- Вы настолько заскучали, комиссар? – спросил он. Но я уже знал, что он согласится. Он считал это умным решением, хотя и не понимал моих истинных мотивов. Разведкой часто пренебрегают во многих кампаниях. Слишком многие командиры полагаются на грубую силу, чтобы добиться победы. Нанести удар по врагу – это хорошо. Но еще лучше нанести удар в то место, где он причинит врагу наибольший ущерб – и в наиболее подходящее время.
- Честно говоря, да, - ответил я. Среди офицеров послышались смешки. – Так как я не могу исполнять свой долг как раньше, то буду исполнять его иным образом. Я намереваюсь выйти на ничейную землю между нашими позициями и противником, и посмотреть, что там.
- Один? – спросил капитан. Некоторое время он вел себя тихо. Я знал, что он следит за мной, но также я знал, что его шпионы в полку не сообщают ему обо мне ничего. Они считали меня дураком – тупым и лишенным воображения. Они не могли представить, чтобы я снял знаки своей власти, чтобы охотиться за своими жертвами. По крайней мере, я надеялся на это.
- Желательно не один. Но я пойму, если никто не захочет пойти.
Снова смешки. Капитан нахмурился и посмотрел на своих товарищей. Полковник тоже, хотя, вероятно, по другим причинам. Следующий момент был самым опасным, и я вздохнул, прежде чем продолжать.
- Так как я вне цепи командования, это заявление с моей стороны лишь формальность. В любом случае я намереваюсь отправиться на разведку, так как считаю это аспектом своего долга. Я буду оберегать полк так или иначе.
- А если вас убьют? – спросил полковник.
- Тогда вы попросите прислать нового комиссара. Соответствующие документы в моем жилом бункере, - сказав это, я посмотрел на капитана, и увидел, что он прищурил глаза.
Полковник покачал головой.
- Конечно, вы правы. Я не могу остановить вас. Возьмите с собой одного из солдат. Капитан, назначьте добровольца.
- Я пойду, - сказал капитан, и мое сердце подпрыгнуло в груди. Я знал, что он считает это вызовом. Такие как он любят вызов. Но полковник махнул рукой.
- Нет. Вы нужны мне здесь. Пошлите кого-то из нижних чинов.
Я бросил взгляд на полковника, подумав, не заподозрил ли он что-то в моем плане. Может быть, он беспокоился, что если мы с капитаном отправимся на разведку вдвоем, то назад вернется только один из нас. Или, может быть, он боялся за меня.
- Любая помощь приветствуется, - сказал я.
- Я найду кого-нибудь… желающего, - произнес капитан. И на мгновение, только на секунду, мне показалось, что его глаза сверкнули синим блеском. Я сохранял бесстрастное выражение лица, несмотря на наполнявшую меня радость. Как я и надеялся, они проглотили наживку.
- Пусть этот доброволец возьмет с собой продовольствие. Мы можем отсутствовать несколько дней.
- Тогда решено, - сказал полковник. – Все свободны. Кроме вас, Валемар.
Я даже не стал его поправлять, мой разум был полностью сосредоточен на предстоящей задаче. Он жестом пригласил меня сесть, но я остался стоять. По инструкциям комиссар должен был стоять в присутствии полкового командира, чтобы подчеркнуть свою независимость от цепи командования.
Адъютант принес полковнику стакан с вином. Я даже не слышал, как он вошел. Я всегда удивлялся, как они понимали друг друга без слов. Возможно, это просто привычка. Полковник сразу выпил вино, и адъютант налил ему еще.
- Отличное вино, - сказал полковник, допивая второй стакан более медленно. – Не желаете выпить?
- Я при исполнении служебных обязанностей.
- А если бы я приказал вам?
Я не ответил ничего. Разговор зашел на незнакомую территорию.
Полковник вздохнул.
- Возможно, это и к лучшему. Это последнее, что осталось. У нас всё заканчивается. Даже вино, - он посмотрел на меня. – Иногда вы разочаровываете меня, Валемар.
Эти слова больно укололи меня, и, наверное, я вздрогнул.
- Прошу прощения, полковник, если я когда-либо… - начал я, но он отмахнулся.
- Извинения – признак слабости. Вы подвергаете себя ненужной опасности. У меня есть более важные дела для вас, чем разведка, с которой справился бы любой солдат.
- Тогда почему бы не послать их?
- Потому что мы и так обладаем всей необходимой информацией, комиссар. Командование приказало нам удерживать эти позиции. И пока мы не получим других приказов, именно это мы и будем выполнять, - его красный глаз с жужжанием повернулся ко мне. – Но ведь вы это не ради разведки затеяли, не так ли?
Я хотел сказать ему правду. Но я знал, что он мне не поверит.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
Полковник помолчал. И когда он наконец заговорил, в его голосе звучало сожаление. Мне это не понравилось.
- Нет. Может быть, и нет. Иногда я думаю, что очень плохо использовал вас, Валемар. Комиссар. А иногда думаю, что, возможно, я получил именно то, что хотел. Наши предшественники погубили бы полк. Такие люди, как Дакко, разложили бы его. Но мы с вами сделали его сильным, не так ли?
