гереоном Бендером, который сообщил ему, что ни разу в жизни не видел своих тестя и тещу.
– Много лет назад они отказались иметь с Корой что-либо общее. Мне следовало над этим задуматься. Должны же быть причины. Мне Кора поначалу тоже лгала. Несколько месяцев я думал, что Маргрет – ее мать. А отец, мол, умер, незадолго до того, как Коре исполнилось четырнадцать лет. И всплыло все, только когда мы подали заявление в загс. Надо было еще тогда ее бросить. Скажите на милость, это нормально? Она ведь и меня ранила. Мне следует заявить на нее в полицию. Или я не могу этого сделать, раз мы женаты?
Гереон Бендер рассказал еще много чего. За последние полгода их семейная жизнь разладилась – еще одна причина, по которой он чувствовал себя обманутым.
– Что ж, Кора всегда была немного старомодной. Однако мне все равно казалось, что ей нравится заниматься сексом, просто она не хочет этого показывать. Но после сочельника…
Музыка в спальне и особая нежность с очень неприятными последствиями. Слегка смущаясь, Гереон Бендер рассказал подробнее; он выразился очень точно: «оральный секс».
– Только не думайте, что я от нее чего-то требовал. Никогда в жизни я бы так не поступил. Мне просто хотелось доставить ей особенное удовольствие. А она чуть не сломала мне шею.
Когда Рудольф Гровиан услышал об этом, у него снова проснулось подозрение, возникшее во время допроса. Изнасилование в детстве. Это органично вписывалось в картину с наркотиками и отвращением к оральному сексу. И объясняло ее последнюю вспышку. Он действительно перегнул палку. Кора попала из огня да в полымя.