Поверьте, после этого я и глаз сомкнуть не могла. Я решила что-то делать, хотя бы для того, чтобы отвлечься.
Я снова оделась и приготовилась посетить Вернид. Несомненно, меня ждет изрядная доля презрения, потому что я заплатила им, чтобы они прятались. Но в тот момент это было куда лучше, чем оставаться одной.
Будучи сержантом, Вернид могла получить отдельную каюту, хоть и крошечную. Я должна была выяснить, что во имя Терры происходит. Это тоже был риск, но я больше не могла сидеть и смотреть в никуда, кусая ногти. Я стала готовиться к визиту в жилой блок 7000-7050.
Говорят, что ноктайцы предпочитают решать проблемы в движении. Мне легче думается на ходу, и я не боюсь сама взяться за грязную работу, если считаю, что от этого будет польза. Чтобы избежать лишнего внимания солдат, я открыла запертый ящик в шкафу и достала старую савларскую форму, которую ребята Вернид сняли с трупа для меня еще на Топентайре.
Это обмундирование, как бы ни было отвратительно, хорошо мне послужило. Оно абсолютно не подходило мне по размеру, его швы натирали кожу, респиратор вонял плесенью, а у подмышки была прожжена дыра от выстрела лазгана. Но оно не бросалось в глаза, а респиратор скрывал нижнюю половину лица. Добавить фуражку, под которую можно собрать волосы – и меня не узнать. Зрелище солдата Астра Милитарум, выглядящего как побитое пугало, не являет собой ничего нового. Никто не будет вглядываться. Мы, докеры, знаем, что тот, кто выглядит нищим оборванцем, легче избегает ненужного внимания. Люди отворачиваются от тебя просто на случай, если ты их будешь о чем-то просить.
Жалкие каморки жилого блока 7000-7050 были расположены вдоль левого борта «Провидения». Они были одинаковыми, отличаясь разве что граффити на дверях. На одной двери было намалевано «Говносос», на другой «Доходяга». Еще на одной было слово «Нет», выведенное чем-то красно-коричневым. О его происхождении можно было догадаться по запаху, и я решила не подходить ближе.
Нас держат как заключенных на этих кораблях, как скотину. Некоторые могут сойти с ума и без варп-кошмаров, проникающих в темные уголки разума.
Подойдя к каюте 7006, я замедлила шаг, дождавшись, когда три подозрительных типа в конце коридора уйдут. Когда они скрылись, я не спеша подошла к двери и достала длинную пластальную отмычку, которую савларцы вшили в рукав снятой с трупа формы в обмен на коробку качественных наркотиков.
7006 оказалась не сержантской, а каютой командира взвода с оптикой и укрепленной дверью. Вернид и тут выбила для себя дополнительные привилегии, хотя я просила ее залечь на дно и не высовываться.
Не спуская глаз с коридора, я приладила отмычку и попыталась открыть дверь. Проклятая штука не двигалась. Вернид была достаточно опытной, чтобы знать, как защититься от простых трюков.
На мгновение я прижалась лбом к двери, думая, что делать. Вдруг мое сердце подскочило. Я услышала шаги за поворотом коридора.
Выбора не было. Я выхватила свой офицерский жетон – металлическую аквилу с драгоценными камнями вместо глаз – и прижала ее к потемневшей оптике двери. Как говорит мой контакт-технопровидец Юки Бета-Дара, за такой оптикой находится сервитор-кариатида – фактически это человеческий глаз в жидкости, который сканирует все, что к нему приложат. Если он узнает изображение, мышцы зрачка посылают сигнал машинному духу двери, и его реакция определяет, впустить меня или нет.
Очевидно, аппарат принял мой жетон, потому что дверь лязгнула и с шипением открылась. Я вскочила внутрь и нажала руну закрытия так быстро, что дверь не успела открыться и наполовину, прежде чем снова начала закрываться.
Зловоние внутри было таким, что не помогал даже респиратор с полностью выкрученным фильтром. Густой запах крови смешивался с ужасным смрадом человеческих фекалий и гниющей пищи. Я почувствовала, как глаза заслезились, хотя не знаю, было это от вони или от страха. Мой мочевой пузырь, казалось, был вот-вот готов опорожниться, потому что на койке лежал труп Вернид, и он являл собой жуткое зрелище.
Это мертвое лицо я не забуду до самой могилы. Ее обычная ухмылка исчезла, рот был распахнут в безмолвном вопле так широко, что виднелись все ее гнилые желтые зубы. Выпученные глаза были белыми, как вареные яйца, зрачки закатились так, что стали почти незаметны. Из обеих ноздрей шла кровь, но голова была так откинута назад, что кровь стекала по щекам за уши, засыхая, словно дужки очков. Лужица черной и вязкой крови скопилась на койке под ней.
В медленно запекавшейся крови уже копошились личинки трупных мух. Вернид была мертва около шестнадцати часов, самое большее двадцать.
Одного ее лица было достаточно, чтобы испугаться до полусмерти, но зрелище ее тела ввергло меня в настоящий ужас. Я хотела отвернуться, но какая-то часть меня была словно парализована. Я говорила себе, что здесь можно будет найти ответы, но нашла только вопросы, и они были страшными.
