По дороге к абережной, Конте не проронил ни слова, а Фавро не приставал с вопросами, в его голове был лишь не выпитый и уже наверняка холодный кофе и задубевшая выпечка.
Припарковав свою чумазую от осенней слякоти альпину на площади близ Сены, Конте присмотрелся в небольшую шумную толпу играющих в петанк, которые будто не замечали капель дождя, барабанящих об их спины. Подав один протяжённый и два коротких, прерывистых сигнала клаксоном, он ждал реакцию кого-то определённого из всех этих роящихся над металлическими шарами людей. Некоторые и впрямь оглянулись на такой своеобразный звук, а спустя пару минут полноватый пожилой человек в шаром, тёмно-синем пиджаке и капитанском головном уборе спешно похромал к машине комиссара. И пока он был ещё только на подходе, Конте со всей серьёзностью обратился к своему напарнику:
– Слушай, Фавро. Я не особо привык решать дела таким образом, чтобы кто-то стоял над моей душой. К тому же, скажу откровенно: мне не нужен доносчик, сливающий каждый мой шаг Альфреду, хотя у меня нет сомнений, что ты неплохой парень. Пока этот старик плетётся к машине, у тебя есть минута-полторы чтобы решить, по чьим правилам тебе играть. Врать не буду: Бруссо может дать тебе перспективу, но не большую, чем бумажная волокита на голый оклад аж до самой гробовой доски. Моя же дальнейшая игра может закончиться как грандиозным успехом, так и фатальным провалом со всеми вытекающими обстоятельствами, и к последнему я склоняюсь больше. В любом случае, итог мы будем делить на двоих.
Выслушав комиссара, Фавро не стал брать паузу на раздумья:
– Патрон, я давно хотел сказать, но не мог найти нужного момента. Признаюсь, большинство нюансов в вашей работе мне абсолютно чужды и непонятны, но выбирая между здравым смыслом и азартом авантюризма я больше склоняюсь к последнему. Можете на меня положиться, я готов к любому развитию событий.
– Хорошо, помни о своих словах, чтобы потом не пришлось напоминать, это всегда неприятный процесс. Пересядь назад и не встревай. Для тебя работёнка будет немного позже.
Нельзя сказать, что вопрос доверия между комиссаром и его помощником был всецело улажен, но такой разговор рано или поздно должен был состояться. Конте понимал, что идёт на риск, но обычно внутреннее чутьё его ещё не подводило.
Тяжело запыхавшись, в машину уселся хромой алжирец. Конте дал ему немного отдышаться, после чего вынул из бардачка сорванную ранее афишу кабаре и протянул старику:
– Ну что, старый мой дружище Габбас, может ты прольёшь свет, что за чертовщина тут происходит?
Габбас неловко покосился на сидевшего сзади Адриана, но Конте намекнул, что опасаться нечего. Тогда моряк сипловато засмеялся:
– Всё-таки он до них добрался… Я знал, что он не спустит это с рук тем двоим, выжидал, как пантера перед прыжком и – оп! Знаешь, я ведь к этому не касаюсь никоим образом, моё дело крутить штурвал и не задавать вопросов. Он заявился ко мне со своими парнями, а я ему говорю – я не классная дама, чтобы за этой мелкотнёй смотреть, делать мне больше нечего. Так давай он мне угрожать экскурсией по дну Сены, а я и говорю, что мне сказали, что всё с тобой сами уладят. Черти…
Фавро едва мог усидеть, вслушиваясь в каждое слово старого моряка-алжирца, но никак не мог понять, о чём идёт речь, в отличие от Конте…
– Сколько тебе дали? – закуривая сигарету, Конте попутно поджёг самокрутку Габбаса, выуживая недостающие сведенья.
– Да так, по мелочи, ящиков тридцать, может двадцать пять. Дальше я передал их судну, следующему в Африку, кажется, «Ревильяхихедо», да, так оно называлось. Но думаю, не одна моя баржа-старушка перевозила такой же груз на ту громадину…
– И куда он следовал дальше?
– Да чёрт его знает, Конте, я же говорю, моё дело открыть трюм и закрыть рот. Может, в Марокко, может вообще за океан, в Аргентину, например, или ещё куда подальше… Единственное, что мне известно Конте, так то, что в деревянных ящиках было нечто хрупкое. И вот ещё что. На них была нанесена какая-то церковная символика.
Конте о чём-то про себя подумал, иронично покачав головой: сказанное Габбасом заставило его задуматься.
– Послушай, Габбас, если вдруг, в чём я очень сильно сомневаюсь, они захотят провернуть своё гнилое дельце ещё раз, сразу поставь меня в известность, понял? Где меня найти ты знаешь. На что была похожа та символика?
– Клянусь, не рассматривал я эти ящики! Какие-то словечки на латыни и что-то похожее то ли на факел, то ли на фонарь с крестом. Размыто и мелко, а я уже знаешь, не юнец.
– Ладно, старик, держи ухо в остро, я не уверен, что провокаций не будет. И не суйся больше в скользкие делишки, не то поскользнёшься раньше времени.
Похромав в сторону Сены, Габбас даже и не подозревал, какую колоссальную помощь он оказал старому другу. Конте понимал, что эти сведения бесценны и в глубине души чувствовал, что здесь может быть замешано нечто более коварное, помимо убийства певички.
Для Фавро этот таинственный разговор был абсолютно бесполезным, но ужасно увлекательным и захватывающим:
– Патрон, я не совсем понимаю, причём здесь какие-то ящики к убийству солистки кабаре?
– Сейчас сам всё узнаешь, Фавро. Как ты не крути, все дороги снова ведут на Монмартр.
