– Как это о чём? Вам же нужна была работа, не так ли? Ведь именно из-за этого вся эта свистопляска случилась. Я не буду повторять, вы всё прекрасно слышали. По окончанию работы вам и вашему другу выдадут по тарелке супа. Надеюсь, вы любите рыбу, сегодня в меню рыбная похлёбка. – в словах сестры Жозефины явно чувствовался некий сарказм и лёгкое раздражение.
Инспектору ничего другого не оставалось, как засучив рукава, приниматься за работу, про себя выругавшись на Альбанеллу: «Прекрасно всё складывается! Этот старый притворщик будет почивать на лаврах, пока я буду корячиться за миску церковной баланды, в то время как должен искать заносчивого ворюгу и инфанту-Белоснежку».
– Добрый день. Я вижу, у нас новый помощник.
– А вы вероятно тот самый пастор Реноден. Да, сегодня я ваш грузчик за тарелку рыбного супа. Каковы будут поручения? Что и куда грузим?
– Для начала, как ваше имя?
– Адриан.
– Отлично, Адриан. Видите, вон ту кучку старого хламья?
– Вы о той горе говорите?!
– Я бы не стал так преувеличивать, Адриан. Так вот. Ваша задача перетащить её в строительный ковш.
– И где этот ковш? Я не вижу ничего подобного вокруг.
– Ну вы же не думаете, что вещь столь безобразного вида может стоять в непосредственной близости от места, где почитают святых мучеников?
– Ну конечно, это было бы более чем пренебрежительным по отношению к святым…
– Чтобы выкинуть хлам в ковш, вам нужно будет слегка пройтись – это буквально шагов сорок-пятьдесят, не больше. По сути, завернёте за угол и там вас будет ждать эта отвратительная штуковина. Я бы посоветовал вам разобрать эту кучу на несколько более мелких куч – и уже с них вытаскивать по несколько самых громоздких вещей, перетаскивая их к ковшу.
– Пастор Реноден, вашим советам нет цены! Я бы сам никогда не додумался до такого, пол дня бы гадал – как к этой ерунде подойти! Полагаю, вы сможете мне помочь не только советом?
– Вы лицо рабочее, а я – духовное. Потому грузить будете вы, а я лишь буду руководить процессом. Приступайте, Адриан, и да поможет вам Бог.
В этот момент, подобно бесплотному духу из ниоткуда появилась сестра Жозефина. Встав на крыльце рядом с пастором Реноденом, она довольно кивнула в сторону нового рабочего.
Инспектор, ставший по случаю судьбы грузчиком на чём свет стоит за глаза поносил эту шайку добродетелей за свой тяжкий труд: «Её только здесь не хватало! Стоят, как два истукана, оценивают, как и что я делаю – типичное рабство! А этот пастор-белоручка, просто слов к нему не подобрать! Как же, на таком где сядешь – там и слезешь! Духовное лицо видите ли! Как бы я ему всёк по этому лицу, чтоб попроще стало, руки так и чешутся, но я же на деле, чёрт его дери!».
Фавро пахал грузчиком в поте лица, даже когда начался дождь. Спустя время это уже стало делом принципа – с одной стороны его сверлила злопамятная сестра Жозефина, с другой – пастор Реноден, который то и дело не упускал возможности бросить замечание по качеству сортировки, носки и даже темпа ходьбы до ковша и обратно. Сортировать, носить и загружать Адриану приходилось либо вовсе не самые лёгкие, либо не самые приятные вещи – старые чугунные корыта, рассохшиеся от протекающей крыши тумбы и комоды, ржавые мотыги и лопаты, битые зеркала, убогие, запятнанные матрасы с торчащими пружинами и даже старые санитарные судна.
Как только Фавро дошёл до подножия этой горы, пастор Реноден поспешил снизойти к рабу Божьему, и схватив с земли поломанный стул и погнутый детский горшочек, решил проявить свою добрую волю:
– Давайте я вам помогу, а то смотрю, вы уже еле справляетесь. Нужно поторопиться – ящики должны быть загружены в грузовик до вечера. Вы же не хотите, чтобы моления нуждающихся остались без ответа?
– Я бы не посмел, пастор.
После небольшой паузы на воду и хлеб, настала очередь загрузки ящиков. Пастор Реноден и сестра Жозефина отвели Фавро в небольшой сарай, расположенный за лазаретом. Отперев тяжёлый засов, сестра указала на три дюжины деревянных ящиков.
– Теперь грузите эти ящики в грузовик, стоящий у входа в Обитель. Я думаю, он уже подъехал – управьтесь максимум от сорока минут до часу, у водителя плотный график, а за его помощь мы платим ему лишь благословением.
– За такую оплату он должен быть более благодарным и учтивым.
– Хорошо, когда есть такие понимающие истинное значение вещей люди, как вы, Адриан. По сути, вы самый простой человек, которых по миру немало, подобно грязи. Трудитесь, подобно червю, за хлеб и воду, ощущая умиротворение и радость. Ведь что значат деньги – эти безликие бумажки? Что они значат, по сравнению с благодатью Творца Человечества?!
