О случившемся тем вечером я узнал только после смерти Греты.
Это была обычная «ночевка с подругой» с фоном из глупого фильма ужасов, одного из тех, где психопаты жестоко убивают блондинок в какой-то глуши. Грета и Кира почти его не смотрели: одна красила ногти, другая играла в телефоне. Болтали обо всем на свете. О нас, наверное, о школе, работе, общих знакомых. Кира рассказала мне потом (спустя долгое время), что Грета стала наезжать на Эллу.
– Она меня достала, – сказала Грета, тщательно покрывая лаком ноготь большого пальца на ноге. Светло-розовым, как ползунки или сахарная вата. Детского цвета.
– И чем же?
– Тем, как она относится к Гвину. Делает вид, даже перед нами, что он ей не нравится. Почему бы ей просто не признаться?
– Она стесняется… Да! – Кира убила монстра.
– Я просто… не знаю. Ей как будто… восемь лет. Тебе так не кажется?
Кира вздохнула:
– Хватит сплетничать. Нормальная она. Ты и обо мне болтаешь за спиной?
– Еще бы! – Грета улыбнулась.
Кира показала ей средний палец. Обе были в пижамах. Грета – в шелковой, розовой, с мультяшными персонажами «Красавицы и Чудовища». Она выглядела такой юной.
– Ты лучше всех.
– Ага, конечно.
– И раз ты такая хорошая, принеси мне с кухни еще одну банку колы.
– Отвали! Сама иди.
– Ну пожа-а-алуйста. У меня ногти еще не высохли.
И Кира, добрая душа, заботливая и послушная, встала и вышла из комнаты.
Было поздно – почти одиннадцать; на темной кухне светилась только маленькая лампочка над плитой. Кира быстро прошла к массивному холодильнику и достала две банки колы.
В этот момент на кухню вошел Кельвин. Явно под градусом.
Кира считала родителей Греты винными снобами – такие глумятся над любителями пива, делая вид, будто их «две бутылки „мальбека“ перед сном» не имеют ничего общего с алкоголизмом. Кельвин застыл у двери с широкой улыбкой. Кира вынужденно улыбнулась в ответ. Ей не нравились мужчины.
– Еще не спите, значит! Мне показалось, я слышал голоса.
– Спустилась взять что-нибудь попить, – ответила Кира.
Кельвин кивнул:
– Может, хочешь перекусить? У нас где-то был шоколад…
– Мы уже много съели, спасибо.
Тут Кира должна была вежливо кивнуть в ответ и покинуть кухню, но Кельвин продолжал стоять у нее на пути. Оба замерли в неловком молчании, Кельвин по-прежнему улыбался.
– Ты сильно выросла, Кира.
У Киры сжалось сердце.
Рассказывая мне о том вечере, она заметила, что женщины всегда знают, когда мужчина собирается к ним подкатить, потому что проходили через это тысячи раз. Даже в возрасте Киры. Ты выросла. Стала женщиной! Ты расцвела. Выглядишь намного старше своего возраста! Будь я на двадцать лет моложе… Слова озабоченных мужчин. Они всегда означают одно: девушке придется как-то выбираться из паршивой ситуации, в которую она не имела желания попадать.
– Будь я на двадцать лет моложе… – Кельвин сделал шаг вперед и взял банки из руки Киры. – Тебе стаканы нужны?
Если он до меня дотронется, получит по яйцам, подумала Кира, а вслух сказала:
– Нет, спасибо. Спокойной ночи.
Она протянула руки за колой, и на секунду ей показалось, что Кельвин банки не отдаст. Он смотрел ей в глаза, а потом – и это было самое неприятное, сказала Кира – перевел взгляд на ее грудь, затем опять на лицо, чтобы изучить ее реакцию.
Тут скрипнула дверь гостиной, и Кельвин, отдав банки Кире, подался назад. На кухню, зевая, вошла Лиз – прическа в легком беспорядке, макияж слегка смазан вокруг глаз.
– Кира, как дела? – спросила она, даже не посмотрев в ее сторону. Лиз не заметила напряжения между мужем и лучшей подругой дочери. Слава богу, она устала и была пьяна. Притащилась на кухню за очередной бутылкой вина из холодильника.
– Хорошо, спасибо. – Кира сама удивилась спокойному звучанию своего голоса.
Кельвин подошел к жене и обнял ее за плечи. Лиз моментально расслабилась, обвила его руками, и они ненадолго замерли.
– Прости, Кира, сама не знаю, что на него нашло! – проговорила она с улыбкой.
– Спокойной ночи, – сказала Кира, чувствуя себя неловко, как того и хотелось Кельвину.
– Чем я это заслужила? – произнесла Лиз счастливым голосом, наслаждаясь редким вниманием супруга. Она повернулась к Кире спиной, а Кельвин пялился теперь на лучшую подругу своей дочери, поглаживая тело жены, изгибы ее тела.
– Ты просто очень сексуальна, – сказал он, водя рукой по спине Лиз и не отрывая взгляда от Киры.
– Я знаю, что отец Греты извращенец, – сказал я Кире, когда она поделилась со мной этой историей по телефону. – Он пытался подцепить мою мать.
– Вот козел, – выпалила Кира, и я представил себе ее лицо – маленький рот в форме сердечка напряжен, словно кулак. – Но секс тут ни при чем. Он просто хотел меня помучить. Ему нравится власть.
