– Конечно, пастор Реноден! Я принесу для бедняжки еды. Послушайте, Анжелик: пища у нас самая простая и постная, но питательная и полезная. Обязательно поешьте, я уверена, вам сразу станет лучше. Главное, не забудьте помолиться перед едой. К сожалению, врач нашего прихода навещает больных в другом городе, но к нам обещали вскоре направить замену. Беспокоиться вам не к чему – многие наши сёстры долгие годы служили при госпиталях и больницах, потому в состоянии оказать медицинскую помощь больному любой тяжести.
– Вы очень добры, сестра!
– Да хранит вас Господь, Анжелик! – сестра Жозефина поспешила отправиться на кухню, а пастор Реноден благожелательно улыбнулся.
Постепенно приходя в себя после обморока, Анжелик была очень удивлена оказаться в столь необычном месте. Ей сразу понравилось доброе лицо сестры Жозефины, а забота пастора не казалась ей навязчивой. Более того, её желание оказаться в высокодуховном месте исполнилось.
– Значит, вы – священник? – неравнодушно спросила Анжелик, не верившая своей удаче.
– Совершенно верно. Я рано начал проявлять интерес к церкви, можно сказать, что я выбрал этот путь будучи ещё ребёнком.
– Неужели я нахожусь в келье монастыря?
– Не совсем, мадемуазель Анжелик. Вы находитесь в общине Святого Сердца. Эта часть здания отведена для паломников, а также для путешествующих священников. Мы решили не размещать вас в лазарете, а временно устроили в моей комнате. Я же размещусь со своими братьями этажом ниже.
– Сестра Жозефина назвала вас пастором, а не кюре. Но разве… Это протестантский приход? – задав такой вопрос Анжелик почувствовала себя неловко.
– Не смущайтесь, наблюдательность – отличное качество. Община христианская, и этого достаточно: здесь открыты двери для всех христиан, ведь все мы слуги одного Бога. Потому неважно, как вы назовётесь – пастором, кюре, падре или иначе. Главное, это ваши намерения перед Господом, ваша совесть и искренность ваших поступков. Даже если вы что-то сделаете втайне от кого-либо, всё равно об этом будут знать двое – Бог и ваша совесть. Моя задача выполнять завещание Господа – быть пастырем, то есть, пастухом заблудшего стада.
Почувствовав стыд за свою ложь о семье, Анжелик хотела признаться в этом сразу, но пастор Реноден не дал ей этого сделать:
– Нет, нет, на сегодня хватит разговоров, вы должны хорошенько отдохнуть и накопить силы, сестра Жозефина принесёт вам горячий ужин. Если вам будет что-нибудь нужно, не стесняйтесь обращаться к ней – я попрошу, чтобы она захаживала к вам почаще. Сейчас прошу меня извинить, я вынужден уединиться за чтением святого Писания, а об остальном поговорим завтра, если вы сами этого пожелаете. В любом случае, я помолюсь за вас, чтобы вы обрели душевное спокойствие и силы на грядущий день.
– Не знаю, как вас благодарить, пастор Реноден. Вы даже представить себе не можете, как я благодарна Господу за нашу встречу. – еле слышно выговорила Анжелик.
Уходя, пастор Реноден снова умиротворённо улыбнулся.
На утро Анжелик стало полегче, и хоть головная боль поутихла, она всё ещё чувствовала слабость. Сестра Жозефина побеспокоилась ещё до пробуждения подопечной – на столе у кровати, накрытый полотенцем лежал тёплый завтрак с кувшином молока. Анжелик едва успела вспомнить черты пастора Ренодена, и подумала, как было бы хорошо поговорить с ним с самого утра. А он оказался лёгок на помине и уже показался в дверях:
– Доброе утро, мадемуазель Анжелик. Вы ничего не съели, вас что-то беспокоит?
Прозорливость пастора Ренодена заставила Анжелик покрыться мурашками и немного пошатнула былую решительность. Но глядя в его глаза, она не могла дальше скрывать.
– Пастор Реноден, вчера вы сказали, что все священники – слуги одного Бога. Значит ли это, что исповедь католички протестантскому священнику не будет считаться грехом?
Пастор присел на краешек кровати, накрыв своей ладонью руку Анжелик:
– Несомненно, греха в этом нет. Тем более, что исповеди как таковой у протестантов тоже нет. Но вы должны знать, Анжелик, что одна из главных целей исповеди не только отпущение грехов и облегчение души кающегося, но и получение напутствия, доброго совета – в этом плане вы можете на меня целиком рассчитывать.
– Тогда… Простите, святой отец, ибо я согрешила, солгав вам. Это неправда, что мои родственники живут в Канаде.
– Это не такой уж и страшный грех, мадемуазель. Тем более, что я более чем уверен, что после случившегося с вами вы сказали так, чтобы от чего-то себя обезопасить. Полагаю, вы покинули свой дом из-за ссоры с родственниками?
– Да, вы правы, пастор Реноден. Сначала меня предал отец, потом сестра, а после – человек, которого я считала другом. Я думаю, он что-то подмешал мне в кофе чтобы не дать мне далеко уйти.
– Вы обращались в полицию?
– Нет, и я даже не собираюсь этого делать. Моя жизнь перевернулась с ног на голову в один миг, я даже не успела понять, как и почему это произошло. Пастор Реноден, вы читали когда-нибудь пьесу Ибсена «Кукольный дом»? Так вот, я та самая кукла отца и сестры, и наверное, всех остальных, кого я когда-либо считала близкими людьми.
