– Что скажешь, Надя? Ты ведь знала о ее любви?
Она неопределенно дернула плечами, пробормотав едва слышно:
– Что вы хотите этим сказать, Дмитрий? Я вас не понимаю.
Опять двадцать пять!
– Я хочу сказать, что у моей жены был роман с твоим мужем! – рявкнул он, начав лупить по баранке руля. – Они… Уж не знаю его чувств к ней, но она-то любила его, и еще как! Все ее подруги в модельном агентстве осведомлены о ее великом чувстве! Все, кроме меня!.. Так вот, ты узнала и решила от соперницы избавиться. Разве я не прав? Отвечай! Это ведь ты отравила ее?!
– Оставьте меня в покое, – очень медленно выговаривая каждое слово, произнесла она, едва открывая рот. – Я не убивала вашей жены, клянусь вам. Обо всем остальном… Я не желаю с вами разговаривать. Все! Я ушла…
И ушла ведь, оставив Кагорова с носом. Просидев остолбеневшим идиотом, которого оставила с носом какая-то вертихвостка, Кагоров решил вернуться к Саше и обсудить с ней все. Баба умная, дельная, авось сообща они с ней что-нибудь да придумают. Только-только заглушил машину, как в кармане завопил мобильный.
Номер был незнакомым, отвечать не хотелось, и все же он, помедлив, ответил:
– Да!
– Митек, привет, – раздался в трубке женский голос, показавшийся знакомым.
– Привет, а кто это? – он честно силился вспомнить, но, расстроившись встречей с Надеждой, так и не смог. – Кто звонит?
Он только успел, покопавшись в памяти, подумать о надоедливой Каныгиной, как ему представились:
– Это Стаська, Мить. Привет, – она виновато задышала в трубку. – Злишься на меня, да?
– Ах, вот кто обо мне вдруг вспомнил! – протянул он с обидой в голосе. – Вот кто решил мне позвонить! А что вдруг? Совесть заела? Или соскучиться успела на нарах?
– Ага!
– Что «ага»?
– И то и другое, Мить. И совесть заела, и соскучилась. Не приедешь сейчас ко мне?
– С чего это вдруг?
Кагоров сразу насторожился. Он дал себе зарок держаться от сестер подальше. Вот прямо как старшая из сестер выбралась из его машины, так зарок и дал. Но забыл, что жидковатым он был на зароки. Жениться-то ведь тоже не собирался, а уже успел предложение сделать.
Так и теперь. Стоило Стаське начать канючить, как она по нему соскучилась, какой сволочью себя считает после всего, что произошло, как жалеет его, сердечного, и Кагоров размяк, поплыл, тут же забыв обо всем. И про зароки свои забыл, и про то, что жениться вроде уже как собрался и детей завести.
– Соскучилась она! – проворчал он уже много мягче. – А о моих проблемах думала, когда сдавала меня с потрохами? Кстати, как номер мой мобильный раздобыла?
– Митенька, ты совсем как ребенок. – Стаська зазывно рассмеялась, а у него внизу живота тут же все судорогой свело. – Кто меня за визитками посылал? Вот я тогда одну для себя и припасла, милый. Приезжай, а! Мать я сейчас куда-нибудь спроважу, покувыркаемся. Кто знает, может, в последний раз! Запоминай адрес.
«Конечно, в последний раз», – раскаялся он запоздало. Он же жениться собрался, ему теперь не до девок вроде Стаськи. В первый и последний раз он едет к этой взбалмошной девице. И ехать-то куда! Чуть ли не в другой конец города! Когда-то он туда еще доберется? Может, пока доедет, окончательно опомнится и повернет обратно, а?
