- Не сомневаюсь.
- Простые люди, с общими интересами, - сказал Грёте. Эта болтовня с честным видом хорошо служила савларцам. – Так дела и делаются.
- Ну да, - хмыкнула я, чувствуя, как мои губы презрительно кривятся. – Ладно, проваливайте и сидите тихо, пока мы не покинем город. Если надо, свяжитесь со мной через одного из ваших крысюков. Я найду вас, когда все успокоится.
- Понятно, - сказала Вернид. – А что тем временем будете делать вы, мамзель?
- Завоюю город, - ответила я. – Все, исчезните.
В следующий раз савларцы вышли со мной на связь через Еноха Белогривого, ратлинга-повара. У этого маленького воришки были со мной некоторые разногласия, но он оказался полезным контактом и за хорошую плату мог подать к обеду нечто повкуснее, чем протеиновая жижа.
За линией фронта все было достаточно тихо. По официальной версии Маризель убили фанатично настроенные мятежники. Достаточно правдоподобная история – я сама распространяла ее через агентов Еноха. На похоронной церемонии я старалась казаться должным образом опечаленной. Это было не так уж трудно, учитывая тот факт, что мне казалось, будто кто-то все время смотрит на меня. Я списала это на недостаток сна.
Всего этого было достаточно, чтобы все купились на эту историю о ее смерти. Прославившись в войне с мятежниками, ты просто напрашиваешься, чтобы к тебе подослали убийц. Еще один герой погиб ужасной смертью – добро пожаловать в Гвардию.
В Империуме мученики плодились как мошки в болоте, и лучшими из них были те, кто хорошо смотрелся на агитационном плакате. После смерти Маризель число добровольцев, вербовавшихся в Гвардию, резко выросло, и кроме Бульвадта и его ищейки Тренарда никто не задавал ненужных вопросов. Но я знала, что старый тиран еще ничего не разнюхал – по той простой причине, что он еще не убил меня.
Унг-Тем медленно и мучительно возвращался под власть Империума. Это стоило нам много хороших солдат, но я выполняла эту задачу, отбивая у мятежников квартал за кварталом. Я разрабатывала планы внутри планов, и постепенно они осуществлялись.
Частями, которыми командовала Маризель, я распорядилась наилучшим образом, захватывая противника в клещи, и даже устраивала фальшивые бои, чтобы выманить из подполья мятежников, прятавшихся в уже занятых кварталах. Когда мои победы стали множиться, я получила звание действующего полевого командира и командование всеми ноктайскими войсками в Унг-Теме. Несомненно, благодаря знаменитой рациональности Бульвадта. Когда на церемонии в мою честь Тренард спросил меня о причинах такого внезапного фейерверка побед, я ответила, что сражаюсь в том числе и чтобы отомстить за первого капитана Торн. Он странно на меня посмотрел.
Я хотела, чтобы обо мне думали как о героине Империума, скорбящей, но высоко державшей голову – хотя бы для того, чтобы отдалить от меня всякие подозрения. Но была и еще одна, не менее важная причина. Мне нужно было отвлечься. Я присоединялась к пехотинцам на передовой, когда только это было возможно, и своими руками забрала немало жизней мятежников.
Но даже кровь еретиков не могла смыть то, что я чувствовала после смерти Маризель. На моей душе было пятно, и когда я размышляла об этом ночью, мне казалось, оно ничем и никогда не будет смыто. Во время моего уединения в стратегиуме, я смотрела на порог, ожидая, что сейчас дверь распахнется, и меня схватят и потащат на казнь. По ночам я не могла заснуть – мне казалось, что кто-то все время смотрит на меня.
Сказать, что я не могла нормально отдохнуть, было бы сильным преуменьшением.
Однажды вечером я вернулась в свою комнату и нашла в ней серво-череп, державший в своих лакированных зубах записку, в которой мне приказывалось явиться к Бульвадту. У меня чуть сердце в груди не разорвалось. Я приготовилась к худшему и направилась во дворец Маринистра, ожидая, что разразится буря.
Перед кабинетом Бульвадта ждала целая очередь из офицеров. Я послушно дожидалась своей очереди, почувствовав некоторое облегчение от того факта, что нас там было много. Значит маловероятно, что меня вызвали для того, чтобы повесить или забить до смерти.
Когда меня вызвали в кабинет, лысый тиран вручил мне приказы на передислокацию и взмахом руки отпустил меня, словно я была не важнее доковой мухи. Я начала подготовку к погрузке подчиненных мне войск на транспорты, а это такой трудный процесс, что, честно говоря, даже сама война мне кажется легче. Трон Святой, до чего это непросто. Когда я отдала последние приказы по передислокации и два дня спустя взошла на борт «Божественного Провидения», в первый раз за многие месяцы я смогла вздохнуть спокойно. Осторожно, понемногу, я позволила себе думать, что все это дело забыто. И в некотором роде это действительно было так.
