Узнав о моем беспокойстве по поводу здоровья, Шлее впал в ярость:
– Ты не могла придумать ничего хуже, чем довериться Мерседес де Акосте?! Проще выйти на Бродвей и кричать о своих недугах во весь голос. Она же еще и добавит невесть что!
Но я не могла рассказать всего ни Джорджу, ни Валентине. Как можно поведать финансовому наставнику о женских болезнях?
И все же Мерседес о чем-то догадалась. Во всяком случае, она предприняла попытку вытащить меня на лечение в Швейцарию. Вот уж чего я делать не собиралась совсем. Но это я не желала, а Мерседес немедленно распустила слух, что она (!) везет меня к швейцарским докторам, потому что я не верю американским.
Если Мерседес и следовало бы что-то удалить, то это язык! Спустя неделю я уже не могла появиться ни в одном доме, ресторане или на вечеринке, немедленно следовали вопросы о состоянии моего здоровья и о том, по какому поводу Мерседес везет меня в Швейцарию. Пришлось замкнуться и не выходить из дома. Я сменила номер телефона и отказалась дать его де Акоста. Она позже это раздула в историю, что я таким образом пыталась ее за что-то наказать.
Не за что-то, а за вполне определенную безответственную болтовню. Мы просто прекратили общение, вернее, прекратила я. Лучше не иметь подруг совсем, чем иметь таких, которые, увидев родинку у тебя на груди или бедре, расскажут об этом всем, да еще и распишут недостатки груди или бедра.
Теперь Мерседес жаловалась всем, какая я неблагодарная, жестокая, эгоистичная, просто бессовестная. Она для меня все… а я… Ужасно, и как только таких земля носит.
Но это оказалось не все, после многочисленных попыток вернуть мое расположение (даже если бы она извинилась за свою болтовню и обещала впредь этого не делать, я бы не поверила, не такова Мерседес, она обязательно расскажет всем твои секреты) бывшая подруга решилась на худшее.
Мерседес развелась с Абрамом Пулем, вернее, не выдержав, развелся он. Немедленно всем было сообщено, что Пуль очень плохой художник и никудышный муж. Никудышный, потому что при разводе не обеспечил будущее своей неверной супруги.
Но и Голливуду де Акоста тоже не была нужна, там давным-давно не ставили фильмы по ее сценариям. Стихи тоже уже не печатали, денег на жизнь не было. Друзья, у которых она раньше гостила месяцами, либо сами нуждались в деньгах, как Битон, либо тоже сторонились (не обо мне одной она болтала что попало). Многочисленные бывшие любовницы, в том числе и Дитрих, тоже не вспоминали о бывшей пассии, а большинство открыто сторонились, боясь, что язык Мерседес принесет неприятности.
И вдруг…
NN не так умен и ловок, чтобы скрыть, от кого исходит идея, я догадалась. Тем ужасней была новость. Выкупить нашу с Мерседес переписку?! Почему она вопреки моим просьбам не уничтожала письма? Зачем их хранить, для того чтобы теперь меня шантажировать?! Благодаря наставлениям Морица Стиллера и Харри Эдингтона я всегда была осторожна, даже в письмах. Стиллер когда-то учил меня никого не осуждать, даже не обсуждать:
– Если хочешь, напиши все на листке бумаги, а потом сожги, но пусть это останется только с тобой.
Сейчас я нарушаю заповедь Стиллера, но, скорее всего, именно так и поступлю перед смертью – просто сожгу написанное, пусть оно останется только моим.
Мне недвусмысленно предлагалось выкупить свои письма! Возможно, это была идея не самой Мерседес, а тех, кто знал, что она письма сохранила, что можно поживиться. Но зачем хранить и болтать об этом?!
– Я не боюсь публикации, потому что не писала ничего непатриотичного или непорядочного. Никакого выкупа не будет!
Тут же был распущен слух, что какой-то неизвестный предлагал Мерседес де Акоста купить одно-единственное письмо Греты Гарбо за десять тысяч долларов, но верная подруга, несмотря на сложное материальное положение, категорически отказалась. Но завещала мои письма розенбаховскому музею.
Я связалась с NN:
– Если она отдаст письма, я подам в суд. Личная переписка может быть опубликована только с согласия автора.
Продать мне или кому-то другому письма не удалось, Мерседес пошла на другую подлость: она опубликовала свои записи.
«Здесь покоится сердце».
Если бы я только подозревала, сколько грязи на сердце у моей бывшей подруги, причем было с самого начала, с первого дня, я бы и на пушечный выстрел к ней не подошла. Неслыханная подлость и настоящее предательство! И после этого кто-то удивлялся, что я не навестила больную де Акоста и не принесла цветы на ее могилу?
Мерседес де Акоста окончательно перестала для меня существовать в день выхода этой книги. Если попытку заработать на письмах еще можно понять, то публикацию своих записей, измышлений, гадких характеристик и откровенной неправды простить нельзя. Это предательство. Я не прощаю предательства. Ничьего! Особенно предательства тех, кто был допущен в тайники души и вывернул все наизнанку, опорочил, обгадил и сделал всеобщим достоянием.
Думаете, это остановило второго предателя?
На следующий год Сесил Битон опубликовал первый том своих пространных воспоминаний!
