- Шесть.
- Постараюсь до тех пор не допустить инфекции. Но, наверное, я все равно потеряю ногу.
- До тех пор? – удивился я. – Ты летишь со мной?
- Да, - сказала она.
Когда мы вернулись на мостик, Мейсер согласился с ее решением.
- Я оценил ущерб, который мы причинили, - сказал он. – Станция «Лигуриан» более непригодна к эксплуатации. Нам придется покинуть ее. Да и в любом случае, когда нас осталось только двое, мы не сможем продолжать работу.
- Не поступало ответа на наши сообщения? – спросила Лигейя.
- Нет. Но я послал еще одно сообщение с отчетом о случившемся, - Мейсер явно выглядел удрученным.
- Насколько подробное?
- Насколько можно было обойтись без лишних подробностей.
- Но не более того, - сказал я.
- Да.
Лигейя вздохнула.
- У всего этого будут последствия.
«И еще какие», подумал я. «Начнется расследование. И вести его будут организации, которые отнюдь не славятся своим милосердием».
Лигейя оперлась на спинку сиденья Мейсера. Вдруг она пошатнулась, и чтобы устоять на ногах, схватилась за кресло с такой силой, что ее пальцы побелели.
- Тебе надо отдохнуть, - сказал я ей.
С серым лицом она позволила мне помочь ей дойти до каюты, и со стоном повалилась на койку.
- Поспи хоть немного, - сказал я.
- Не знаю, проснусь ли я.
- Сильно болит?
- Я пытаюсь не думать об этом, - она взяла меня за руку. – Спасибо, что был там со мной.
Я мягко пожал ее руку. Сердце сжалось от счастья. Я получил свое искупление.
- Останься на минутку, - попросила она.
Я присел на койку рядом с ней.
- Конечно.
- Так что ты будешь делать дальше? – спросила Лигейя.
- То, что мне скажут, как и мы все.
Хотя то, что я сказал, было правдой, которая вполне удовлетворяла ее, я ощутил чувство вины, будто уклонялся от ответа. И еще я испытал облегчение от того, что она не спрашивала, отправлюсь ли я на Эй-Мортис и приму ли свое новое назначение. В зависимости от того, как пойдет расследование, я еще могу счесть это весьма завидной судьбой. Но пока эти тревоги казались еще чем-то далеким и неясным. Сейчас меня интересовали только краткосрочные перспективы. Мы с Лигейей улетим отсюда вместе. Такой исход был лучше чем что-либо, на что я только смел надеяться, когда прибыл на станцию.
- А что с твоими сомнениями? – спросила она. – Ты получил ответ на них?
Я тщательно обдумал ответ.
- Думаю, что да, - сказал я наконец. – То, что случилось, было … - я подыскал подходящее слово, - определяющим.
- Значит, ты примешь свое призвание.
- Да, - на этот раз я ответил быстро. И это была ложь.
Почему я солгал ей? Потому что это был ответ, который она хотела услышать. Она была настолько измучена, и испытывала такую сильную боль, что я просто не мог причинять ей еще больше страданий. Я любил ее. И считал, что должен дать ей утешение, и уменьшить ее боль, насколько смогу.
Вам не нравится этот ответ. Вы считаете его недостаточным. Возможно, вы и правы. Мы же честны друг с другом, не так ли? По крайней мере, я пытаюсь быть честным с собой.
Ладно. Я солгал ей, пытаясь ее утешить, но еще и потому, что не хотел, чтобы она снова посмотрела на меня, как тогда, когда я выпустил чудовище. Если бы я сказал ей, что теперь больше, чем когда-либо знаю, насколько не подхожу для должности миссионера, то я бы разрушил все хорошее, чего мне удалось достигнуть на «Кардинале Визейне». Я не был уверен, простила ли она меня за мои ошибки, за смерти ее друзей – ведь они погибли из-за меня. Тогда в ее разуме самым свежим воспоминанием было то, как мы вместе боролись на борту транспорта. Если бы она была менее измучена и меньше страдала от ран, то, наверное, едва ли так хорошо бы отнеслась ко мне. Но если в моих силах было что-то, что могло вернуть ее любовь, то я был готов сделать это.
Я любил ее. Я уже говорил вам. И больше ничего не имело значения. Правда была ценна для меня в той степени, в какой она помогала мне вернуть Лигейю.
- Я рада, - сказала она. – Император дал тебе этот дар. И ты должен использовать его, насколько это возможно.
Мои проповеди. Теперь я не мог даже помыслить о том, чтобы написать еще одну. Они и раньше звучали для меня фальшиво – упражнения в затейливом пустословии, за которыми не было искренней убежденности. И от того, что они производили впечатление на людей, мне только было еще больше стыдно. Я не гордился своим искусством. Оно лишь делало меня талантливым шарлатаном.
Я не думал, что снова столкнусь с этой проблемой. То, что я увидел на станции «Лигуриан» словно выжгло мою способность притворяться. Я попытался представить, как буду вести службу о погибших на станции. Единственные слова, которые приходили мне на ум – обрывки молитвы чудовища.
Эти свои мысли я оставил при себе. А Лигейе сказал:
- Если у меня будет шанс, я использую этот дар. Куда бы я ни отправился, я буду нести слово Императора.
- Хорошо, - сказала она. – Хорошо.
Она улыбнулась и закрыла глаза.
