Кларисса Черчилль, уилтширская соседка Битона, которая в тот момент колебалась, не зная, выходить ей замуж за Энтони Идена или нет, тотчас поддалась очарованию Гарбо. «Ну кто, скажите, способен устоять перед чарами Гарбо, особенно если те включены на полную мощность, — писал Сесиль, — а они несомненно были включены ради Клариссы».
Маркиз Батский так и не сумел узнать шикарную даму, которую Сесиль привез с собой на Стерфорд-Мед, и когда он поинтересовался у Битона, кто же это такая, тот объяснил;
— Это же Гарбо, эх ты, чурбан!
Огастес Джон, которого Сесиль давным-давно записал в число избранных, достойных встречи с нею, был просто заворожен.
Вот что он писал Сесилю:
«Разумеется, я не мог не поддаться ее чарам и надеялся снова встретить ее в наших местах, однако до меня дошла весть, что она уже уехала в Америку. Quel oiseau![11] Ты не пошлешь за ней? Мне воистину следует постараться запечатлеть эту божественную улыбку, но, увы, я не в состоянии следовать за ней в Америку, это меня доконает. Впрочем, после того я уже согласен умереть!»
Леди Памела пригласила Гарбо и Сесиля к себе на предвыборную вечеринку в редакции «Дейли Телеграф». Там присутствовали маркиз Солсбери, Энтони Хед и другие видные политики. После обеда дамы поднялись наверх и леди Памела сказала:
— Господи, ну никак не желают торопиться.
И тогда Гарбо предложила;
— Я спущусь вниз и приведу их.
И она действительно спустилась вниз и удивила собравшихся джентльменов тем, что, широко распахнув двери обеденного зала, заявила:
— Пора подняться наверх!
Леди Памела не могла поверить собственным ушам, когда лорд Дэвид во всеуслышание заявил:
— Я к ней прикоснулся!
Гарбо вновь стала настоящей душой компании и, закинув назад голову, заливалась смехом.
Джеймс Поух-Хеннеси, еще один закадычный приятель Сесиля, настолько увлекся Гарбо, что был не в состоянии что-либо делать целых полтора месяца.
«Она наделена какими-то непонятными неотразимыми чарами, которые совершенно свободно использует на всех и каждом. Нарочно ли это или нет — никто не знает. По-моему, Гарбо не кто иная, как дочь Короля Троллей из «Пер Гюнта» — некое странное, не от мира сего существо из сказочного северного леса, которое непонятно каким образом оказалось заброшено в наше время.
Ее можно понять, лишь если предположить, что она некая мифологическая фигура. И тогда до вас постепенно начинает доходить, что она совершенно необразованна, интересуется теософией, диетами и прочей дребеденью, а разговаривать с ней настолько нудно, что выть хочется.
Сесиль Битон оберегает ее, словно орел, — никому не позволено оставаться с ней наедине, она завтракала здесь с Джоном (его братом-искусствоведом) и мной, а всего я видел ее девять или десять раз. Однажды мне удалось остаться с ней наедине на пару минут, во время которых она попросила меня объяснить ей, почему с тех самых пор, как она побывала в Лондоне, к ней привязалась простуда. Теперь она уже в Париже, в поисках новых миров, которые можно было бы завоевать».
Диана Купер настояла на том, чтобы Сесиль привез Гарбо в Париж, однако тому было не по душе от мысли оказаться на чужой территории, хотя, по его словам, между ними существовала «удивительная близость и счастье».
Жить в дорогом отеле оказалось малоприятным делом, и каждый раз, чтобы поесть, они пытались улизнуть из гостиницы. Сесиль вел излишне творческую жизнь, чтобы быстро привыкнуть к новой для него роли сопровождающего. В конце концов Сесиль устал, хотя и не всерьез, от бесконечных вопросов: «Куда мы сегодня пойдем?»
Мерседес в это время тоже была в Париже. Она жила с Поппи Кирк и часто виделась с ними. Однажды вечером они пошли проведать Элис Б. Токлас. Элис незадолго до этого случайно встретила Мерседес в автобусе. Она заметила напротив себя даму в красивых перчатках канареечного цвета, и Мерседес представилась ей. Элис не скрывала удивления: у той весьма довольный вид буржуазной дамы средних лет.
Однажды вечером Мерседес, Сесиль и Гарбо постучали в дверь дома № 8 на Рю Кристин, но Элис их не услышала. Мерседес позвонила позже, и они договорились о встрече. Элис докладывала об этой встрече Карлу Ван Фехтену:
«Сесиль весь взлохмачен, измучен и души в ней не чает; она слегка застенчива и непритязательна. Она с невинным видом спросила меня в лоб: «Вы не знакомы с мосье Волларом? Совершенно неотразимая личность и великий charmeur — отъявленный соблазнитель». Она казалась расстроенной, словно юная девушка, которая мечтает о политическом убийстве. Будь добра, объясни ее мне. В ней не было ничего загадочного, но все равно ответа я не нашла. Французские газеты пишут, что они (Сесиль и Гарбо) собираются пожениться, однако, глядя на нее, Никак не скажешь, что она готова сделать столь вопиюще невинный шаг».
Сесиль намеревался продлить британский отдых Гарбо, пригласив ее на Рождество вместе с Майклом Даффом. Однако она неожиданно заявила, что собирается домой. Сесиль, скрепя сердце, оставил ее в Париже под присмотром Мерседес.