Не опомнился и не повернул, хотя и ехал целых сорок минут, без конца застревая на светофорах. Поднимаясь по лестнице к квартире Таисии, поздоровался поочередно с тремя тетками: между первым и вторым этажами, между третьим и четвертым и на лестничной клетке, где жила Стаська. «Будет теперь у старых перечниц тема для сплетен», – со шкодливым смешком подумал Кагоров. Ой, сколько разговоров будет! Ведь последняя старуха видела, как он, не позвонив в дверь, сразу открыл ее и вошел. Она же не знала, что уговор у них со Стаськой такой имелся. Она так и сказала ему:
– Входи, дверь запирать не стану. Буду в ванне отмокать, тебя дожидаясь…
Где же тут было ему передумать и повернуть обратно! Всю дорогу только и делал, что представлял ее – нагую, в мыльной пене.
Переступил порог, прикрыл дверь за собой. Подумал и повернул ключ в замке. Больше они никого не ждали. Не так ли?
– Стась, ты где? – крикнул громко, прислушиваясь к звукам в квартире. – Э-эй! Отзовись!
Она не могла его слышать, потому что в ванной шумела вода. Ну да. Она же сказала, что будет в ванне ждать его. Кагоров сомлел вовсе и даже хотел сразу в прихожей начать раздеваться и под теплый голый бочок к молодой бестии…
Как одумался, черт его знает! Пальто только на вешалку с пиджаком швырнул, ботинки снял. И пошел в ванную.
– Любишь ты… – начал он громко, распахивая дверь в ванную. – Придумывать…
Все остальные слова застряли у Кагорова в горле, стоило ему войти в ванную. Он оглох, ослеп, едва не умер, стоило ему увидеть Таисию в мыльной воде…
Красивая головка лежала на бортике ванны с распахнутыми широко глазами, в которых – он поклялся бы – застыло жуткое изумление, и ничего более. Ни страха, ни сожаления, ничего! Она очень удивилась – эта красивая молодая девчонка, – прежде чем умереть.
Умерла от ножа, рукоятка которого торчала из хлопьев мыльной пены, с левой стороны груди. Удар был нанесен мастерски, потому что крови в воде было очень мало.
Об этом Кагоров минуты три спустя подумал, когда к нему вернулась способность соображать. А вот следующим побуждением его было – бежать. Бежать как можно дальше и быстрее отсюда!
Он и рванул, не помня, как схватил с вешалки свои вещи, как судорожно надевал ботинки, как отпирал дверь. Опомнился с трудом на лестнице. И то из-за чего? Из-за того, что старая карга продолжала торчать возле двери в свою квартиру и тут же впилась в него подозрительными заплывшими глазками.
– А вы кто такой? – сразу прицепилась она к нему. – Чего тут шастаешь? Вошел, не позвонил, уходишь тут же! Вор, что ли?! Чего это по-хозяйски тут шастаешь, а?!
Прокляв свою похоть, что пригнала его в этот дом, Кагоров помчался вниз по лестнице, забыв одеться. Так и влез в свою машину с охапкой в руках. Швырнул все на заднее сиденье, с третьей попытки завел машину и помчался домой.
Вот что?… Что ему теперь делать, идиоту?? В милицию звонить? Сообщать о том, что нашел труп девушки, которую подозревал в убийстве своей жены? Так это же…
Так его тут же схватят! Тут же на нары кинут. Скажут, он убил! А кто еще? Она ему позвонила перед смертью? Позвонила. Проверят. Он приехал? Конечно! Видели его как минимум трое. Одна так вообще видела, как он входил в незапертую дверь. Как потом выбегал оттуда. Мотив у него имелся? Наверняка и мотив придумают. Скажут, решил избавиться от нежелательного свидетеля, который нашел в его кармане пузырек из-под яда.
– Черт, черт, черт!! – орал Кагоров всю дорогу. – Ну надо было так, а?! Зачем поехал?! Зачем?!
Он загнал машину в гараж. Влетел в дом, тут же наткнулся на домработницу с пылесосом, наорал на нее и отослал прочь.
– Так я же уборку еще не закончила, – начала было она.
