й на перекур вышел инспектор Биззар. Мари-Роз была взволнованна увиденным и поспешила спуститься вниз, по пути перехватив служанку Луиз с бельём.
– Луиз, ты не знаешь, почему полицейская машина стоит под нашим домом?
– Мадемуазель Мари-Роз, я знаю лишь то, что комиссар сейчас разговаривает с мсье Годеном в его кабинете. И да, мсье запретил их беспокоить.
Дочь Годена охватили переживания, которые раньше она никогда не испытывала. Наверное, потому что первый раз она переживала за кого-то ещё, кроме себя. Наконец она решилась попытаться украдкой подслушать, что же творится за дверью кабинета её отца, но как только она подошла, двери начали открываться, и Мари-Роз спряталась за колонной.
– Признаюсь вам, мсье Годен, что я не относил вас к людям, достойным моего уважения. Этим поступком вы доказали, что чиновник может быть честным.
– Всё в порядке, комиссар Молла. Откровение за откровение – я и сам недавно открыл это в себе.
Орельен Годен вышел с комиссаром Молла, и Мари-Роз тайком проследовала за ними. Когда они уже оказались на улице, она не осмелилась выйти следом, а быстро поднялась на балкон.
Когда Годен уехал вместе с Молла, Мари-Роз снова захватило странное ощущение – это ведь то, чего она хотела. Тогда почему же она плачет?
Альпина комиссара Конте ехала вдоль Набережной Сены. Бросив машину на площади неподалёку, он подошёл к телефонной будке и набрал телефон участка.
– Это Конте, соедините меня с Биззаром. Алло, Биззар? Есть новости от Робера для меня?
– Да, Конте, кое-что есть. Ты оказался прав, он всё оставляет за собой. Не знаю, как тебе это удалось, но знай – мы твои должники.
– Ты ошибся адресом, я не ростовщик. Будь здоров, Биззар, передавай привет Роберу.
Закончив разговор, Конте отправился на неспешную прогулку под скупым ноябрьским солнцем, как бы невзначай рассматривая баржи и лодки. И рядом с одной он всё-таки решил остановиться. Это было маленькое, старенькое, но ещё довольно резвое судёнышко с потёртыми боками. Деревянный настил был хорошо оттёрт, а над палубой уже развешивали бельё. Конте подошёл поближе, и облокотившись на небольшой парапет у края, начал насвистывать оживлённую песенку, привлекая внимание трудолюбивой хозяйки. И он добился своего – девушка посмотрела в его сторону.
– Хороший сегодня денёк, не правда ли?
– Да, мсье, особенно для стирки. – засмеялась девушка.
– Давно живёте наплаву?
– Недавно. – немного замялась хозяйка. – Вы что-то ищите здесь?
– Ищу духовного наставника.
– А, так вы к пастору Ренодену пришли? Его пока нет, но он скоро вернётся, как раз к обеду. Я могу бросить вам мостик, можете подождать его на палубе.
Улыбаясь, Конте положительно кивнул.
Оказавшись на палубе баржи, комиссар выбрал самое солнечное место – на корме, и чтобы быть ещё ближе к солнцу, забрался на верх грузового контейнера. Пока Анжелик заканчивала возиться с бельём, Конте молча грелся на солнце в ожидании Белио.
В сторону Набережной как раз уже направлялся пройдоха в лице пастора Патрика Ренодена. Всю дорогу он думал, как сказать ей правду, как объяснить свою ложь, тем более дальнейшие его действия. Белио пришёл к выводу, что в длинным речах нет смысла, и проще всего ничего не объяснять вслух, а изъясниться на бумаге будет определённо проще. Потому заранее подготовил для неё письмо, в котором надеялся быть услышанным.
На полпути к барже Белио спрятал письмо в карман пиджака – для признаний время ещё не настало.
– Пастор Реноден, как хорошо, что вы вернулись! Обед не нужно будет подогревать дважды. В Общине всё в порядке? – прямо с мостика пастора встретила улыбчивая Анжелик, но он упорно не смотрел ей в глаза.
– Да, Анжелик, переживать не стоит, поглощённые своей суетой, они даже не заметили нашего отъезда.
– Вы какой-то встревоженный, Патрик, то есть, пастор Реноден. Вы уверены, что всё в порядке?
– Анжелик, я хотел с вами поговорить.
– Хорошо, пастор Реноден, давайте поговорим за обедом? Ой, чуть не забыла – к вам посетитель.
– Посетитель?
Конте слез с контейнера, представ перед духовным лицом:
– Да, отец святой, простите что беспокою вас в вашей обители. Но мне очень нужно поговорить о духовном. Не будете так любезны, пастор Реноден?
– Как откажешь страждущему. Анжелик, я могу поручить вам заботу о чае, пока я буду беседовать со своим духовным сыном?
– Конечно, пастор Реноден! Беседуйте, я вас не побеспокою.
Анжелик спустилась в камбуз, оставив Конте и Белио наедине.
– Как нашли нас, комиссар?
– Некто по имени Габбас подсказал.
– Вы не сможете её арестовать, комиссар, признание у Годена.
– А птичка всё ещё у тебя – мы так не договаривались, Белио.
– Вы перепутали, комиссар – мы с вами ни о чём не договаривались.
– Правда? Ты забыл, что мне нужны руки, на которые я надену эти браслеты, или мне нужна дорогая цацка. Я знаю Белио, что ты был у Годена. Раз он тебя так просто отпустил, значит ты дал ему то, что он хотел. Но я не уверен, что ты взял то, что берёшь обычно. Зачем ты это сделал, Белио?
