Нормально?
И если организовывать выезд к ним на дачу вместе с супругой, то что получится? Нужно будет вести себя, как на очной ставке: ни бровью ни глазом не повести. Чтобы, не дай бог, не заподозрила, не додумалась до того, чего нет.
Нет, к ним не стоит. Вот у Наташки было бы неплохо. Хоть и дом не отремонтирован, и окна по большей части щитами пока закрыты, зато из старых сосен шатер какой! А теперь под заснеженными лапами и вовсе укрытие – лучше не придумать. Хоть спать укладывайся.
– Ну и поехали! – разохотилась Наталья.
– Когда? – с иронией вздохнул Вова, подруливая к ее подъезду. – Работы столько, что… Да и не отпустят тебя теперь с нами наверняка.
– Кто? – не поняла Наталья, ткнув шутливо его в плечо. – Кому я нужна-то, Вова?
– Хм-м… – он кивнул куда-то себе за спину. – Одного вот точно вижу. Никита не тебя дожидается, нет?
Вот курица! За разговорами о несбыточном отдыхе проглядела мужчину своей одинокой маетной мечты. Интересно, давно он ее ждет? Наверное, давно, раз ходит методично от одного подъезда к другому. Замерз, вероятно.
– Так я пошла? – не глядя на Лесовского, негромко проговорила Наталья, дергая ручку двери.
– Иди, матушка, иди. Иди и помни! – Вова поднял указательный палец кверху и потряс им.
– О чем?
– О том, что если у тебя с Никитой ничего не выйдет, то… – глаза у Лесовского сделались ну просто бесовскими. – То должна будешь уйти ко мне.
– Володя!
– И жена моя так говорит, и я опять же не против, – он захихикал, заводя машину. – Иди, а то Добрыня наш молодец окочурится совсем…
Глава 8
Ее задержали по подозрению в убийстве человека! Нет, даже не так все обстоит! А все гораздо хуже и страшнее! Они – эти серые протокольные прокурорские мыши – уверены на все сто, что именно она убила человека! Отравила! Нашли Медичи, придурки! Да она…
Да она аспирин от глюкозы отличить не сможет ни за что, хотя и среди медработников все детство тусовалась. Не интересно ей это просто было всегда, и все! И от дурева проку не видела, и бежала от всего, что было связано со шприцами и зельем этим, как черт от ладана. Другое дело – травки пыхнуть. Тут еще можно было за компанию, но чтобы вены себе дырявить или порошок ноздрей со стола собирать, боже упаси! Ей с таким же успехом можно было дорожку из муки натрусить, она бы втянула и разницы бы не почувствовала.
Да и не стала бы, если честно. Не по принципиальным убеждениям, а потому, что красоту свою берегла и уповала на нее, как на единственный свой божий дар. Ставку, то есть, делала. Больше-то не на что было, только на нее, родимую, от которой мужики млели, как асфальт под солнцем. В такого расплывшегося втыкай каблучок поглубже, и все, он твой. Она, конечно, не злоупотребляла. Все выбирала, перебирала, ждала. Ждала своего звездного часа, когда в такого вот спекшегося можно будет коготки поглубже вонзить, дождаться, пока все схватится, заматереет, а потом уже…
Дождалась, что называется!
Дождалась пригожего, который и спекся, и все с собой делать позволил, и даже наобещал кучу всего. А потом возьми и подставь ее по такому крупняку, что теперь лет через десять минимум ей только и выйти придется.
Хотя его винить тоже сложно. Он и сам знать не знал, что она его спасать бросится. Послал ее в холл, попросил поискать в его карманах визитку. На кой черт, спрашивается, она ему в тот момент была нужна?…
Так, стоп, минуточку!
А ведь действительно?! На кой черт она ему в тот момент вдруг понадобилась?! Жене на грудку остывающую пришпилить? На, мол, дорогая, возьми с собой в мир иной. Может, представишь там меня кому-нибудь. Или у господа прощения за меня попросишь. А он потом пускай позвонит или сообщение по e-mail пошлет, что, мол, за все прощает и в гости пока не ждет…
Попалась, идиотка?! Попалась, как последняя дура!!! Он ведь специально ее туда послал и по карманам попросил пошарить. Знал, иуда, что она на пузырек наткнется. Знал, что все сразу поймет, что за него испугается и прикрыть попытается.
Ну, нет! На костер она ни за кого идти не собирается.
Хотя кто ей теперь поверит? На пузырьке наверняка его отпечатков нет. Только ее. И это ведь просчитал, иуда!
Нет, ну все равно, черт побери!
Она вот возьмет и все сразу завтра расскажет про него этой прокурорской ехидне с потрясающими внешними данными.
И чего было идти туда работать, спрашивается, с такой-то внешностью?! Образование есть, красоты немерено, умная, стерва, аж страшно. Чего туда-то потащилась? Шла бы на подиум или в кино сниматься, взяли бы без вопросов. Там бы и мужика себе нашла, а то все по чужим глазами ерзала всю ночь. Все на себя, небось, примеряла, подойдет ей или нет. Да кто же с ней жить станет, с такой умницей?! От такой, блин, ничего и не скрыть, и не загулять даже. Она же следователь! Она вмиг вранье раскусит и статью припечатает, что не отмыться. А что? У них это запросто! Возьмет и подкинет пакетик порошка неверному в капюшон, а потом сама и позвонит, настучит. Неверный только за порог, а ему руки за спину. Шасть в капюшон, а там в нем шесть лет строгача…
Нет, вот о чем она сейчас думает, а?! Нужна ей эта длинноногая прокурорская стерва? Нужна ей ее холостяцкая озабоченность? Нет, дорогуша, не нужна. Тебе теперь надо о собственных ягодицах печься, на которые ты приключений таких нашла, что в голове пусто и холодно от перспективы ближайшего десятка лет.