Начались годы настоящего преследования. Этот подлец выливал тонны грязи на мою голову, публикуя и публикуя свою писанину, а потом звонил и канючил о встрече.
– Зачем, Сесил, чтобы вызнать еще что-то? Чтобы залезть еще раз в мой шкаф, переворошить грязное белье, старательно все записать и опубликовать?
Однажды ему все же удалось просочиться в общество, где бывала я, уговорить Сесиль Ротшильд пригласить его в круиз с обещаниями сделать замечательные снимки. Доверчивая Сесиль поверила своему тезке. Круиз получился ужасным, хотя две недели на яхте могли оказаться хорошим отдыхом. Но стоило увидеть Битона с блокнотом в руках, что-то записывающего, как настроение портилось, я хорошо понимала, что это за записи.
Однажды я заметила, как Битон внимательно слушает и быстро записывает что-то за Жанной-Мари де Брольи, которая также была гостьей Сесиль Ротшильд. Понимая, что ничего хорошего от этих записей ждать не стоит, я позже попросила Битона отдать их мне.
– Нет-нет, Грета, в них нет ничего о тебе.
– Неважно, о ком бы то ни было! Отдай.
– Клянусь, я не опубликую ничего во вред тебе. Я не Мерседес.
– Мне безразлично, кто ты. Сесил, если хоть строчка из написанного тобой в круизе, неважно о ком, станет достоянием гласности, я тебя прокляну! Запомни это – прокляну! Я буду являться тебе всюду – во сне, в ресторане, на улице, до тех пор, пока ты не сойдешь с ума и не выбросишься в окно.
Чем все закончилось? Этот подлец опубликовал все записи, облив грязью и Сесиль Ротшильд, которая приютила его у себя на яхте! К тому же написанные гадости явно перессорили между собой Жанну-Мари и Сесиль Ротшильд, потому что Битон подробно описал, как Жанна отзывалась о Сесиль. Зря я тогда силой не вырвала у него записи. Нужно было обыскать каюту Битона, все порвать, а его самого выбросить за борт акулам на съеденье.
Саму Сесиль Ротшильд больше возмутили его откровения по моему поводу:
– Битон, ты подлец! Даже Стоковский не посмел продать свою историю газетчикам!
Битона много упрекали в нечистоплотности, из чувства гадливости перестали с ним общаться, удивлялись, почему я не обратилась к адвокату… Все просто – он того не стоил. Я вычеркнула Битона из своей жизни, как раньше вычеркнула Мерседес де Акоста. Он даже проклятья не достоин, я не пачкаю ноги о гниющую падаль.
Удивительно, но и без проклятья все сбылось, вернее, Битон, зная, что виноват, сам это проклятье вызвал. Говорят, я мерещилась ему всюду, как и обещала. Клянусь, я не прикладывала к тому никаких усилий, видно, нечистая совесть Битона сама расправлялась с ним.
Последовали мольбы о прощении, о встрече.
– Зачем, чтобы плюнуть ему в лицо? Нет, пусть мучается так.
Он мучился: последовал частичный паралич, отнялась та самая правая рука, которой написано столько гадости. Но Сесил не сдавался, он научился писать левой рукой, удивительно, но все равно гадости. Я не могла понять этого человека – зная, что жестоко расплачивается за свою подлость, продолжает лить грязь на тех, кто мог бы раздавить его ногой, как червяка. Если бы не брезговал.
Конечно, Битон официальный фотограф королевской семьи Великобритании, он талантливый, очень талантливый фотограф, некоторые снимки просто гениальны. Но гениальность в работе не мешает быть подлецом в жизни.
Я навестила его, сама не знаю, что меня на это подвигло. Увидев обрюзгшую развалину в кресле, пожалела Битона, но то, как он оглядел меня, подсказало: завтра жди новой гадости по поводу завязанных в узел волос, седины и морщин. Не удержалась и, повернувшись к его секретарше, презрительно передернула плечами:
– Неужели я могла бы быть вместе с вот этим?..
Не знаю, что она подумала, мне наплевать. Эта встреча была последней, я поняла, что Битон не изменился, по-прежнему существует, чтобы делать гениальные фотографии и зарабатывать на нашем доверии. Удивительная способность искать подходящий ракурс, чтобы снимок выглядел как можно лучше, и при этом фиксировать каждый недостаток, каждую морщину, усталость, возраст, причем не для себя, а чтобы сообщить об этом всему миру. Поистине: гениальность и подлость слились воедино.
Как жаль, что я была знакома с этим человеком и пришлось на себе испытать худшие стороны его натуры.
Есть ли такие, кто не испытал? Знаю, есть – это королева Великобритании. Битон трус, он спокойно выливал грязь на нас с Сесиль Ротшильд, зная, что мы не станем пачкаться, но ничего не написал о Ее Величестве. Не потому, что не заметил, он все подмечал, а потому, что боялся расплаты. Интересно, если поискать в его архиве, можно ли найти записи, которые Битон делал, вернувшись после очередной фотосессии королевской семьи, или он все уничтожил?
Впрочем, все равно. Битона уже нет на этом свете. Надеюсь, ему все припомнится на том.
Я так давно живу на свете, что пережила даже собственных друзей и недругов.