– Не беги за любовью вслепую.
– Что тогда делать? – спрашиваю с надеждой в голосе.
– Взвесь все за и против. Не мучай себя и других.
Странно выслушивать советы от женщины, у которой последний раз мужчина был лет пятнадцать назад. Но в ее словах есть смысл, который я избегала раньше. Не стоит никого жалеть. Нужно следовать за любовью. И чем раньше я решу, что мне важно, тем легче будет жить.
Но когда это решение придет в голову? Когда я расставлю все по местам и сделаю единственно правильный выбор?
А главное – окажется ли он верным?
– Ты не злишься?
– Поздно злиться, – отвечает она спокойно. – Ты сделала свой выбор. Мне остается надеяться, что ты не повторишь моих ошибок.
– Уже совершила.
– Тогда исправляй.
Так просто. Но на деле, как всегда, все оказывается сложнее некуда. По крайней мере сейчас. Я снова буду убеждать себя, что все запутано, снова не смогу сделать выбор в ту или иную сторону.
Сложно… Но даже в таких ситуациях всегда есть выход.
– Ты изменилась.
Мама повернула на меня голову и… улыбнулась. Как в тот момент, когда я зашла. Только в этот раз улыбка не погасла. Она словно зависла. Осталась на своем месте.
– В лучшую сторону?
– Скорее да, чем нет.
Ее улыбка становится шире. Добрее. А сухая, прохладная рука обхватывает мою ладонь. Как в далеком детстве. В редкие моменты, когда я нуждалась в поддержке. Сейчас так же.
Мама не отчитывает меня, наставляет или поучает, не судит. Сегодня она превратилась в самую обыкновенную маму, волнующуюся за своего единственного ребенка. Такую обычную маму я видела крайне редко, и сейчас радость от простого разговора без нотаций и нравоучений не может меня не радовать.
– Расскажешь, как у тебя дела с учебой?
Даже сейчас в ее голосе не слышалось требовательных ноток. Обыкновенное любопытство. То самое, которое я каждый раз мечтала услышать вместо строгости.
А о фразе «Не заставляй разочаровываться в тебе» я не вспоминала за все два часа, которые провела в палате, разговаривая с мамой…
От автора: никогда не забывайте о своих родителях, какими бы они не были.
Глава 18. Сара
О, фак! Как же болит голова! Как будто на нее свалили Бруклинский мост вместе со всеми людишками на нем. Дважды. Ее даже поднять невозможно, не говоря уже о том, чтобы банально глаза открыть. Хотя нет, вру. Вот открываю глаза, гляжу в стену и… снова закрываю. И не только потому, что веки ужасно тяжелые. Все крутится вертится перед глазами. Может, через несколько минут пройдет?
Никогда в жизни не ощущала себя таким овощем. Даже в начале года, когда я все время выбиралась на студенческие вечеринки и пила исключительно текилу. Вообще никогда. Я словно литрами коньяк и скотч глотала, причем вперемешку с той самой текилой.
Мы вчера не так уж и много выпили. Точнее Софи не так уж и много выпила, а я, глоток за глотком, поглощала дешевый виски из круглосуточного супермаркета около общаги. Гадость редкостная, но я, как самая настоящая глупышка, гналась за беззаботностью, лишь бы забыть боль и обиду. Вот и получила на свою голову! Фак! Опять кружиться начинает! Чертовы вертолеты!
Но вчера был особый повод позабыть всех и вся. Точнее выкинуть из головы одного рыжего мудака, возомнившего себя пупом земли.
Гондон ты, Питерсон! Встречаешься со своей Патрицией, лишь бы мне досадить!
Именно так я прокричала на весь коридор под вопли и присвистывания его одногруппников и уродской девушки, чье стервозное лицо изменилось в момент, когда Питерсон перестал обращать на нее внимание. Но мне было плевать на его гребаную девушку, на тупую толпу, главное, что дошло до одного единственного человека. До того рыжего ублюдка.
Реакция Питерсона оказалась на высоте. Все, как я предсказывала. Сначала он улыбался своей телке, глядел, как счастливый идиот, целовал ее на глазах у всех. Если бы я не вмешалась, то эти любовные сопли-слюни никто бы не остановил. Бесит уже! Мест нормальных нет для интимностей, кроме холла в главном корпусе? Но потом…
Такого скандала никогда эти стены не слышали, да и выражение лица рыжего мудака никто, наверное, не видел. И я бы гордилась тем, что вывела этого идеального мачо с ранчо из себя, вот только его слова ударили больнее, чем мои…
«Смирись, что ты мне не нужна»
И взгляд его стал таким дерзким, хитрым, а на губах расплылась чертова издевательская ухмылка. Сука! Ну ничего! Пусть катится со своей Хреницией куда подальше! Больно надо страдать по этому идиоту! Другого найду!
Но сейчас не об этом. Эти воспоминания могут снова и снова мучить меня, но я не позволю так долго издеваться над собой. Нет уж! Тем более сейчас меня беспокоит другая проблема.
Я хочу пить…
В горле совсем пересохло, как в пустыне Сахара, чтоб ее. Потребность в воде оказалась сильнее, чем я предполагала, только встать и дойти до кухни без последствий вряд ли получится. Воды! Дайте мне воды!
– Софи, – отчаянно кричу на всю комнату, мечтая, чтобы соседка принесла мне попить, но в ответ звучит лишь тишина. – Софи, ты здесь?
