Но Луис Майер не из тех, кто прощает обиды, тем более публичные. Думаю, Гилберт быстро понял, что подписал приговор своей карьере. Говорят, Майер поклялся, что разрушит карьеру Джона во что бы то ни стало. Едва ли Луис Барт стал делать это при всех, он не из тех, кто обещает растоптать врага после нанесенной пощечины, Майер скорее затаится и примет меры, но эти меры будут таковыми, что обидчик тысячу раз пожалеет о своем поступке. Мало того, вовсе не в интересах Майера делать свой позор всеобщим достоянием. Немедленно поползли слухи, что Гилберт ударил мэра Лос-Анджелеса, а не самого Майера.
Как бы то ни было, мы с Джоном расстались, чтобы снова встретиться на экране. Через полгода он женился на Ине Клер, но этот брак счастливым не назовешь, он распался через два года. Был и четвертый брак Гилберта, который тоже распался.
Хорошо или плохо, что меня не было в этой веренице жен-неудачниц? Наверное, да. Позже мы с Джоном еще играли в «Королеве Христине». Это случилось по моему требованию.
А тогда моя карьера тоже повисла на волоске. Мой разрыв со Стиллером устраивал студию, и скандал из-за несостоявшейся свадьбы с Гилбертом тоже, но не больше. МГМ был нужен не только наш роман на экране, но и в жизни, на этот брак делали ставку, и никому не позволялось разрушать финансовые вложения студии. Можно сколько угодно ссориться в повседневной жизни, можно ненавидеть друг друга или, напротив, любить того, кого, по мнению студии, любить нельзя. Но на виду, для публики роли должны исполняться безукоризненно. У каждого своя роль, и относиться к ней наплевательски запрещено, вернее, чревато крушением карьеры.
Я нарушила требование студии, не пожелала быть назначенной женой Гилберта. МГМ устраивала такая пара, в ее рекламу уже вложены немалые деньги, куда большие планировалось вложить, и мой каприз мог испортить все. Конечно, капризная красавица, сбежавшая от героя-любовника прямо из-под венца, – тема хорошая, но ненадолго, нужно помнить, что на экране наши образы связаны и пара зрителям дорога.
Майер уже потирал руки, предвкушая, какой ажиотаж вызовет сообщение о нашей свадьбе, насколько подскочат доходы от проката картин и как будут ждать следующих. Побег из-под венца только добавлял пикантности ситуации, но долгие капризы перестают быть капризами…
Борьба с Голливудом
Я не хотела быть посаженной куклой даже на собственной свадьбе, не желала играть роль счастливой невесты и жены в угоду МГМ. Эта публичность рядом с Гилбертом и в угоду Майеру меня страшно пугала. Но побег вопросов не решил.
Когда в моей квартире появился Харри Эдингтон, я подумала, что он пришел от Гилберта. Возможно, так и было, но разговор Эдингтон завел совсем другой. После его первых слов у меня родилось подозрение, что Харри прислал не Джон, а сам Майер. Оказалось, все не так, появился он по собственной воле. Просто мой агент лучше других и быстрее остальных понял и чем мне лично (а значит, и его гонорарам) грозит такое непослушание, и как можно исправить ситуацию с наименьшим ущербом.
– Грета, ты не любишь Джона?
– Люблю, но не хочу замуж.
– Давай я попробую угадать, почему. Если я не прав, скажи. Можешь просто отвечать «да» или «нет». Тебя пугает вся эта шумиха вокруг свадьбы?
– Да.
– А еще популярность и публичность Гилберта?
– Да.
– И ты не желаешь быть рядом с ним постоянно на виду? Тебе больше по душе тот самый образ, который мы создали – загадочного Сфинкса?
– Да, Харри, ты все понимаешь правильно. Только я не знаю, как быть.
– Ты права, раскрыться рядом с Гилбертом – значит разрушить этот образ. Вернуться в него будет уже невозможно. Но ты ведь боишься не только этого. Чего еще, Грета? Попытайся понять сама.
Чего боялась я? Зависимости? Обязанностей? Обязательств? Необходимости снова подгонять свою жизнь под кого-то, не только под требования студии, но и под желания Гилберта. Наверное, я недостаточно сильно любила, потому что у влюбленных таких вопросов не возникает. Если человек влюблен, он думает не столько о себе и своей любви, сколько о любимом, и подчинение возлюбленному скорее радость, чем тягота или забота.
Харри все понял сам:
– Хорошо, оставим в покое ваши с Джоном отношения, разберетесь сами, не сейчас, так позже. Что с МГМ? Почему мне кажется, что ты готова все порвать и бросить?
– Готова.
– Подумай, к чему это приведет. Ты не сможешь быть никем, кроме киноактрисы.
– Я буду играть в Швеции…
– Едва ли. Стиллера уже нет, поддержать тебя некому. А кино Европы очень отличается от американского, поверь. Грета, для тебя просто не найдется ролей, и ты превратишься из звезды в актрису мелких эпизодов.
– Ну и пусть.
– Снова жить на двадцать крон за ролик?
– Откуда ты знаешь, сколько платят за рекламный ролик в Швеции?
– Я знаю все, что нужно, чтобы убедить тебя продолжать жить, причем жить в Голливуде.