– Мне искренне жаль вас, Анжелик, и хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вас. Скажите, может я могу вам как-нибудь помочь? Я могу одолжить вам денег, если вам есть куда уехать. Отдадите, когда сможете, об этом даже нет и речи! Или могу помочь найти работу и жильё, хотя бы на первое время, пока вы не разберётесь во всём?
– Вы прекрасный человек, пастор Реноден, я никогда не знала никого более доброго и честного! Нет, я и так вас слишком обременила, чтобы просить ещё…Но одна просьба у меня всё же есть к вам, помогите мне стать такой же, как сестра Жозефина.
– Анжелик, вы хотите сказать, что желаете стать монахиней?
– Именно так, пастор Реноден.
Пастор притих и задумчиво отвёл взгляд. Он встал и медленно отошёл к окну, проведя несколько минут мысленно подбирая правильные слова.
– Для начала, спросите себя, для чего вам это нужно. Если в знак протеста вашей семье или желая наказать их за грехи, которые они совершили, тогда такой поступок нельзя назвать самоотверженным. Прежде чем принимать такие значимые решения в своей жизни, дайте остыть чувствам, а после, останьтесь на едине с собой и Богом – в сосредоточенных размышлениях придёте к истине.
– Спасибо, пастор Реноден, я прислушаюсь вашему совету.
– Мадемуазель Анжелик, я снова вынужден покинуть вас – прошу, уделите время этому прекрасному завтраку, а после сестра Жозефина покажет вам обитель. Если вы были в Бонне, то наша Община очень похожа на старинную боннскую больницу Отель-Дьё, только в миниатюре.
Анжелик облегчённо улыбнулась, почувствовав, как тяжёлый груз упал с её плеч. И да, к ней снова вернулся аппетит…
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В УЧАСТКЕ…
Комиссар Конте, пытаясь найти подход к делу Годена, ставил ставки на известного вора Ноэля Лабеля по прозвищу « Красавчик Белио», или просто – «Белио», который орудовал по Европе и слыл неуловимым аферистом. Кри-Кри, бродяга из окружения Альбанеллы, был полностью уверен в том, что Анжелик видели в его компании. Несомненно, будучи молодым и симпатичным созданием, Белио интересовался женским обществом, но этот интерес затмевало его пристрастие к красивым и чаще всего бесценным вещам. Его первым сольным выступлением была кража старинной иконы «Мадонна в цепях» на острое Капри, после чего его слава прогремела в Париже – Всемирная выставка не досчиталась двух золотых кариатид и одного платинового атланта. Потому для Конте было чрезвычайно важно разузнать, что именно Белио привело в Париж, ведь о нём, ни слуху ни духу, не было не малых семь лет.
Заостряя внимание на колонках светской хроники, Конте перелистывал газету за газетой.
– Кстати, Фавро, ты успел нарыть для меня информацию об ограблениях?
– Да, патрон, удалось откопать несколько громких дел за прошедшее время, самые отъявленные и дерзкие как раз случились в последние дни месяца. О них пестрили заголовки всевозможных газет – думаю, вы читали об этом.
– Как бы это курьёзно не звучало, но в последнее время я читал всё, кроме криминала.
– Тогда вам будет интересно послушать. Вот вырезка из «Ле Монд» ровно месяц назад: «Трое вооружённых грабителей в масках чумных докторов ворвались на аптекарский склад…»
– Нет, нет. Совершенно не то, он всегда работает один. Давай следующее.
– Газета «Ле Пуан», две недели назад: «Вор, переодевшийся женщиной, сумел ввести в заблуждение охрану женского колледжа на площади Вит, тем самым проник в главное административное здание, получив доступ к сейфу, где хранились сбережения учреждения».
– Н-нет, Фавро! Это было бы для него слишком унизительным. Что ещё?
– Отыскал пару колонок в «Парезьен», практически свежие новости. Заголовки многообещающие: «…Ожившей мумией в Лувре оказался грабитель-авантюрист» и «Угонщик машин повышает свою квалификацию, угоняя самолёт-кукурузник с аэродрома Бове…».
– И снова нет… Нет класса, стиля, какой-то элегантности что ли! Вот эти опусы, которые ты перечислил, простое ребячество и авось. Это всё?
– Да, всё. Хотя нет – совершенно забыл о «Фигаро», я отложил эту статью специально для вас: «Вор в «Палас Отеле» устраивает маскарад, осмеяв жену богача».
– А вот это уже поинтереснее. Давай поподробнее, Фавро.
– Читаю: «Случившееся в «Палас Отеле» не только взбудоражило великосветское общество Парижа, но и развеселило простых обывателей. Дерзкий вор, переодевшийся служащим отеля, устроил дьявольский маскарад, насильно заставив переодеться в форму горничной мадам Изабель Виньяр, жену третьего по величине промышленника Франции Эмильена Виньяра. Заманив её силой в кабину лифта отеля, он, угрожая ей холодным оружием и применяя небывало грубый натиск, завладел ценнейшей драгоценностью. Вещица слывёт самым дорогостоящим украшением, когда-либо привезённым на территорию страны. Это была изысканная и элегантная птичья брошь, усеянная камнями на десятки карат. После случившегося насилия, мадам Виньяр пробежала босиком по мраморному полу отеля, чтобы позвать на помощь. Выбежав на улицу, она упала в обморок прямо на тротуаре перед знаменитым отелем, после чего её передали под наблюдение докторов…».