От демагогии пастора Ренодена инспектора Фавро чуть не разорвало на части. Он ненавидел его с каждой минутой всё больше и больше, а ещё больше ненавидел всю эту ситуацию, так как не мог даже и слова поперёк сказать, будучи вынужден слушать глубокомысленные учения духовного лица и периодически поддакивать. Но его настроение резко улучшилось, когда он преступил к ящикам, на крышках которых была нанесена та самая необычная эмблема. А ведь чтобы увидеть это пресловутое знамение, Фавро терпел всю эту гнусную работу! Он запомнил слова Габбаса, который был посредником в схеме речной контрабанды: «Какие-то словечки на латыни и что-то похожее то ли на факел, то ли на фонарь с крестом». Схожесть была ла лицо – но было ли прежним содержимое?
Перематывая в голове разговор Конте и алжирца, Фавро вспомнил, что ящики были помечены отметкой «хрупкое». Вытаскивая ящик за ящиком, к большому разочарованию Адриана, он не находил подобной отметки, несмотря на то, что ящики были одинаково тяжёлыми и слегка тарахтели при тряске. «Возможно, эту отметку ставили уже где-то в другом месте, может в доках. Есть только один способ это проверить».
И Фавро проверил, как бы ненароком уронив вертикальный ряд ящиков на землю. Но никакого звона или хруста битого стекла не последовало – зато визг и ругань сестры Жозефины звенела не хуже самого изысканного хрусталя.
– Какой же вы растяпа! Вы что, забыли, что перед вами не груда хлама, а посылки нуждающимся? Тише, спокойнее! Но в тоже время, не мельтешите и не копайтесь! Разве это так сложно?!
Под выговор сестры Жозефины, пастор Реноден кивал и улыбался, выводя из себя донельзя замороченного Фавро. Хвала небесам: с этой работой он управился намного быстрее, чем с горой старья, и только закончив, мокрый до нитки от работы и погоды, уселся на ступеньках крыльца, задымив сигаретой. Сестра Жозефина провожала грузовик, а пастор Реноден был не прочь выпить чаю на крыльце.
– И что там такого, чего нельзя достать в Америке, – проговорился от усталости и злости Фавро, не сразу поняв свою оплошность.
Слова Фавро вызвали у пастора Ренодена большое напряжение. Опасливо он посмотрел в его сторону, спросив:
– Америка? Откуда такие познания?
– Ткнул пальцем в небо. – ответил Фавро, не растеряв сноровки.
– Да я смотрю, вы прямо пророк Илия. Давно открыли в себе такие способности?
– Только что, святой отец.
– Что ж, насколько я вижу, вы уже отдохнули – идите за мной, у меня есть ещё работёнка для вас.
Глава 17. Переполох в ресторане «Палас Отеля»
Пока Фавро и дальше продолжал срывать спину в угоду набожным, Конте в своём самом лучшем виде отправился в элитное гастрономическое заведение Парижа.
Шикарное убранство ресторана «Палас Отеля» притягивало к себе соответствующий контингент, на который было заточено меню и сервис заведения, потому безродных плебеев, вроде комиссара Конте встречали, мягко говоря, суховато. Надменные официанты, микроскопические блюда и запредельные цены – всё это было собрано под одной крышей фешенебельной ресторации. Весь обслуживающий персонал состоял из настоящих профессионалов своего дела: натяните вы на себя хоть дюжину шелков, или самый дорогой, взятый напрокат фрак – всё будет бестолку, ведь намётанный годами зоркий глаз этих жуликоватых разносчиков посуды видел вас насквозь, в мыслях прикрепляя ценник на ваш лоб. Сегодня Конте был неотразим и блистал как позолоченная люстра в холлах Вернисажа – одеться с шиком было часть его плана. Шикарный смокинг, галстук-бабочка, лакированные туфли и даже пальто из чистого кашемира – весь антураж, взятый напрокат стоил так, будто вместо тряпок ему сдали в аренду Триумфальную Арку.
Сразу на входе у Конте бережно забрали пальто, элегантно поместив на вешалку, а проводить в зал свеженького гостя вызвался гордец по имени Оскар.
– Мсье, на сколько персон предпочтёте столик?
– А на сколько персон я похож?
Шутка не была воспринята Оскаром воодушевлённо, но надежда на щедрые чаевые ещё отдалённо теплилась в его напрочь испорченной душонке.
Повиляв немного по залу, Оскар отыскал уютный столик с белоснежной скатертью и оттёртое до состояния прозрачности фраже. Сам зал был светлым, с помпезно-торжественным декором, шикарной росписью стен и даже потолка – если бы Сикстинская Капелла была женщиной, то она бы рвала на себе волосы от зависти. Даже сам хладнокровный и скупой на комплименты Конте оценил такую обстановку:
– Здесь прелестно! Никогда ещё не доводилось до сегодняшнего дня ужинать в музее.
Официант заносчиво протянул меню, демонстрируя свои белые перчатки и притворное внимание:
– Меню, мсье. Осмелюсь предположить, что вы у нас впервые, и могу с уверенностью сказать, что вы не уйдёте отсюда разочарованным. У нас собраны лучшие блюда средиземноморской кухни и впечатляющая винотека со всей страны.
– Ну если это ещё и съедобно, то я буду счастлив на миллион – чертовски проголодался!
Официант Оскар, воспользовался моментом, когда Конте принялся изучать меню, устало закатил глаза, подумав: «Деревенский нищеброд.». Увы, Оскар сегодня в отличие от Конте не будет столь счастлив, ведь полвечера предстоит обслуживать бесперспективного в финансовом плане неотёсанного простолюдина.
Пока официант горемычно вздыхал, комиссар вертел меню по часовой и против, словно мартышка.