– Я хотел хоть что-то сделать для неё. Ведь для меня ничего не стоит это враньё, зато для неё это был бы шанс на новую жизнь.
– Новую жизнь? Ты так уверен в этом?
– А что я должен был сделать? Ей семнадцать лет, Конте. Начинать свою жизнь, таскаясь за мошенником по миру, не имея ни имени, ни постоянной работы, ни постоянного дома, ни будущего! Разве это было бы лучше?! В один прекрасный момент я осознал, что перешагнул запретную границу, и я начинаю воровать нечто более ценное, чем холодные, безликие камни. Понимаете, о чём я говорю?
– Как ты сложно говоришь о любви, Белио. Почему ты ещё не сказал ей правду о себе?
– Я не отважился признаться ей о своей лжи. Но я написал ей письмо, где всё объясняю. Самое правильное, это вернуть её домой, к отцу.
– Конечно, письмо же всё решит – не нужно смотреть в глаза, не нужно терзать себе сердце и душу, выслушивая слёзы и роптания.
– Я ведь и сам давно хотел порвать с Европой, мечтая начать новую жизнь с ноля в Америке.
– С ноля? И как бы ты хотел начать с ноля? Загнав брошь Виньяр чикагским гангстерам? Это, по-твоему, называется начать жизнь с ноля, Белио? За все годы, что я тебя знаю, у тебя впервые в жизни появился шанс действительно распрощаться с воровской жизнью. Знаешь, как говорят в Италии? Что король, что пешка в конце игры падают в одну и ту же коробку. Так и здесь – даже если ты элитный вор, каким ты себя всегда считал, тюрьма всё равно для всех одинакова. Сечёшь?
Белио отвёл взгляд на речную гладь, слегка взволнованную от проплывшего мимо буксира.
– И ещё, скажу тебе кое-что. Твоё ложное признание не попадёт в полицию. Уверен, что эта бумажка уже давно превратилась в конфетти на полу Годена.
– Что? Но… Зачем тогда было всё это затевать?
– А затем Белио, сколько верёвочке не виться, правда всё равно откроется. Так что, каковы теперь будут твои действия, красавчик?
– Я не понимаю, комиссар, на что вы пытаетесь меня подтолкнуть?
– На правильное решение. Не дерзнув сделать что-либо, не узнаешь, каков будет исход. Вообще, я тебя не узнаю, Белио. Ты никогда не боялся взять на себя ответственность, а сейчас ведёшь себя как сопляк. Напоминаю, моя сделка всё ещё в силе. Чёрт, совсем себя не узнаю, что-то я стал таким добросердечным…
– Любовь в обмен на деньги, или деньги в обмен на любовь… Я бы не сказал, что это добросердечные условия.
– Слушайте, пастор Реноден – прекращайте паясничать и сделайте вызов самому себе! Мсье Лабель, разве тебе самому не интересно, чего ты стоишь?
В какой-то миг в его вечно беспокойных блеснула искра, и бушующий океан превратился в спокойные голубые истоки. Белио достал письмо, порвал его и бросил за борт, после чего сорвал со своей шеи пасторский воротничок.
– Ящик в приходе Святого Антония, отличается стёсанным углом, на верхней крышке пометка «хрупкое». Брошь завёрнута в вечернюю газету.
– Вот и славно. Я тебе верю, Белио. Услужи старику, приведи её сюда и оставь нас на пару минут, больше я не смею вас задерживать.
Белио повиновался, и вмиг привёл Анжелик к комиссару.
– Анжелик, я оставлю вас наедине с комиссаром Конте, он хочет кое-что вам сказать. Но, прежде чем вы сделаете это, хочу чтобы вы услышали лично от меня следующее. Во-первых, меня зовут Ноэль, мсье Ноэль Лабель. Некоторые мои знакомые знают меня «Красавчик Белио». Во-вторых, я не пастор, Анжелик, я никогда не имел ничего общего с чем-то моральным и духовным. Моё имя вы наверняка встречали в колонках не самых приятных новостей. А в-третьих… Анжелик, я никогда не знал, и вряд ли узнаю, как выглядят надежда и вера. Но встретив тебя, я неожиданно узнал, что у любви твоё лицо. Чтобы ты не решила, я готов разделить с тобой этот путь, если ты захочешь видеть рядом такого спутника, как я.
«Ну наконец-то!» – облегчённо выдохнул про себя Конте.
– Ноэль, я так рада… – Анжелик ничуть не была расстроена, услышав правду, и почти успела броситься возлюбленному в объятия, как снова возник так быстро забытый комиссар.
– Погодите, погодите, прекрасная инфанта. Сначала выделите минутку мне, а уже потом вас никто не заставит считать часы.
Взяв её под локоть, он отвёл её в сторонку. Ноэль Лабель в это время уже совершенно другими глазами смотрел на мир, который открывался перед ним заново.
– Комиссар, моему отцу что-то грозит?
– Боюсь, что это так, детка. Но он сам виноват в этом. Пока что, Орельен поступает правильно, в будущем это должно сыграть ему на руку. Теперь послушай меня, этот горе-пастор не плохой человек. Он ведь тебе нравится, или даже больше? Не красней, это видно невооружённым взглядом. Парадокс, но его ложь помогла вам обоим понять, чего вы хотите по-настоящему. Ну, хватит разговоров. Держи – считай, что это подарок от твоего отца. Этих денег вам хватит на первое время, главное не давай их ему в руки. Присматривай за ним, ты далеко не глупа. Хоть я и уверен, что у него сейчас очень большой стимул не попадать в сомнительные дела.