И тогда я услышала от Эдингтона то, что стало моей программой практически на всю оставшуюся жизнь:
– Грета, чтобы жить так, как тебе хочется, или почти так, нужно много денег, которых у тебя нет. Просто выйти замуж, чтобы муж обеспечил безбедное существование, ты не можешь, уж лучше было тогда выйти за Джона, он красив, любит тебя и тебе самой приятен.
– Я заработаю деньги.
– Конечно. Только не рассчитывай, что сможешь сделать это в Швеции.
– Я не привыкла к богатству, мне достаточно не так много.
– Это сейчас, пока ты можешь играть и на тебя есть спрос. Послушай меня. Ты застенчива и выходить на театральную сцену едва ли сможешь. Ты актриса крупного плана и актриса кино…
Я вспомнила, что это же говорил Стиллер. Стиллер, которого я предала…
– Я должна вернуться в Швецию!
Теперь Харри почти вспылил:
– После того, как мы кое-чего смогли добиться здесь?!
– Вот именно: кое-чего.
– Грета, то, что ты имеешь, уже много для начинающей актрисы. Четыре фильма – это для Голливуда мало. Знаешь, в скольких сыграл Гилберт, чтобы его заметили? Пола Негри? Чарли Чаплин? Да кто угодно! Заработай миллионы и уходи из кино совсем. Когда у тебя будет свой дом, счет в банке и драгоценности, тогда диктовать волю Майеру будет куда легче.
– Мне не нужен Майер.
– Давай договоримся так: не обрывай связь с Голливудом, не расторгай договор, который мы выбили с таким трудом. С Майером я договорюсь, чтобы тебе предоставили возможность съездить в Швецию. Только не заключай там никаких договоров, попробуй пожить несколько месяцев, понять, сможешь ли ты там чего-то добиться.
– Смогу. Стиллер поставил пьесу, которая имела успех, я буду просто играть на сцене.
Эдингтон вздохнул, ему явно надоело уговаривать строптивую звезду. Но такова доля агента, он продолжил:
– Дай слово не разрывать ничего здесь и не подписывать там. Попробуй сыграть на сцене, думаю, тебе с удовольствием такое предложат. Только постарайся не играть в кино, испортишь себе репутацию, одного провала будет достаточно, чтобы стать для европейских зрителей американской пустышкой.
– А сейчас я кто?
– Сейчас ты американская звезда, тебе простят многое, как заграничной штучке, многое, но не все.
Он убеждал долго и терпеливо, постепенно Харри удалось вбить мне в голову, что, прежде чем вести тот образ жизни, который мне нравится, нужно просто заработать деньги.
– Как долго?
– Как будешь играть.
Он действительно добился от Майера согласия на мою поездку в Швецию и некоторые послабления к тому, что у меня уже имелось в договоре, но ни выбирать фильмы, ни избирать себе партнеров я еще не могла.
– Всему свое время, Грета. Не пытайся получить все сразу, для этого ты не слишком сильна.
Он был во всем прав.
Эдингтон добился того, чтобы мне разрешили отправиться в Швецию на Рождество.
Это было замечательно и ужасно одновременно, я долго стояла на могиле Стиллера, пытаясь понять свою вину. Размышляла и таковой все равно не видела. Моша привез меня в Голливуд, обещая если не золотые горы, то успех. При этом ему пришлось оставить меня на время практически без помощи. Понимаю, что это не его вина, но ведь и не моя тоже. Мне нужно было на что-то жить, а значит, играть.
К тому же нужно помогать семье, а еще откладывать на будущее. Побывав на могиле отца, я живо вспомнила то, как умирал он, как умирала сестра Альва… Будь у нас деньги, это могло бы спасти их жизни, если не спасти, то хотя бы продлить.
Приходилось признавать правоту Эдингтона: нужно заработать деньги. Но он прав и в другом: сначала нужно заработать устойчивый статус звезды, пока у меня его не было. Зачем? Чтобы иметь возможность диктовать свои условия Майеру и повысить свои гонорары. Харри твердил:
– Хочешь много денег и быстрей? Снимайся как можно больше, стань ведущей актрисой МГМ, чтобы одна только угроза расторгнуть контракт приводила всех в ужас. Потерпи хотя бы некоторое время, когда у тебя будет круглый счет в банке, сможешь угрожать уйти и будешь получать все, что ни потребуешь. Если станешь настоящей звездой первой величины, а ты это можешь, Майер сам будет приносить тебе деньги в зубах.
Мне не был нужен Майер с деньгами в зубах, я предпочла бы не видеть его вовсе, но понимала, что Харри прав.
Конечно, он схитрил, потому что Майеру он обещал, что из Швеции я вернусь шелковой. На кого же работал Эдингтон, на меня или Майера? Позже я поняла, что на себя. Ему нравилось руководить мной, давать советы, подчинять себе или просто умными беседами и доводами приводить к тому решению, которое подсказывал он сам.
Тогда я над этим не задумывалась, после жесткого диктата и даже скандалов Стиллера манера Эдингтона воздействовать убеждением и разумными доводами казалась мне просто бархатной. Тем более Харри добивался для меня всего, что обещал. Это вполне справедливо, что его собственные гонорары росли пропорционально моим.
И со Швецией и театром он тоже оказался прав. Я быстро поняла, что ни сниматься в Швеции, ни играть в театре вообще не смогу.