Руки и ноги Вернид были все переломаны. Острые белые обломки костей торчали из ее запястий, и вокруг каждого костяного осколка запекалась кровь.
Там, где кости на конечностях были выломаны, кожа вздувалась и вспучивалась, особенно на ее левой ноге. И большая и малая берцовые кости были сломаны, прорвав кожу, словно шпага и дага, нацеленные на какого-то невидимого врага. Их острые обломки блестели в тусклом свете люмена, который она оставила включенным, вероятно, в попытке отогнать свои кошмары.
Не сказать, чтобы ей это помогло.
Я наморщила лоб. Никто не взламывал дверь. Никто в звании ниже полевого капитана не мог бы открыть ее замок. Никаких следов на полу, хотя они должны были бы остаться среди разбросанных продуктовых упаковок и опрокинутых консервных банок. Никаких признаков, что Вернид что-то делала, кроме как лежала на койке, пока ее тело превращали в изуродованный кусок мяса. Тот, кто это сделал, должен быть очень силен, очень ловок и очень решительно настроен.
В памяти всплыли старые ноктайские истории об убийцах с лицами-черепами, которые умеют проходить сквозь стены. В моем полку была долгая и славная устная литературная традиция, и мы старались перещеголять друг друга в рассказах об ужасах войны, свидетелями которым являлись. В этих рассказах всегда хватало пищи для кошмаров, но труп Вернид точно бы занял первое место. Я вдруг почувствовала, что надо убираться отсюда как можно скорее.
Приложив ухо к двери, я стала прислушиваться к шагам в коридоре снаружи – там было не меньше трех человек, и они явно были близко. Я молилась, чтобы они наконец начали удаляться. И все время я чувствовала присутствие трупа в нескольких футах позади меня.
Надо уходить и уничтожить все следы моего пребывания здесь. Изо всех сил пытаясь сосредоточиться, я достала аккумулятор лазгана и кусок тонкого медного провода, и подключила его к аккумулятору так, чтобы при прикосновении к контактам, он выдавал бы сильный разряд.
Каждая секунда, проведенная рядом с ужасным мертвым телом, казалась долгой и мучительной. На поле боя я видела трупы, разорванные на куски. Но Вернид была в запертой каюте, где она должна была находиться в безопасности. И это наполняло меня ужасом на некоем первобытном уровне. Я почти ожидала, что изуродованный окровавленный труп позади меня медленно встанет, посмотрит на меня своими белыми глазами, захрипит ртом, полным запекшейся крови, и вцепится мне в спину.
Наконец шаги в коридоре затихли. Мне показалось, словно на меня упала некая тень. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, я нажала руну открытия двери и выскользнула из каюты, бросив последний взгляд назад.
На мгновение мне показалось, что я что-то увидела на стене: едва заметную тень, которой там не было раньше. Я решила, что мне это мерещится. Потом дверь каюты с шипением закрылась за мной, и я выбросила это видение из головы.
Оглядевшись в коридоре, я прижала аккумулятор с медным проводом к оптике двери. Маленький сервиторный аппарат зашипел, издал жужжание, словно оса в стакане, и затих, извергнув тонкую струйку дыма.
Неплохо. Я направилась обратно тем же путем, стараясь придать своей походке савларской наглости. Это не так уж трудно для того, кто вырос в ноктайских доках. Постороннему наблюдателю я казалась одной из полубезумных савларских головорезов.
Но внутри я дрожала от ужаса.
В столовой после обеда я отправила Еноху свое сообщение, вернув миску перевернутой на подносе, так что он знал, что нужно заглянуть под нее. Записку я написала как можно короче:
270/0427/в2335
Я направилась обратно в свою каюту, не обращая внимания на дураков, салютовавших мне по пути. Старый пройдоха Енох разберется, что значат цифры в записке – в этом я не сомневалась. Он мне обязан тем, что я закрывала глаза на его делишки с переливанием крови, и со своими связями он сможет передать сообщение савларцам, не вызывая подозрений.
Комплекс физических упражнений вернул мне энергию и немного успокоил. Скоро вместе с савларцами мы выясним, что же случилось с Вернид. Сделав несколько глотков из фляжки, я одела савларскую форму и приготовилась нанести визит Еноху.
- Никто не обратит внимания, - прошептала я.
Раздался стук в дверь, и я чуть не проглотила язык.
- Секунду!
Я сорвала с себя савларское обмундирование и запихнула его под койку, потом открыла дверь ровно настолько, чтобы посетитель заметил, что я не в форме.
Меня встретил пронзительный взгляд Тренарда, на его удлиненном лице застыло надменно-обвиняющее выражение. Он показался мне похожим на ноктайского пса одной из пород, с мордой, напоминающей смятый кусок кожи.
- Верховный патриарх желает аудиенции, - изрек он.
- Надеюсь, у меня есть время одеться?
- Конечно, - процедил Тренард, отвернувшись. – Но поспешите, действующий полевой командир. Решается ваша судьба.
- Как драматично, - вздохнула я, с фальшивой улыбкой закрыв дверь.
Я не спеша оделась в ноктайскую парадную форму и посмотрела на свое отражение в зеркале. Невиновные не бегу