Знакомое чувство паники растолкало в разные стороны все, что сейчас заставляло меня улетать далеко от стен общежития. Оно вернуло меня в жестокую реальность, где существует мой страх. Где существуют звериные глаза Джека.
И они смотрят в упор, как тогда, в клубе…
Дыхание учащается, глаза разбегаются в поисках спасения от всего этого кошмара. Но бежать некуда – Джек навис надо мной огромной скалой, неспособной сдвинуться с места. И если не дам отпор, то потом будет слишком поздно.
– Джек, пожалуйста…
Это мольба не о скором проникновении, а о том, чтобы остановился. Однажды я уже просила его, умоляла остановиться, только Джек не слушал, а продолжал двигаться внутри меня, причиняя боль.
Но на этот раз мои слова доходят до сознания парня с первого раза.
– Софи, успокойся. Все будет хорошо.
– Я не могу, Джек! Я не могу! – отталкиваю от себя парня, пытаюсь забиться в угол кровати. И забиваюсь. Теперь между нами значительное расстояние, которое позволяет успокоиться и восстановить дыхание.
Нет. Дыхание все равно сбивчивое. Из-за слез, капающих из глаз.
Они душат, будто канат вокруг шеи, на котором хочется повеситься. Они текут так быстро и в таком количестве, что становится страшно. Вновь страх и паника завладели мной, вытесняя возбуждение с концами.
А я обещала оставить все в прошлом, забыть неудачный первый раз и довериться любимому парню. Своему Джеку. Он не виноват в моих тараканах, не виноват, что я больше не могу расслабиться рядом с ним.
Виноват и еще как! Если бы не та ночь в клубе, я бы спокойно, без страха лишилась только что невинности и, возможно, испытала бы первый в жизни оргазм. Почувствовала бы тот самый выброс гормонов, который сводит женщин с ума. Но этому не бывать.
– Мать твою, ты издеваешься? – выкрикивает Джек, поднимаясь с кровати.
Впервые в жизни вижу его таким злым. Его взгляд, в котором я когда-то тонула, теперь стал чужим. Незнакомым. Не тем звериным, но близким к этому состоянию. Состоянию невменяемости и чужеродности.
Джек кажется сейчас таким незнакомым, натягивая брюки и глядя на меня с упреком, будто в произошедшем виновата я. И это правда. Только почему-то мне хочется услышать от него поддержку, узнать, что мы справимся в следующий раз, спустя время, когда все забудется, а я снова привыкну к его теплу и заботе.
Но в ответ звучит иное…
– Так и знал, что не стоит связываться с фригидной русской блядью!
Его слова бьют прямо в грудь. В солнечное сплетение. Да так сильно, что дышать невозможно. Кислород больше не поступает в организм. Не хочет. Не пускаю его туда.
Тупо смотрю, как Джек пулей вылетает из комнаты, хлопнув дверью. Он оставил меня один на один со своей болью.
И больше не вернется…
Глава 15. Удар ниже пояса
Я когда-то говорила о боли? Да, было дело. Я когда-то говорила о разочаровании? Да, было дело. Но все это цветочки. Несуществующий феномен по сравнению с тем, что испытываю сейчас.
Пустоту…
Боль не просто сдавливает внутренние органы, не просто толкает тебя из стороны в сторону. Это мелочь. Ничтожность. Пустота в груди, которую нечем заполнить, гораздо тяжелее всего остального.
Не больно? Вряд ли. Больно еще как. Даже ощущение складывается, что сердцу сложно каждый раз отстукивать удары, потому что хозяйке все равно, стучит оно или нет. Больше не для кого шуметь в грудной клетке, некому показывать трепетное сердцебиение.
Он ушел и больше не вернется…
Не могу забыть взгляд Джека, полный ненависти и презрения. Он стоял передо мной все это время. Глядел из каждого угла. Он словно не уходил – затаился за дверью и наблюдал за моим состоянием. Но все это галлюцинации. Иллюзия. Я больше не чувствую тепла, которое он дарил мне пару минут назад.
Его просто нет, как и самого парня.
Почему он бросил меня? Почему оставил одну? Почему не выслушал? Не понял? Не предпринял никаких действий по решению проблемы, которая возникла отчасти из-за него? Не знаю. Ничего не хочу знать. Главное – итог, а он плачевен.
Почему-то на ум приходят те комментарии на форумах. Те, что твердили о моей распущенности и вине в содеянном. Может, я действительно сделала что-то не так? Недоглядела. Недодала. Или наоборот – передала. Ненароком намекнула, что можно действовать иначе. Что можно сделать следующий шаг.
Залипаю в окно. Всматриваюсь в легкую трещинку между стеклом и рамой. Зимой будет продувать, хотя, наверное, и сейчас продувает. На улице дует сильный ветер, отопление не успела повысить до двадцати пяти градусов. Оно так и стоит на пятнадцати. Думала, что отложу мелочь на потом, но теперь мне попросту все равно. Больше не чувствую холода или жара, голода или сытости, радости или горечи.
Я осталась одна и больше никогда не стану собой…
– Софи! – вскрикивает Сара, стоя у порога. Истошно так, словно меня ограбили или поранили. Хотя… наверное, со стороны именно так и кажется. С того момента, как ушел Джек, я не удосужилась даже одеться – так и сидела голой на своей кровати под открытым окном.
