Отпустив меня, Джонни сказал:
– Спой своей сестре колыбельную и возвращайся, хорошо? Я буду ждать тебя.
Когда я уезжала, он стоял на парковке и махал мне вслед. И я подумала, что, возможно, мне действительно стоит вернуться сюда, когда ты уснешь. Спой сестре колыбельную…
Глава тринадцатая
Рудольф отвлекся всего на секунду, но этого оказалось достаточно. Стоило Коре произнести имя Магдалины, как она тут же уплыла. Рудольф Гровиан наблюдал за тем, как Кора направилась к кровати, села – боком, лицом к подушке. Одной рукой она гладила помятую наволочку. И судя по тому, как менялось выражение ее лица, было понятно, что она уже не с ним.
Он надеялся услышать несколько слов, хотя бы бормотание, из которого можно будет извлечь какую-то информацию о том, что она переживает. Однако этой услуги Кора ему не оказала. А прочесть по ее лицу… На нем застыло выражение отвращения и неприязни, она несколько раз судорожно сглотнула. Казалось, она едва сдерживает тошноту.
Прошло несколько минут. Рудольф не осмеливался с ней заговорить. Одному небу было известно, где она сейчас была. Затем Кора снова вынырнула, совершенно неожиданно. Ее глаза расширились от ужаса. Она провела рукой по лбу.
– Я поехала домой, – четко произнесла Кора.
Он облегченно вздохнул и поспешно согласился:
– Конечно, госпожа Бендер.
– Я не бросила Магдалину одну на произвол судьбы.
Главное – не трогать Магдалину! Помня о прошлом разговоре, Рудольф предпочел бы оставить ее профессору Бурте.
– Конечно, не бросили, госпожа Бендер. Но мы говорим не о Магдалине. Мы говорим о Хорсти. После того как вы перестали приходить в «Аладдин», он несколько раз спрашивал о вас.
Кора смотрела на него. Она выглядела растерянной и неуверенной. Не зная, слышит ли она его вообще, Рудольф медленно продолжил:
– Это было в июне. Вы тогда были еще дома. Или в июне вас там уже не было?
Конечно же, ее там не было! Он готов был побиться об заклад. Кора пропала в мае, а не в августе. И по какой-то непонятной причине ее отец сказал… Может быть, он считал, что лучше посадить ее рядом с кроватью Магдалины, пока все не прояснится?
Теперь Рудольф играл в эту игру так же хорошо, как и она, ее тетя и соседка – в полуметре от правды. Кора ничего не заметила.
– Один раз Хорсти даже разговаривал с вашим отцом. И тот сказал ему, что вы знать его больше не хотите. Что теперь вы встречаетесь с Джонни – так сказал ваш отец. Это было в июне.
Рудольф и сам не знал, какой реакции от нее ожидал. Какой-нибудь. И она не заставила себя ждать. Кора опустила голову и пробормотала:
– Нет, я поехала домой.
Что-то в ее тоне озадачило его. Рудольф еще больше насторожился.
– Конечно, поехали. Но вы ведь были с Джонни?
– Да.
– Вы помните, когда это было?
– Да. Сейчас я вспомнила: в день рождения Магдалины. Но я поехала домой…
«Неправда», – подумал он.
– Конечно, госпожа Бендер. Я в этом ни капли не сомневаюсь. Вы помните тот вечер?
– Совершенно четко. Только что вспомнила. Я поехала домой около одиннадцати часов.
Так он ничего не добьется. Полицейский решил зайти с другого конца.
– А зачем вы поехали домой?
– Я обещала Магдалине, что скоро вернусь. А еще я боялась, что Тигр захочет поехать с нами. Та девушка с нами точно не поехала бы. Она ведь только-только с ним познакомилась.
Девушка! Рудольф чуть было не присвистнул. Отлично, продолжаем в том же духе. Расскажи мне о ней, медленно, осторожно.
– Как ее звали, госпожа Бендер?
– Понятия не имею.
Отлично, похоже, никто этого не знает. Неудивительно, что в указанное время в Буххольце никто никого не искал. Одному небу было известно, откуда приехала эта несчастная. Но вернемся к главному.
– А Франки тоже там был?
Кора посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, потерла ногти. На ее лице появилось выражение как у упрямого ребенка.
– Вы не помните, госпожа Бендер?
– Почему же, помню. Его там не было. Я его никогда прежде не видела.
Глубоко вздохнув, Рудольф решился ударить прямо в цель.
– Видели, госпожа Бендер. Вы видели его. Однажды в подвале. И это произошло в ту ночь. Но это было гораздо позже, чем в одиннадцать. Я точно это знаю. Если в одиннадцать вы поехали домой, значит, позже вы вернулись. Я очень хорошо понимаю, что вам захотелось вернуться. Любая на вашем месте поехала бы обратно в «Аладдин». Вы были по уши влюблены в Джонни и хотели быть с ним. Это совершенно нормально. Так поступила бы любая нормальная девушка, госпожа Бендер. А вы ведь были нормальной девушкой, не так ли? Вы не были безумны. Только безумная могла бы бросить Джонни и… остаться дома.
Он чуть было не сказал «…сидеть у кровати больной сестры». Едва успев проглотить эти слова, Рудольф продолжил:
– В ту ночь вы вместе с Джонни, маленьким толстяком и еще одной девушкой сели в машину и уехали. У меня есть свидетели этого. А Франки, судя по всему, был уже в подвале, когда вы явились туда вместе с остальными.