- Как она? – спросил Мейсер, когда я вернулся на мостик.
- Отдыхает. Она сильная.
- Да, сильная. А отдых нужен нам всем.
- Станция не развалится, пока мы спим?
- Если развалится, то я предпочел бы, чтобы это случилось, когда я сплю. Но нет, думаю, она еще продержится. Мы не будем подвергать ее конструкцию большим нагрузкам, пока не прибудет «Огонь Дисциплины».
- Хорошо. Я могу чем-то помочь?
Мейсер покачал головой. Он не был враждебно настроен, но не думаю, что он стал бы прилагать усилия, чтобы помочь мне чувствовать себя полезным.
Он встал с кресла.
- Пойду тоже отдохну немного. Да и тебе стоит.
- Да, сейчас пойду.
Мейсер ушел с мостика. Я, задержавшись ненадолго, подошел к иллюминаторам и остановился, глядя на «Кардинал Визейн». Он уже отдрейфовал так далеко, что его было трудно разглядеть. Это была просто темная тень в пустоте.
Я вышел в кольцевой коридор, пытаясь приготовиться ко сну. От прикосновения руки Лигейи меня била дрожь. Мой разум, словно испуганное животное, метался от радости к ужасу, от тревоги к чувству вины и обратно. Я пытался не думать ни о чем, а когда это не помогало, пытался вызвать в памяти лицо Лигейи, смотревшей на меня с выражением, которое, как я предпочел считать, означало любовь и прощение.
Ничего не помогало. Когда я прошел мимо борозд, прорезанных в палубе и стенах коридора около дока Гамма, и приблизился к баррикаде, песня чудовища заняла все мои мысли. «Слава, слава, слава Изменяющему Пути!»
Эти слова заполнили мой разум, и я не мог изгнать их. Я даже заметил, что шагаю в такт с ритмом песни.
- Хватит! – сказал я вслух, остановившись и намереваясь стоять, пока не изгоню песню из своего разума.
«Слава, слава, слава Изменяющему Пути!»
- Ты мертв, - сказал я монстру. – Замолчи же.
Я встряхнул головой, чтобы очистить ее.
Но потом я понял, что эти слова звучат не только в моей голове. Я действительно слышу их.
- Нет… - прошептал я в ужасе. Это невозможно. Должно быть, мне кажется.
Замерев и затаив дыхание, я прислушался.
- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
Шепот молитвы доносился из каждой вентиляционной решетки. Он был слабым, словно звучал издалека. Мне показалось, будто ледяное дыхание коснулось моего затылка. По коже поползли мурашки. В кончиках пальцев закололо от шока. И пока я стоял, парализованный ужасом, и прислушивался, голоса становились громче. Теперь их хор казался гораздо больше, чем раньше. Сотни голосов, громких и тихих, восхваляли своего темного бога.
Вдруг вся станция содрогнулась. Палуба качнулась в одну сторону, потом в другую. Я упал, не удержавшись на ногах, когда гравитационная система «Лигуриана» не справилась с внезапным изменением положения станции относительно планетоида. Потом стабильность вернулась, и палубы, казалось, снова пришли в нормальное положение.
Но я знал, что нормальность была иллюзией, и издал стон ужаса, ожидая предстоящего удара. Сразу же я бросился на мостик, и пока я бежал, голоса становились все громче. Теперь я слышал их вполне ясно.
Когда я добежал до мостика, Мейсер уже был на своем посту. Секунду спустя из своей каюты, хромая на раненую ногу, подошла Лигейя.
- Что случилось? – спросила она.
- Наш якорь обрублен, - сказал Мейсер. – Мы дрейфуем от планетоида.
- Как?
- Не знаю! Пытаюсь выяснить.
- Вы слышите это? – спросил я.
- Что? – Мейсер повернулся, и, услышав молитву, замер.
- Ох… - только и произнесла Лигейя.
- Это невозможно! – закричал Мейсер. – Мы видели, как оно умерло!
- Это неважно, - вздохнул я. – Оно здесь.
Гимн чудовища звучал с новой силой. Бог, которому оно поклонялось, был воистину могущественным, если сумел вернуть его в этот мир после смерти. Моя вера в Имперское Кредо уже обратилась в прах. Я подумал, сколько еще смогу сопротивляться истине, которую провозглашало это существо.
Мейсер перенаправил пикт-камеры в нижней части станции, развернув их так, чтобы они смотрели на днище «Лигуриана». На пикт-экранах стал виден огромный якорный трос, спускавшийся к планетоиду.
- Как ты вернулось? – прошептал Мейсер. – Как ты вернулось?
- Что это? – спросил я, указав на желоб рядом с якорной шахтой.
- Выход мусоросборника.
- Что с ним? Он выглядит каким-то неровным.
Нахмурившись, Мейсер увеличил изображение, повернув камеру к желобу. При приближении желоб выглядел не просто неровным. Его силуэт изменялся от кадра к кадру. На одном он выглядел более-менее цилиндрическим, на другом – раскрытым, словно разорванные крылья, на третьем – клубком шевелящихся щупалец.
- Это не металл, - сказала Лигейя. – Это плоть.
- Не понимаю… - произнес Мейсер. Его голос звучал более испуганным, чем я когда-либо слышал его.
- Я бросил кусок щупальца в мусоросборник, - тихо сказал я. – Один маленький кусок…