Но он перебил ее:
– К черту твою уборку! Уходи! До завтра… Все завтра…
И тут же тоска легла на сердце: а будет ли у него завтра?! Случится ли оно у него?! Где гарантия, что завтра на него браслеты не наденут? Надо, надо звонить адвокатам. Звонить куда-нибудь, что-то делать, не сидеть сиднем.
А сам сидел! И снова пил, уставившись в одну точку. Пил и понимал, что жизнь его и успешная карьера, наверное, закончились. Закончились в тот момент, как он переступил порог квартиры Таисьи. Не нужно было ему туда ехать, не нужно! А поехал.
Допился до таких чертей, что начало казаться, будто за ним уже приехали. И машины какие-то под окнами остановились будто бы. И ходил будто кто-то вокруг дома, заглядывая в окна. Жуть такая взяла, хоть милицию вызывай, в самом деле. Подумал так и тут же захихикал. Чего ее вызывать, если она уже тут. Сорвался с места, выбежал на улицу, начал метаться по дорожкам и орать:
– Вот он я! Берите меня! Берите!!!
Никто не спешил ему навстречу. Не заламывал рук, не кидал мордой в землю. Метался над землей мокрый снег. Поскрипывали стволы берез, да тускло светились окна соседних домов.
Продрогнув до костей в одной рубашке и носках, в которых, забыв обуться, выскочил на улицу, Кагоров, сильно пошатываясь, побрел обратно к дому. Сумасшествие, видимо, и впрямь грозило исковеркать его сознание, потому что он тут же услышал шаги за своей спиной. Никого же не было, когда он орал и бесновался в своем дворе, а тут стоило ему сделать шаг, другой, как сразу постороннее присутствие за спиной ощутил. Либо допился, либо…
«Либо души умерших мне теперь покоя не дают», – решил он спьяну. И тут же принялся неистово креститься, плохо помня, в какой последовательности кладется православный крест на душу. Поднялся по ступенькам, глянул на свои носки, промокшие на снегу, взялся за ручку двери и вдруг упал на колени. Он сразу даже не понял, почему. Подумал, что поскользнулся. И боли не почувствовал сначала. Лишь второй и третий удары по голове пронзили его очень остро и болезненно. Но он все еще продолжал держаться за дверную ручку. Чувствовал теперь, что сзади кто-то есть. Кто-то очень сильный и озлобленный. И этот кто-то решил добить его. Кровь уже заливала лицо, а удары продолжали сыпаться.
– Все… – прохрипел Кагоров, разжимая пальцы и падая лицом вниз. – Все, я больше не могу…
Глава 20
– Я из-за тебя, дрянь, убил человека!! Ты понимаешь, что я натворил?! И зачем только… Зачем я на тебе женился?? Господи, что теперь будет??
Сергей сидел в ванне, полной до краев давно остывшей воды, и рыдал. Он не подпускал Надю близко к себе, не позволял открыть кран с горячей водой, не позволял вытащить его из ванны. Он просто орал на нее, проклинал тот день и час, когда в нее влюбился, и плакал. Жутко плакал, подвывая, плескал себе в лицо мыльную воду и не подпускал жену к себе…
Надежда, внутри у которой все замерло, застыло, окаменело еще с новогодней ночи, не знала, что может и должна делать теперь. Она металась с полотенцем и его халатом из ванной в кухню, где готовила ему горячий кофе чашку за чашкой и все пыталась напоить его. Три разбитые чашки уже валялись на кафельном полу в ванной. А она все продолжала готовить кофе как заведенная. Глупо было, конечно, она это понимала. Но просто стоять и смотреть на то, как рушится ее семейная жизнь, да и вся ее жизнь вообще, она не могла. Ей, как воздух, необходима была сейчас ее суета. Если бы она остановилась хоть на мгновение, то умерла бы точно. Просто упала бы и не поднялась больше.