Мы смотрим друг на друга. Внимательно. Не желая разъединять свои взгляды. Если отвернемся или посмотрим за спину – связь разрушится. Боль поглотит нас обоих. Раз и навсегда.
И я делаю то, чего не стоило – опускаю глаза на чуть подрагивающие запястья, соединенные в замок.
– Умер мгновенно, – разрушает тишину Тай. – Я даже не успел его остановить.
Голос мне тоже незнаком. Он не серьезный, как обычно, не безэмоциональный, как в первые дни знакомства. Он никакой. Словно ему подрезали голосовые связки. Не слышно тех удивительных ноток, которые ласкали слух. Они исчезли. И не вернутся. Никогда.
Больно. Как же больно в груди, стоит только представить, как Тайлер поднимается к себе в кабинет, как со всех ног бежит к родному человеку. И наблюдает, как метр за метром тот приближается к неминуемой смерти.
Черт!
Это моя вина. Только моя. Если бы мы не познакомились тогда в общаге, если бы я не спровоцировала Джека на секс в туалете, то не встретилась бы в больнице с Тайлером, то Джек остался бы жив. Он бы дальше работал в офисе своего дяди, делал большие успехи в юриспруденции, нашел бы красивую девушку. Женился бы.
Но этого не случится. Из-за меня…
– Он прислал мне последнее сообщение до того, как ты взял трубку, – говорю, стараясь не смотреть на него. Потому что чувство вины готово захлестнуть с головой. Оно делает меня слабой. Уязвимой. А я не хочу выглядеть таковой перед Таем. Не сейчас, когда ему так плохо и без моих слез.
– И мне.
– Что он прислал тебе? – тут же хватаюсь за эту фразу.
Жду ответа. Минуту. Другую. Он молча смотрит на меня потемневшим взглядом. Практически черным, как волны Черного моря. На этот раз не из-за возбуждения. А из-за боли. Океана боли, которую он терпит из-за меня.
– Ложись спать. Завтра нас ждет тяжелый день, – Тай приближается ко мне, наклоняется, чтобы оставить короткий поцелуй на макушке, и уходит.
Я не иду следом. Знаю, что сейчас Тай примет душ, выпьет таблетку снотворного и уснет. Хотя я сомневаюсь, что в таком состоянии можно погрузиться в царство Морфея. Мне не удается до сих пор. Сна ни в одном глазу. Тем более сейчас, когда в квартире появился Тайлер. Подавленный. Из-за меня подавленный…
Своим появлением он словно возродил во мне эмоции, заставил перемотать старую кассету с пленкой назад и опять запустить воспоминания минувшего дня. А затем поставил на репит. Снова и снова те гадкие моменты прошлого били в солнечное сплетение. Раз за разом приносили боль. Тянущую, режущую, колющую. Все вместе или по очередности. Вновь и вновь.
Лучше бы я оставалась той бесчувственной куклой…
Ситуация с каждым днем ухудшалась. На следующий день Тайлер уехал организовывать похороны. А я осталась дома. Сидела так же на диване и пялилась в одну точку на полу, только не в гостиной, а на нашем месте. Там, где мы с Тайлером встречали рассветы и провожали закаты. Я даже не смотрела в окно. Вид меня больше не радовал. Ничего не радовало. Никак.
В день похорон лил дождь. Говорят, что это небо плачет. Так и есть. Мы все скучаем по нему. По человеку, который стал невольным участником жестокой игры. Кто не выдержал моих постоянных метаний, моей нерешительности. Кто никогда не переставал верить мне. Даже когда я нагло врала.
– Почему мы убежали? – прерываю затянувшееся, но совсем не напряженное молчание.
– Чтобы нас не замели. Из-за этой вечеринки могут выговор в личное дело занести и выселить из общежития. Не делай такое лицо! – тут же восклицает Джек. А какое лицо я сделала? Наверное, то самое, когда брови от возмущения сведены. А все из-за возможности лишиться моей мечты. – Гарри во всем разберется, так что можешь не волноваться.
– У него не возникнет проблем?
– Его отец – один из деканов на экономике, так что проблемы ему точно не светят, – парень очаровательно улыбается. И даже вечером улыбка сверкает. Он точно смазал зубы жемчугом!
– Значит, вечеринки вне закона?
– Никто не будет запрещать студентам веселиться, особенно миссис Робинсон. Видимо, кто-то из первачков нарушил правила.
– А их много?
– Не особо, – отмахивается парень.
– Расскажешь?
Джек смотрит странно, словно я только что сморозила какую-то глупость. Черт! Опять сделала что-то не так…
– Мне кажется, ты не сможешь нарушить ни одно из них.
– Почему?
– Потому что такая милая красотка не может пойти против системы.
Тогда Джек подарил мне первый в жизни поцелуй. Волнительный. Вызывающий в животе трепет крыльев бабочки. Он оставил это воспоминание на всю жизнь. Заклеймил его в голове, не позволив забыть его. А я и не хотела.
Ведь воспоминания – единственное, что осталось после него…
На похороны я не пошла. Меня бы и не пустили. Скажите, кому там нужна девушка, из-за которой молодой парень покончил с собой? Ответ очевиден. И Тайлер не спасет меня от презрительных взглядов друзей и родственников, от боли.