– Господи… – вздохнул я. И как только женщины выносят всех этих жутких мужчин?
– С твоей мамой та же история… Он понимал, что ставит ее в неловкое положение. Он не хотел ее, Шейн, лишь демонстрировал свою силу.
Я помалкивал. Не знал, что сказать, – почти готов был извиниться за Кельвина от имени всех нормальных мужчин вроде меня. Но это было бы глупо.
– Я не поэтому тебе все рассказала, – продолжила Кира. – Я тут кое о чем подумала… Не знаю, стоит ли сообщать об этом полиции.
– Про что?
– Про то, что Грета сказала мне после…
Кира вернулась в комнату Греты с колой. Когда она вошла, подруга стояла у зеркала с пинцетом, выдергивая лишние волоски, нарушавшие ровные контуры бровей.
– Фильм кончился, поставь другой, – сказала она, не обернувшись.
Кира послушно отыскала фильм про очередного серийного убийцу и уселась на ковер, пытаясь вести себя нормально. Однако она не чувствовала себя нормально. Кельвин заставил ее ощутить вину, как будто она сделала что-то плохое.
Грета спросила, что случилось, почему она такая тихая.
– Просто устала, – ответила Кира, но девушки дружили давно, и Грета поняла: что-то не так. Да и у Киры плохо получалось притворяться (она делала это ради Греты, которая была ни в чем не виновна).
Когда они потушили свет и забрались под одеяла – Кира на раскладушке, хозяйка комнаты на своей большой кровати, – Грета снова спросила:
– Ты точно в порядке?
– Все хорошо, не волнуйся.
Между ними повисло молчание. Было слышно, как ветер, прилетевший с карьера, пытается проникнуть в дом сквозь толстые стены. Кира уже думала, что Грета уснула, когда та вдруг прошептала в темноте, словно привидение:
– Это из-за папы, да?
– Она знала. – Голос Киры в телефоне был тихим и мрачным. – Она знала, каким он был. Не могла не знать.
– И что ты ответила?
– Ничего. Промолчала. Притворилась, будто уснула, но, думаю, она поняла, что я не сплю.
Мои мысли спотыкались одна о другую. Что все это значило? Это из-за папы, да? Что, по мнению Греты, он сделал?
– Шейн, должна ли я сказать об этом полиции?
– Почему ты меня спрашиваешь?
– Потому что ты рассудительный. И, знаю, все понимаешь. Я не хочу ни в кого тыкать пальцем, но он и правда извращенец. Полиция ведь должна об этом знать.
Я уже собирался напомнить Кире, что разговаривать с полицией – всегда плохая идея. Их работа – раскапывать факты, и мы не обязаны помогать им только потому, что эти тупицы не способны сами докопаться до истины.
Но постепенно все в моей голове встало на свои места. О да, это будет идеально.
– Ты права, им стоит сказать. Только не звони. Не надо устраивать шумиху на выходных.
– Думаешь, лучше дождаться понедельника?
Шел вечер субботы. Времени вполне достаточно.
– Так бы я поступил.
Я был хитрым лгуном, мастером манипуляции, поэтому решился еще на один шаг. Я не хотел лгать Кире. Не испытывал от этого ни капли удовольствия, которое обычно получал, выкручиваясь из трудного положения с помощью лжи. Но Кира была доброй девушкой, и правда доставила бы ей слишком много боли.
– Думаешь, он это сделал? Отец Греты?
– Убил ее? – Голос Киры стал громче. – Нет! Не может быть. Он ее обожал.
– Я тоже так думал. Но теперь ни в чем не уверен. Нам ведь почти ничего не известно.
Она молчала, и я знал, что этой ночью Кира не будет спать, пытаясь во всем разобраться. Семя было посеяно.
Глава 16
– Хочешь куда-нибудь съездить? В Бангор, например.
Мама посмотрела на меня, удивленно открыв рот. Она только что вымыла посуду после завтрака и стояла на кухне, глядя в телефон; мои слова застали ее врасплох.
– Чего?
– Не смотри на меня так! Я просто спросил.
Мама подняла бровь:
– Ты что, головой ударился?
– Ладно, забудь.
Я вышел из кухни, зная, что она пойдет за мной.
Она пошла за мной.
– Шейн, что случилось?
Я сел на диван и вздохнул:
– Это все… из-за Греты:
Мама опустилась в кресло.
– Я всегда ей немного завидовал, понимаешь?
Мама кивнула. Она понимала.
– У нее было все. Большой дом, большая комната, путешествия, красивая одежда…
– Если помнишь, я училась с ее мамой. Лиз была такой же. Я тоже ей завидовала, хотя знала, что мои родители стараются изо всех сил.
– Все это ерунда! Теперь у нее ничего нет. Выходит, она ничем не лучше нас.
– Ну, сейчас я точно не завидую Лиз, – сказала мама с усталым видом. – Все деньги на свете не вернут ей дочку.
Между нами повисло странное молчание, заполненное множеством недосказанных фраз.
– Я рад, что ты моя мама.
Она удивленно воззрилась на меня.
– Не смотри так. Родители Греты ведут себя отвратительно. Да и другие не лучше – только и думают, как побольше заработать, живут ради выходных, в отрицании того, что их дети растут и меняются. Ты не такая.
– О Шейн…
– Только не раскисай. Я просто подумал, что сейчас свободен и мы могли бы погулять, съездить в город или еще чем-нибудь заняться. У меня осталось немного денег со дня рождения…