И снова тихо. Даже шороха не слышно. Фак! Может, она спит? Особенно после вчерашнего. Хотя…
Едва мне удается развернуться и медленно октнуть комнату взглядом. И снова вокруг все кружится. Софи на месте нет. Кровать, как всегда, аккуратно застелена, верхней одежды и обуви у двери не видно. Ушла. Твою ж мать! Вот где ты пропадаешь, когда так нужна? Надеюсь, не к своему идиоту Адамсону поперлась каяться.
Ладно, переживу как-нибудь. Если смогу. Главное встать с постели, добраться до кухни и не наблевать по дороге. А вот с этим уже проблема, потому что меня качает по всем, мать его, волнам. Как в Диснейленде на горках с мертвой петлей. А после них не только с белым другом хочется в обнимку посидеть, но и сдохнуть. Моментально. Чтоб без боли. А потом воскреснуть свежей и отдохнувшей.
Ага, мысли, как у сказочницы…
Ладно, некогда мечтать о несбыточном. Нужно подняться с кровати. Эх…
О, фак! Как же мне хреново! Еще немного и все, звездец! Давно я такого не испытывала. Но это еще не конец. Последний гвоздь в мой личный гроб забивает рыжая морда лица, как только я открываю дверь. Кошмар моих снов, чтоб его.
– Привет, – произносит он чуть подавлено, опустив глаза в пол. Как провинившийся мальчишка перед мамой!
И это все? Все, что ты хочешь мне сказать после вчерашнего? Какой-то гребаный привет?
– Я хотел извиниться.
Ну тут уже лучше. Хоть как-то оправдывает препятствие в виде себя.
– Да ладно? Больше ничего не хочешь? На колени, может, встать? – кое-как выдаю я, оперевшись рукой о стену. Стоять невозможно, только сидеть, но только не перед этим мудаком. Перебьется!
– Не преувеличивай.
И куда же пропало наше раскаяние? Чего глаза поднял? Опять нагло смотришь, как вчера. Мало тебе? Решил лежачего добить? Не видишь, я и так выгляжу как овощ, теперь ты решил своим тошнотворным фейсом посветить!
– Ты выставил меня полной дурой перед университетом! – хотела выкрикнуть, но в итоге получилось хрипло просипеть. Питерсон лишь на мгновение взглянул на меня как-то подозрительно, но затем снова принял оборонительную позицию.
– Только не говори, что это не так. Не ври самой себе.
Язвит, козел! И даже голоса не повысил, но все равно создавалось ощущение, что он как-то выше меня. Не ростом. Морально. Или я так из-за плохого самочувствия ослабла? Да, именно так, никак иначе!
– Откуда тебе знать?
– Я все вижу. Ты же с ума сходиль еще с той новогодней вечеринки.
Ой, какой же ты проницательный! И тащусь я от тебя, и с ума схожу, прям места не нахожу, когда ты со своей телкой тусуешься! Фак! Тошнить от твоих слов начинает, Питерсон!
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Дай-ка подумать, – парень строит задумчивую гримасу, а мне в этот момент почему-то не становится смешно или как-то тоскливо, однако вокруг снова начинает все кружиться сильнее прежнего. – Ты классно целуешься, – начинает он после паузы. – У тебя шикарная грудь, соблазнительная попка. А еще ты боишься самой себе признаться, что жить без меня не можешь…
А вот теперь меня реально тошнит. Нет, не в душе где-то комок мешает спокойно дышать. Меня реально тошнит. Ой-ой-ой! Только этого мне не хватало!
По зову организма отталкиваю Питерсона куда-то в сторону и бегу со всех ног в туалет. Мать вашу, как же стало хорошо! Фух! Гораздо легче! А нет! Ни хрена подобного! Фак!
– Сара…
Ну что ж за утро такое? Мне хреново физически, морально, меня тошнит, а этот рыжий мудак решил и тут достать. Да еще и смотрит, как меня… как мне плохо, в общем. Ну что стоишь? Чего глазами хлопаешь? Может, выйдешь?
Только он не уходит. Наоборот подходит ближе, когда меня накрывает новой волной, и… волосы придерживает. Собирает их в ладони, еще как-то странно прикасается к спине. Нежно, тепло. И это тепло расползается по всему телу такой приятной и успокаивающей волной, что уже не так страшно становится. Не так смущенно перед ним. Перед своей слабостью, вызванной из-за этого парня.
– Лучше? – спрашивает, когда весь ад заканчивается.
– Немного.
– Пойдем, приляжешь.
Гарри не спрашивает, он просто подхватывает мое ослабшее тело на руки и несет обратно на кровать. Туда, откуда и начался весь мой ад.
Ностальгия. Долбаная, мать его, ностальгия. Совсем недавно он согревал меня после переохлаждения, а сейчас заботливо кладет на кровать и тут же несет стакан воды. Выпиваю сразу залпом. Наконец-то! Живительная влага! Да! Стало легче, хоть и тяжесть в желудке никуда не делась.
– Еще раз два пальца в рот сделаешь?
– Нет уж, спасибо.
Если бы не мое состояние нестоячего овоща, то эта фраза звучала бы более язвительно.
– Выпей таблетку, – он протягивает что-то маленькую белую кнопочку. Выпиваю, не задумываясь, лекарство это или яд. Хотя еще вчера я бы трижды подумала, стоит что-то брать с его рук или нет. Вот что делает с людьми похмелье. – Хочешь, побуду с тобой, пока легче не станет.