От одиночества…
Теперь оно стало моим попутчиком все эти дни, которые я провела на нашем месте. Мы шли под руку, как два лучших друга. Вместе. Конечно, в моей жизни есть люди, которые никогда в жизни не оставят. Та же Сара. Но я не хочу никого видеть. Даже симку вытащила из телефона, чтобы не слышать новых звонков. Зачем она? Не хочу слышать сочувствующий тон от вечно веселой подруги, видеть сообщения тем более.
А Тай…
Казалось, он исчез из моей жизни вместе с Джеком, только днем позже. Он не звонил, не появлялся дома больше недели. Может, заходил, когда мне все-таки удавалось уснуть на пару часов? Вряд ли. Я бы услышала. Сон стал очень чутким за эти дни. Хотя… Это не сон, а садизм. Издевательство над своим организмом, как бы сказала мама. Но мне плевать. Абсолютно плевать.
Мы с Тайлером отдалились друг от друга. Со дня смерти Джека больше не разговаривали, не виделись, а то место для релакса, которое мы облюбовали за эти дни счастья, теперь пустовало. Без него пустовало.
Складывалось ощущение, что больше мы не встретим рассвет на этом месте и не проводим закат…
Нет! Нельзя так думать! Он приедет! Обязательно придет! Когда все устаканится, когда мы вместе отойдем от трагедии в наших жизнях. Я придерживалась этой мысли все пасхальные каникулы. Они неожиданно закончились. Пролетели в один миг. А ситуация не изменилась.
На улице так же льет дождь, в груди так же пусто, как и две недели назад, а ребята из универа смотрят на меня, как на ничтожество. Как я и думала. Пускай. Я это заслужила, как никто другой.
Заслужила…
Раньше я любила университет, любила ходить на пары и общаться с одногруппниками. Теперь складывалось ощущение, что я попала в персональный ад. Все напоминало о недавней трагедии. Фотография Джека у главного входа, под ней огромная куча лилий. Он улыбался, показывая всем ровную линию жемчужных зубов. Красивое фото. Одно из моих любимых. Гарри сделал его на одной из вечеринок, пока Джек был трезвым.
«Один из наших студентов, Джек Тайлер Адамсон, трагически погиб. Ты был хорошим другом, лучшим студентом и прекрасным юристом», – написано под фотографией.
Слеза. Вторая. Третья. Хочется смахнуть их вместе с этой бумажкой. Чтобы больше ничего не напоминало о роковой ошибке. Я даже не обращаю внимания на второе имя Джека, о котором понятия не имела. Разрывающая мои внутренности боль заполнила собой всю сущность.
Но это лишь цветочки. Хрень по сравнению с тем, что меня ожидало в течение дня. Взгляды. Множество презрительных взоров, косящихся на меня. Они рассматривали меня так внимательно, будто пытались найти сотни причин для ненависти. Помимо основной.
Не могу от них избавиться. От взглядов. Кажется, они повсюду. Черт! Черт!
Джек, прости меня…
– Эй, шлюха! – кричит кто-то сзади.
Сначала я не поняла, кому это адресовано, но когда мое плечо сильно сжали и развернули на сто восемьдесят градусов, то увидела перед собой Монику. Точнее девушку, напоминающую мою одногруппницу. По крайней мере, взгляд остался тот же, а вот черты лица сильно выделились. Особенно скулы. Похудела.
– Что-то случил… – хочу спросить, но…
– Да! Ты случилась, гребаная шлюха! Из-за тебя он умер! Если бы не появилась в его жизни, то он бы остался жив!
Моника не стесняется других ребят, орет на меня, выкрикивая весь запас английского мата. А я стою и смотрю на нее. Все. Больше ничего не могу сделать. Ни оправдаться, ни опровергнуть ее слова.
Потому что она права…
Джека больше нет, и в этом только моя вина. В том, что не сделала все правильно. Так, как нужно было первоначально. Боялась. Хотела позаботиться о Джеке. Берегла его ранимое сердце. Он не должен был узнать все так. Не должен был.
– Какого хера ты запудрила ему мозги своими ебучими отношениями? Еще немного, совсем чуточку, – она показывает большим и указательным пальцами размеры этого «немного», – то мы могли бы замутить! Мы бы встречались, как нормальные люди, а ты со своим русским ебалом вцепилась в него, как клещ! Сука!
Ты права. Если бы не я, то в мире на одну счастливую пару стало бы больше. Но судьба распорядилась иначе.
Я жила двойной жизнью. Играла в игру, из которой невозможно было выбраться. Она такая же запутанная, как лабиринт Минотавра. Встречалась с одним, думая о другом, не могла разойтись, пока не стало окончательно поздно. Тянула до последнего. И это последнее оказалось его смертью…
– Чего молчишь? – трясет меня за плечо, сильно сжимая его. Но я не чувствую впившихся пальцев в свитер. Синяки наверняка останутся. Плевать. – Сказать нечего?
–Это еще что за на хрен? – вмешивается в разговор Сара и отталкивает меня от Моники. Не знаю, откуда она появляется, но теперь мне становится чуточку легче. Ключевое слово: чуточку.
– Кларк, не мешайся!
– Если ты и дальше будешь орать на Софи, я твою голову в толчке окуну, поняла?
– Да кто ты такая? Ты… ты…