– Я не знаю. – Голос Коры звучал так, словно она вот-вот расплачется. – Действительно не знаю. Помню только, что поехала домой в одиннадцать. А потом – октябрь. Мне неизвестно, почему так получилось.
Ее пальцы сплелись, стали тереть, скручивать и мять друг друга, словно у нее не было другой поддержки, кроме собственных рук. В голосе слышалась паника. Во взгляде читалась мольба: «Поверьте и поймите!»
– Я не бросила сестру на произвол судьбы. Я все для нее сделала. Все. Только на панель не пошла. Я хотела сделать это с мужчиной, которого полюблю. А Джонни… Я думала об этом, когда мы танцевали. Что я хочу этого – с ним. Даже если это будет всего лишь раз. Мне было все равно. Однажды я испытала бы это, и никто не сумел бы у меня этого отнять. «Спой сестре колыбельную, – так он сказал. – Я буду тебя ждать». И я подумала, что если она устанет и уснет, то, может быть, я смогу еще раз…
Открыв глаза, Кора заявила:
– Но я была осторожна. Я всегда была осторожна, уж поверьте. Я любила ее и никогда не сделала бы ничего такого, что могло бы ей навредить. Всегда была очень внимательна. Я знала, за чем нужно следить. Если Магдалина задерживала дыхание, я сразу же останавливалась. А если оно учащалось, двигалась медленнее. Одну руку я всегда клала ей на грудь, проверяя, как бьется сердце. Я никогда не ложилась на нее сверху, никогда. Обычно я делала это пальцами. Очень редко – свечой. А языком… Мне было слишком… Она мне все уши об этом прожужжала. Один раз я попробовала, но мне показалось, что это противно и опасно – так я не могла следить за тем, как она дышит.
Прикусив нижнюю губу, Кора беспомощно пожала плечами. В ее голосе слышались сдавленные рыдания.
– Я знаю, что это было неправильно. Я не должна была этого делать, это противоестественно. За это были уничтожены Содом и Гоморра. И я не хотела этого делать. Но Магдалина сказала, что это запрещено только для отцов и братьев, а не для сестер. И ведь ей было так тяжело. Она так хотела хоть разок переспать с мужчиной, но этого никогда бы не… У нее ведь была только я. И собственные чувства.
Голос Коры прервался, и, всхлипнув, она взмолилась:
– Только профессору об этом не говорите! Обещаете?
– Конечно, госпожа Бендер, обещаю.
Рудольф произнес эти слова, прежде чем успел осознать, что именно она ему только что доверила. Понимание пришло с небольшим опозданием. Кора уже продолжала, когда до него наконец дошло, как именно нужно понимать это «Я любила ее». Дословно!
– Магдалина говорила, что оргазм – это потрясающе. А я не знала, так ли это. И в тот вечер намерена была узнать. А тут надо ехать домой. Когда я вернулась, Магдалина что-то заметила и не давала мне покоя. «Ты такая странная, – сказала она. – Что-то случилось?» А потом заявила, что я должна сама допить шампанское. Мол, ей оно не нравится и у нее от него кружится голова.
Всхлипы стихли. Кора плакала без слез, не сводя глаз с собственных рук, с мнущих друг друга, переплетающихся пальцев. У Рудольфа возникло желание обнять ее или хотя бы сказать что-нибудь утешительное. Но ему не хотелось ее перебивать, поэтому он продолжал вслушиваться в ее лепет.
– Я осталась с Магдалиной. Сделала все, что она хотела. Накрасила ей ногти. Мы слушали музыку. Я не знаю, что вдруг произошло. Неожиданно она сказала: «Станцуй для меня!»
Пальцы, лежавшие на коленях, снова сплелись. Рудольф услышал хруст суставов, пытаясь осознать, о чем идет речь. Провал в памяти! Ее упрямое отрицание было похоже на подтверждение. Он не ошибся: Коры не было дома, когда умерла ее сестра. Она узнала об этом только в ноябре…
Ее голос прервал его размышления. Кора произносила фразы так, словно ей не хватало воздуха.
– «Станцуй для меня! Живи для меня. Выкури для меня сигарету. Пойди ради меня на панель. Выбирай ради меня клиентов, которые платят больше. А чтобы у тебя было хоть что-нибудь свое, сходи на дискотеку. Найди себе парня, переспи с ним. А потом расскажи, как это было». Я рассказывала ей о свете в «Аладдине», о том, как он мерцает, когда музыка начинает звучать громче. Красный, зеленый, желтый, синий…
«Цветомузыка», – успел подумать Рудольф. И тут Кора вскрикнула.
– Это такой же свет, как в подвале! Я не могу туда пойти. Пожалуйста, держите меня! Помогите мне! Я не вынесу этого. Сделайте что-нибудь! Сделайте же что-нибудь! Я не хочу идти в подвал!
И она принялась размахивать руками, словно пытаясь ухватиться за что-то.
Нужно было позвать профессора Бурте. Эта мысль пришла Рудольфу в голову, но он тут же ее отбросил. Профессор – человек занятой. Неизвестно, сможет ли он сейчас найти время на то, чтобы исследовать подвал вместе с Корой. Возможно, он решит, что лучше дать ей успокоительное.
Рудольф Гровиан подумал, что вполне контролирует ситуацию. Он сел рядом с Корой на кровать, взял ее за руки и сжал их. Затем приобнял ее и попытался успокоить, хотя у него самого сердце едва не выпрыгивало из груди. Она была не в себе. Взгляд метался по комнате. Грудь и плечи вздрагивали, дыхание было сбивчивым.