Говорят, что время лечит, но пустотное путешествие тоже неплохо с этим справляется. Спустя четыре месяца и семь дней после моей встречи с савларцами «Божественное Провидение», неспешно летевшее по системе Топен, добралось наконец до местной точки Мандевиля. Это место, где капитан корабля может включить варп-двигатели, не рискуя, что его судно будет сбито с курса гравитацией звезды, и все на борту отправятся навстречу огненной смерти. Но это еще не худший способ погибнуть при переходе в варп. Я слышала, что бывает и куда хуже.
Полеты в варпе – необходимое зло. Без них мы не могли бы путешествовать по галактике. Империум так огромен, что это метафизическое решение – единственный способ, которым мы можем надеяться относительно быстро попасть из одной его части в другую. Поэтому мы отправляем наши корабли в Имматериум, это измерение чистой энергии, где странные потоки и течения могут нести тебя куда быстрее и дальше, чем любой двигатель в реальном пространстве.
По крайней мере, так я это понимаю. Не сомневаюсь, что в действительности все куда запутаннее и страшнее. Среди нас солдат хорошо известно, что число тяжелых психических расстройств резко возрастает во время полетов в варпе. Таков риск варп-путешествий, но в славной Имперской Гвардии всегда найдутся новые солдаты.
Где-то через три дня после того, как мы вошли в варп, я ела свой ужин в столовой и чуть не подавилась свернутым кусочком пергамента в протеиновой пасте. Ратлинги используют такой пергамент как папиросную бумагу. Я незаметно вытащила его и спрятала в карман.
После этого я вернулась в свою каюту – быстро, но не слишком. Несколько солдат, встреченных по пути, салютовали мне, вытягиваясь, как на параде, словно они были горды тем, что увидели меня во плоти. Я все еще не привыкла к своему новому званию и положению, и это внимание изрядно меня раздражало.
Нечем тут гордиться. И не на что смотреть.
- Возвращайтесь к работе, - приказала я.
Они опустили глаза и поспешили прочь. Меня все это совсем не радовало.
Вернувшись в свою каюту, я аккуратно счистила протеиновую пасту с пергамента, чтобы можно было прочитать то, что на нем написано. Написано там было мало, но для меня этого оказалось достаточно. В моей каюте было весьма жарко, как и во всех каютах, расположенных над палубой инженариума. Но когда я прочитала записку, то похолодела.
В. неотв. 7006
Я смяла записку, зажмурилась и сжала кулаки.
Вернид не выходит на связь. Уже как минимум день, иначе Енох не стал бы утруждать себя, посылая записку.
Если она мертва, то все плохо. Хуже, чем просто плохо. Старая разбойница держала своих савларцев в кулаке. Без нее они разбредутся, как стая без вожака.
И правда о Маризель в конце концов всплывет. Шантаж, пытки или просто глупость – неважно как. И меня убьют – повесят или забьют до смерти, в этом я не сомневалась. Она была слишком важной фигурой, чтобы оставить ее смерть без последствий. Но если я смогу переждать расследование, пока мы не прибудем в следующую зону военных действий, вполне вероятно, все останется на уровне слухов. Просто я должна быть на шаг впереди Бульвадта и Тренарда.
Номер 7006 обозначал какое-то место – скорее всего, отсек, где находилась Вернид во время перелета, и почти наверняка, это не было отмечено официально. Я решила направиться туда утром. Савларских химо-псов нелегко найти, если они не хотят, чтобы их нашли. Но Енох умеет отыскивать нужные вещи – и нужных людей тоже.
Я пыталась успокоиться и переждать ночь, разработать план действий, но было трудно сосредоточиться. Все время слышались странные звуки. Постукивание и царапание, словно что-то длинное и тонкое скреблось по борту снаружи. Несколько раз я выходила в коридор, чтобы проверить, нет ли там кого, но коридор был пуст в обоих направлениях.
Прошло несколько часов, я начала чувствовать сонливость, и, в конце концов, закрыла глаза, хотя не ложилась, а сидела на койке. Вероятно, я задремала, потому что немного позже увидела очень пугающий сон.
Я ощутила резкую боль в груди, прямо над солнечным сплетением, и сорвала простыню, которой укрывалась, чтобы посмотреть что там. Там была странная выпуклость, маленькая, но заметная. Я вскочила, в голову сразу же пришла мысль о карциноме в поздней стадии.
Я почувствовала, как мои глаза расширяются от ужаса, когда выпуклость начала двигаться под кожей и заостряться, словно острие ножа, которым пытаются проткнуть резину. Боль стала невыносимой, я едва не потеряла сознание. Потом натянутая белая кожа над выпуклостью разорвалась. Я пыталась закричать, но не могла дышать.
Из раны появился тонкий крючковатый ноготь. Он был невероятно длинный, его кончик загибался к моему рту. За ним из дыры в груди появился согнутый палец. Он был похож на указательный палец трупа.
Адреналин хлынул в мою кровь. Боль, парализовавшая меня, уменьшилась, и я схватила палец, намереваясь сломать его. Но моя рука прошла прямо сквозь него.
Я проснулась, вцепившись в простыни, свернула их и отшвырнула от себя, словно в них была чумная крыса. Дрожа, я инстинктивно свернулась клубком, но потом заставила себя встать и посмотреть на грудь над солнечным сплетением. Там ничего не было, слава Терре.