– Слышь, курить нету?
Соседка по камере смотрела на нее мутными от алкоголя глазами. Что-то болтала в первый час знакомства, что будто бы ждет суда за непредумышленное убийство собственного ребенка. Что будто бы поставила щи вариться на плиту и ушла в магазин, а ребенка спать в кровати оставила. Пока в очереди простояла, пожар начался, ребенок и сгорел. И ей теперь срок корячиться. Все жалости и понимания к себе просила, проскулив полдня. И не виновата, мол, и дитя ей жалко, и кто ее теперь пожалеет и все такое.
Вот даже смотреть в ее сторону не хотелось, не то что жалеть. И не потому, что неизвестно еще кто здесь в жалости нуждался, а потому что тетка глубоко ею презираема была.
Алкашка, во-первых. Врунья, во-вторых. Кто же ей поверит, что в очереди простояла она, забыв про плиту и малыша? Их, очередей-то, теперь почти нет. Разве что только в пункт приема стеклотары. Да и там, по слухам, все быстро. Пила наверняка где-нибудь в подворотне. Да и щей тоже, небось, не было. Скорее гора бычков незатушенных, из-за которых потом и пожар начался.
– Слышь, курить нету? – уже с каким-то даже вызовом повторила товарка по камере.
– Нет, – головы в ее сторону даже не повернула, отвратно было глядеть на нее. – И отвали, поняла? Не до тебя!
– Ты смотри, шалава, а то я как рассержусь! – тетка начала ругаться матом. – Развесила тут ножищи-то! Как в морду вцеплюсь ваще!
– Слушай, ты, вонючка, – она приподнялась на локте на цветастом матрасе. – Я здесь, между прочим, по подозрению в убийстве.
Та ойкнула и притихла. А ее вот как прорвало.
– И убила я молодую, красивую и богатую, не тебе чета! Так что заткнись и помалкивай, пока я тебя о чем-нибудь не спрошу. Понятно?!
Та кивнула грязной лохматой башкой и затихла. А она подобрала ноги, которыми болтала в воздухе, свесив со второго яруса нар, и едва не заревела.
Нет, ну что вот она сейчас сказала, а?! Из-за нервов своих только что в убийстве, которого не совершала, призналась! И перед кем? Перед пропойцей! А если она ментам стучит? Если ее сюда специально к ней в камеру подсадили, что тогда? Она вот возьмет и за сигарету сдаст ее. Скажет, да, мол, граждане начальники, девка убийца. Сама мне сказала, что убила и все такое. А вы, мол, теперь жмите, раскручивайте ее до конца. Рано или поздно сознается.
Ах, ну как же ты так, Митя! Как же ты так мог поступить, а?! Ведь когда вошел в гостиную, увидел, узнал, то…
Нет, она могла поклясться в тот момент, что у него эрекция. Он даже пиджак принялся запахивать и руки в карманы брюк совать, чтобы скрыть. Так многие на нее реагировали, он не был исключением. Глаза моментально загорелись и жгли ее и жгли все время. А потом и вовсе он ухватился за нее и под лестницу потащил. А там такое говорил и делал, что она и правда поверила: все, готов! Когти она в него все же запустила. И радовалась жутко. Ведь не думала, не гадала, что новогодняя ночь ей такие сюрпризы преподнесет. Принимать приглашение не хотела поначалу. Думала, чего ей среди старперов делать? А когда его увидела и реакцию проследила…
А оно вон как все обернулось! Что теперь будет, что будет? Помощи ждать неоткуда, передачки тоже. Никто корки хлебной не притащит. Мать обомрет, как узнает. С давлением свалится. Где на нее рассчитывать? Там ведь, наверное, не все так просто. Надо с адвокатом что-то будет мутить, деньги платить, разрешения требовать, чтобы к дочери непутевой допустили. Нет, мать – не боец. Она не сможет. И не от нежелания, а просто от немочи своей душевной и телесной. Сестра…
Вот та могла бы. Запросто могла. Да только не будет она пятнать себя и муженька своего. Только войти успели, сразу поймали момент, увлекли в холл, чтобы никто не видел и не слышал. И зашептали, зашептали. И не столько Серега, сколько Надежда. И давай ничего не станем усложнять. И давай сделаем вид, что не знакомы. И потом как-нибудь, если возникнет необходимость.
Нет, Надька точно за нее не вступится и корки не принесет. Сережа у нее! А у Сережи того родня чрезмерно важная. Еле-еле Надьке в семью позволили протиснуться, а тут еще вдруг сестренка. Да с такой вот удивительной биографией. Да они оба отвернулись от нее, когда ее из дома в слезах увозили. Отвернулись, сволочи, и даже попыток о чем-то спросить или переговорить не сделали.
Нет, на Надежду никакой надежды.
Кто тогда?! Кто способен ей помочь, посочувствовать хотя бы или пончик засохший принести?
Никто! Нет таких.
Митька? Нет, этот не станет. Раз он ее подставил, то и помощи от него ждать странно. Не в его это интересах. В его интересах было от супруги избавиться.