К неведению Сесиля, забота Мерседес о Гарбо носила не столь простой характер. Если верить Раму Гопалу, в квартире Мерседес однажды разыгралась безобразная сцена, когда Гарбо и Поппи Кирк буквально вцепились друг в друга. В длинном письме, написанном им Мерседес, в 1955 году, после того как ее пути с Поппи Кирк разошлись. Рам писал:
«Помнишь, как мы с тобой покатывались со смеху, когда ты рассказывала мне, как в «Савое» она колотила тебя головой о стену и пол и пыталась запереть тебя или же выставить за дверь, и все потому, что ты провела со мной несколько дней в Лондоне!!!! А помнишь, как они с Гретой колошматили друг друга у тебя дома в отеле «Биссон»! — Слава Господи, это все позади!»
15 декабря Гарбо улетела к себе в Нью-Йорк самолетом «Пан Америкен». Мерседес проводила ее в аэропорт Орли, и они нашли спасение в баре. Гарбо закурила американскую сигарету. Их оставили в покое до тех самых пор, пока они не дошли до таможенного барьера. В этом месте представители прессы подались вперед, и Мерседес что-то крикнула им.
Прибыв к себе домой еще до отъезда Гарбо из Парижа, Сесиль отправил ей письмо из скованного первым морозцем Бродчолка. Он докладывал, что его экономка, миссис Мердок, оплакивала отъезд Гарбо.
«Ни о ком из наших гостей я не скучала так, как о ней, — призналась она Сесилю. — Целых три дня, как вы вернулись без нее, я не находила себе места. Она такая простая и общительная. С ней мне было так легко».
Сесиль был опечален.
«Что толку говорить о том, как приятно мне было принимать тебя в гостях. Будто ты не знаешь, что мы все молились на тебя и ждем не дождемся, когда ты навсегда переступишь порог своего настоящего дома.
Любящий тебя
Сесиль».
Во время их совместного пребывания снова зашел разговор об их возможном браке, и когда Сесиль задал вопрос напрямую, то получил вселяющий надежду ответ. «Когда я спросил ее, выйдет ли она все-таки за меня замуж, она сказала, что, по всей видимости, да».
Сесиль знал, насколько вообще можно было быть в этом уверенным, что через три недели снова увидит Гарбо в Нью-Йорке. Впоследствии он описывал приезд Гарбо к нему «как долгую и прочувствованную осень», которая в совокупности с работой над его новой пьесой «превратилась для меня в кисель».
Вскоре от отбывшей домой гостьи пришла первая весточка. Гарбо благодарила Сесиля за все полученные от него рождественские телеграммы. Она была глубоко тронута, получив поздравление от Клариссы, Джеймса Поуха-Хеннеси, Хэла Бертона и даже от миссис Мердок, которая развеселила своим приглашением приезжать в гости, когда ей того захочется. Гарбо просила Сесиля привезти ей красной бумаги для абажуров и, в свою очередь, посылала самый сердечный привет Джулиет Дафф, Саймону Флиту, Клариссе, Хэлу Бертону, мистеру Банди, миссис Мердок и всем другим обитателям «Реддиш-Хауса» и Пелхэм-Плейс.
Вполне естественно, что Сесиль позвонил Гарбо тотчас по приезде в Нью-Йорк 25 января 1952 года. Все его попытки дозвониться до нее оказались бесполезными, и телефонистка сообщала:
— Мисс Гарбо не отвечает.
Сесиль не знал, что и думать: «Она опять взялась за старое. В уме не укладывается, как такое возможно». Вскоре Сесиль был еще более обескуражен странным письмом, полученным им от Гарбо вместе с розовой азалией, «торчащей в горшке в окружении обыкновенных папоротников».
Гарбо умоляла Битона не думать о ней как о лишившейся всякого рассудка. У нее имелось немало причин, писала она, чтобы временно избегать встречи с ним, и выражала надежду, что он, как человек занятой, не заметит, как пролетит время. Письмо заканчивалось туманными строчками, что она всегда рада видеть его в Нью-Йорке. И на этом все.
Сесиль счел такое отношение к себе просто чудовищным, ведь, по его мнению, они «три месяца прожили как муж и жена». Сесиль считал, что был до конца честен с ней и ни разу не пытался изображать из себя того, кем не являлся на самом деле, и поэтому считал, что заслуживает лучшего отношения.
Оставшиеся в Англии друзья забросали его вопросами, как поживает недавняя гостья из Америки. Его ответы были малоутешительны. Вот что он написал леди Джулиет Дафф:
«Мы с Майклом условились пообедать завтра вместе с Гарбо, но последнее время, с тех пор как она вернулась домой, состояние ее неважнецкое, так как ее постоянно мучает простуда. Здесь в Бродчолке она чувствовала себя куда счастливее».
Хэл Бертон хотел послать Гарбо книгу, однако Сесиль написал ему следующее:
«Боюсь, что тебе не стоит предпринимать что-либо насчет Гарбо. Настроение немного улучшилось, но ей по-прежнему не угодишь; к тому же, я не думаю, чтобы она хоть что-то читала. Она снова опутана по рукам и ногам своей странной преданностью этому довольно-таки зловещему Распутину из «Дорожной Компании», и я даже не представляю, удастся ли ей когда-нибудь освободиться от этих пут. «C'est la vie», — вздыхает она; но ведь это не так, все зависит от нее самой».