Когда она успела прийти? Еще с утра предупреждала, что вернется поздно, если вообще вернется. Но, видимо, я что-то упустила из жизни подруги.
– Что с тобой? Ты вся дрожишь!
Да? Я дрожу? А ведь и правда дрожу! Слезы, наверное, текут из глаз, руки обнимают прижатые к груди коленки. Я даже не заметила, что плачу.
Блондинка незамедлительно оказывается рядом, накрывает заботливо пледом и закрывает окно.
– Что случилось?
Сара, наверное, выпучила свои голубые глаза с объемными ресницами, которые нарастила недавно в салоне, может, даже ладонь мою сжимает, чтобы посмотреть, как сильно замерзла. Не вижу этого, но чувствую, как подруга переживает за меня.
– Джек ушел, – произношу в пустоту, все также залипая на треклятую трещину.
– Как так? Просто взял и ушел?
– Да.
– Да ты гонишь! Этот сукин сын не мог просто взять и уйти! Он же души в тебе не чаял!
Поворачиваюсь и смотрю на Сару. Точнее не так – на рассвирепевшую ведьму, которая когда-то была похожа на мою подругу. Сейчас она зла. Даже лицо покраснело от ярости. От ярости за меня. За то, что меня обидели, унизили и оставили помирать в одиночестве.
Я никогда не буду одна, потому что со мной есть самые близкие и родные. В России одиночество шло со мной рука об руку. Оно не оставляло ни на секунду ни в школе, ни дома. Но сейчас, в новой жизни, все иначе.
Здесь, в стране технологий и культуры, я познала, что такое настоящая дружба, каково это – болеть за подругу всей душой. Как сейчас Сара болеет за меня, обнимая. Она не говорит ничего, не просит признаться или тут же поведать ей тайну нашего с Джеком расставания.
Но я чувствую, что обязана рассказать ей секрет, который поклялась сохранить в себе.
Знаю, блондинка никому не расскажет. Ей это не нужно. Потому что это моя тайна, моя боль, которую хочу наглым образом свалить на подругу. Не выживу иначе. Не смогу. Душе больно. Мне нужно избавиться от этого яда.
Прости меня…
И я наконец-то признаюсь в том, в чем не хотела – рассказываю Саре все от начала до конца. С того момента, как она застукала нас на этом самом месте, до сегодняшнего вечера. Со всеми подробностями. Со слезами на глазах и выжженной раной в груди. С горечью и печалью, которые медленно выходят из моего организма.
Весь негатив по стойке смирно шагает прочь. Куда подальше. В другую вселенную. В то время, как Сара внимательно смотрит в глаза и выслушивает мою исповедь. Со стороны это звучит очень жалко. Гадко. Ненавижу жалость, но сейчас нуждаюсь в ней, как никогда раньше. Иногда полезно жалеть себя – ведь потом будет легче встать на ноги и идти дальше с высоко поднятой головой.
Именно так я и поступаю сейчас. Сцеживаю накопленный внутри яд и смываю в унитаз. Прочь. Чтобы больше не травил мою душу. Никогда.
– Вот гондон! – выкрикивает Сара, как только я заканчиваю монолог. – И этот идиот обвинил во всем тебя?
– Да. Назвал фригидной русской блядью.
– Фу! Какая мерзость! Пошли ты его куда подальше, пусть на все четыре стороны катится! Этот кобель тебя недостоин!
Понимаю, Сара, понимаю. Только как объяснить сердцу, чтобы оно больше не обливалось кровью и не плакало без единственного в жизни мужчины? Как облегчить свои страдания?
– Наверное. Но мне так больно, Сара. Так больно, – вновь слезы начинают капать из глаз.
– Не переживай. Найдем тебе красивого богача, который будет на руках носить. Этот гондон еще локти кусать будет!
Сара успокаивала меня как могла, говорила ласковые слова, напоминала о моих несравненных сиськах и шикарной заднице, как у Ким Кардашьян. Но это даровало позитив лишь на некоторое время, пока я упивалась веселым настроением подруги.
Она ошиблась. Ничего не наладилось. Ничего не зажило. В груди так и болит, тоскует каждой клеточкой по тому единственному, которому я больше не нужна. Который больше не обнимет, не успокоит, не скажет, что все будет хорошо. Он больше не расширит мои границы, не покажет прекрасное будущее. Потому что его не будет.
Больше не будет.
День, два, неделя. Она так быстро пробежала, что ход времени смогла заметить только за появлением рождественских гирлянд в центре города. Англичане готовятся к празднику, а в моей душе один сплошной кокон, из которого я временами выхожу по надобности. А это происходит очень редко.
Я потеряла вкус жизни, который впервые почувствовала в начале осени, когда ступила ногой с трапа самолета на эту землю. Когда шагнула в новую жизнь. В какой момент я начала жить заново? В тот, когда заселилась в общежитие или когда впервые поцеловалась с Джеком? Скорее второе, нежели первое, ибо жизнь в городе мечты продолжалась, но я перестала ценить ее.
Голова то и дело забита лишь одним моментом, когда разъяренный Джек покинул мою комнату и больше не вернулся. За всю неделю, которую я прожила в полной апатии, он ни разу не написал мне, не позвонил, а когда сталкивалась с ним в коридоре общежития или в университете, то чувствовала себя чужой.