- Я исполнял свой долг, полковник. Как и вы.
Полковник издал звук, который, вероятно, был смехом. Я иногда забывал, что мы оба были чужими для этого полка, иномирцами. Полковник запросил назначение нового комиссара в полк вскоре после того, как сам вступил в командование. Я так и не узнал, что случилось с его предшественником. Да это было и не так уж важно. Полк принадлежал тому, кто им командует. Ему. Нам.
- Да, мы исполняли свой долг. И продолжим его исполнять, - он посмотрел на меня через край своего стакана. – Будьте осторожны, комиссар. Дакко не замедлит всадить вам нож в спину, если посчитает, что ему это сойдет с рук.
С этими неутешительными словами он отпустил меня. В первый раз мы открыто говорили о таких вещах. Были и другие вроде Дакко. Другие офицеры, которые не могли приспособиться к новому положению дел в полку. Я исполнял свой долг, как приказал полковник, и мы очищали пространство для новых офицеров. Таких, которые были бы более восприимчивы к образу мыслей полковника. Но в этот раз он впервые предупреждал меня об опасности со стороны недовольных. Тогда я понял, что он гораздо более обеспокоен, чем я предполагал сначала. Могу только догадываться, что именно поэтому он публично отчитал меня раньше.
Потом я подумал, не видит ли полковник то же, что и я. Может быть, так он пытается сказать мне, что знает о происходящем, но его положение не позволяет ему действовать? Что он одобряет мои действия? Я надеялся, что это так. С его помощью будет легче спасти полк.
Конечно, я взял с собой штык из коллекции. Он хорошо послужил мне в моем расследовании, и я привык к нему. Как и я, это было оружие простое и функциональное. Послушное и смертоносное. Кроме того, его было легко спрятать.
Капитан прислал мне солдата по имени Гомес. Высокий и мускулистый, он возвышался надо мной. Он едва говорил, лишь поприветствовав меня.
Я знал имя Гомеса лишь потому, что был уверен – он убил другого солдата за карточной игрой, хотя я не нашел явных доказательств. Такое преступление наказывалось смертью, и Гомес знал это, поэтому он хорошо постарался замести следы.
Я часто думал, какими средствами капитан убедил его пойти. Возможно, деньгами. Для громил вроде Гомеса часто этого бывает достаточно. Как бы то ни было, когда я увидел его, то сразу понял, что он непременно попытается меня убить.
Мы шли по траншеям, пробираясь к внешним, самым отдаленным позициям. Там они уже начали превращаться в труднопроходимые овраги, полные бурлящей грязи, в которой тонули разбитые бункеры. Земля была мягкой и неровной, и не раз нам приходилось ждать, пока она перестанет двигаться, прежде чем мы могли идти дальше. Воздух был полон испарений, воняющих горячей грязью и чем-то непонятным. Мне пришлось надеть респиратор и пару толстых перчаток. Несмотря на эту защиту, я чувствовал жар, исходящий от деформировавшихся стен покинутых траншей.
По пути мы видели, как они изменялись. Стены траншей принимали новую форму, дно поднималось или уходило еще глубже, унося нас в одно мгновение вниз, в следующее снова наверх.
Мы пробирались по жидкой слякоти, доходившей до колен, и спотыкались на засохшей грязи. Гейзеры пара вырывались в воздух, когда грязевой суп приходил в движение, и не раз я, оглядываясь назад, терял из виду Гомеса. Но он всегда появлялся снова, шагая по моему следу с неторопливой решимостью.
Мы шли по полям мертвецов. Жар и ядовитые вещества жутко искажали останки, придавая им странный и пугающий вид – в бурлящей грязи росли костяные цветы, тянувшие к огненным небесам свои лепестки, словно покрытые глазурью из костного мозга. Колючие заросли из шлака и костей свисали со стен траншей на нашем пути, будто тяжелый занавес, и несколько раз нам приходилось прорубать путь сквозь них. Жар становился все сильнее, и я страшно потел в своей шинели. Я знал, что и Гомес, должно быть, страдает не меньше, но он ничего не сказал.
Гомес попытается убить меня. Я знал это так же твердо, как свое имя. И одно это давало мне все необходимые оправдания для того, что я намеревался сделать. Как минимум это оправдывало мое дальнейшее расследование, что бы там ни говорил полковник.
Вражеские позиции были отнюдь не близко. Я воображал, что они видны из наших траншей невооруженным глазом, но в действительности мы не могли видеть их. За туманом, испарениями и грязью они были лишь размытой линией где-то на горизонте. Нам понадобилось почти три дня, чтобы приблизиться и разглядеть их передовые позиции, и даже тогда там мало что можно было увидеть. Лишь траншеи и импровизированные укрепления, очень похожие на наши.
Увидев их в первый раз, я невольно подумал, вдруг они – это наши. Вы понимаете, что я имею в виду. Бюрократия Империума огромна и медлительна, и могут происходить ошибки. Так полки могут получить приказ захватить мир, который уже захвачен, и никакие протесты не убедят высоких начальников, что это ошибка. Они видят только цифры, а не людей. В этом и разница между ними и такими людьми как полковник.