На всех парах комиссар сменил маршрут в сторону площади Тертр – сейчас, как никогда раньше, ему нужна была дополнительная помощь верных людей.
Глава 13.
Мокрое дельце или пора на исповедь
Завернув на площадь Тертр, Конте остановился рядом со стариком шарманщиком, бесстрашно прохаживавшемся посреди проезжей части и лихо лавировавшим меж проезжавших на всех парах машин.
– Отис, эй, Отис! Передай этот конвертик Альбанелле и скажи, что он мне будет нужен через пару часиков. Встречаемся в бистро Паскаля у цветочного рынка.
– Хорошо, Конте, всё исполню! – рявкнул в ответ шарманщик и поплёлся дальше, как ни в чём не бывало.
Да, это был тот самый конверт, который Конте получил от Годена, но вместо денег там были только две фотографии с недвусмысленным описанием. Следующей задумкой Конте было застать врасплох Марсьяля и Бонне, но увы – в этом его настиг провал. Несомненно, эти двое были более чем удивлены увидеть Конте и Фавро на пороге «Чёрной Кошки», но их удивлял не сам визит, а скорость, с которой они добрались к месту.
– Как быстро до вас доходят слухи, мсье Конте. – через силу проговорил Марсьяль, сдерживая своё негодование.
– Да, быстрота реакции впечатляет. – вслед за ним недовольно подметил Бонне, сразу умолкнув.
Конте прищурился. Зайдя внутрь помещения, он не увидел былого веселья.
– Я смотрю, у вас сегодня санитарный день или вы по ком-то скорбите, что у вас такая могильная тишина и темень?
– Не прикидывайтесь дураком, комиссар, это вам не идёт. Не знаю, кто вам настучал, но сведения верные. Боюсь, что могло случиться самое худшее – вчерашнее выступление было её последним.
Конте и Фавро переглянулись, не ожидая такой новости, и практически в один голос закричали:
– Кто?!
– Рита, комиссар, Рита! Когда она не брала телефон и не пришла на репетицию, мы особо не спохватились – у неё часто бывали подобные заскоки. Но сегодня ждали до последнего, а выступления она никогда не пропускала, тем более, что после смерти Жанетты вечер теперь всегда открывает она. Делать нечего, пришлось всё отменить, мы не подготовили другой вариации.
– Прекрасно, ещё одна будто в Лету канувшая! – разозлённо заключил Конте.
– Не накаркайте, патрон. Может просто вспылила, решив поиграть на нервах. – Фавро пытался разрядить обстановку, но понимал, что это бесполезно.
– На самом деле Марсьяль, мы ехали поговорить с тобой, и разговор этот далеко не о Жанетте и даже не о Рите. Но судя по твоему лицу, которое подобно скисшей устрице, и так ясно, что никакого разговора не будет. Да вы и сами знаете, что открыли ящик Пандоры и рано или поздно придётся огребать за это. Бонне, будь так добр, проведи нас в гримёрку Риты или тебе нужно предоставить официальный бланк?
Марсьяль трагично сморщил лицо и насупил брови – ему ничего не оставалось, как дать добро Бонне на любое содействие. Вообще, теперь у этих двоих настали не лучшие времена, и уже мысленно некогда успешный мсье Шапю начал готовиться к самому худшему…
В отличие от гримёрки Жанетты, в будуаре Риты не развивались шлейфы французского Флер д’Оранжа, а как и прежде стоял столбом штиль индийских благовоний. На туалетном столике вперемешку с косметикой лежали бумаги с какими-то расчётами, цифрами и чертежами, будто в офисе инженера или какого-то техника. На углу большого зеркала висело несколько пар бус с натуральными камнями. На дверце шкафа висел на вешалке смелый наряд для следующего шоу, которому так и не суждено было состояться…
Тревожное предчувствие подсказывало Конте, что дело гиблое. Покопавшись немного в её вещах, он снял с зеркала огранённые коралловые бусы «Чёрной Кошки» и захватил стопку бумаг с её стола, обратившись к Шарлю Бонне:
– Я могу это забрать?
Бонне горестно вздохнул:
– Мсье Конте, ничего не представляет ценности из всего этого антуража, кроме самой Риты, которой, как вы видите, здесь больше нет…
Покинув омрачённую «Чёрную Кошку», немного расстроенный, но в целом удовлетворённый Конте и полностью сбитый с толку Фавро устремились к цветочному рынку на бульваре Клиши, чтобы за чашкой чёрного кофе собрать по крупицам разбитую вдребезги мозаику.
– Комиссар, ящик Пандоры – это не просто аллегория, ведь так? Это было прямым указанием на контрабанду, перевозимую баржами. Об этих делах говорил тот старый алжирец?
Попробовав фирменный кофе Паскаля, Конте слегка скривился от терпкости и кислоты, но табачное послевкусие сгладило этот огрех.
– Да, Фавро, про них. Понимаешь, когда дела идут хорошо, со временем хочется, чтобы они шли ещё лучше. Ив Фалардо, тот парень, с которым я вёл переговоры в «Шеваль Бланш», некогда был королём рэкета и всех вооружённых налётов в Париже. Лет десять назад, он завязал с этим после смерти его брата, но без дела долго не сидел, просто перейдя в «теневой сектор». С тех пор ему принадлежит монополия «речной» контрабанды. Передавая паромами и баржами различный серый товар, все эти мелкие пешки работали только с его одобрения. И пускай он уже не тот, каким был ранее, но все до сих пор помнят, как мясник Фефе пропускал через мясорубку людей, предавших его хозяина. Знаешь, соблазн штука такая, один раз прокатит, хочется ещё и ещё. Шапю и Бонне решили рисковать до победного, проделывая такие операции за спиной Ива.