Однако все оказалось намного проще. Удача в тот день была на его стороне: после того как компания зашла в клуб, Дион приблизился к «мерседесу» и изучил разрешение на парковку. Оно было выдано больницей, где мужчина работал врачом-консультантом. Джеймс Оливер Льюис.
На заднем сиденье «мерседеса» стояло детское кресло с узором из бабочек, рядом лежал плед с изображением единорога. Дион подумал, видела ли эти штуки Грета, когда садилась в машину. Знала ли имена детей и жены.
– Не понимаю, зачем мы туда едем, – сказал я, пока Кира везла нас по четырехполосному шоссе.
Она оказалась хорошим, благоразумным водителем: часто проверяла зеркала, не забывала включать поворотники, не превышала скорость. Сдала бы на права как нечего делать.
– Я же сказала: просто хочу посмотреть.
– Мы уже все видели на «Фейсбуке».
Так оно и было. Узнав имя, мы выяснили все остальное. Нашли его фотографию с симпатичной, улыбчивой, счастливой женой Микаэлой и красивой светловолосой дочкой Эвелин, сделанную в их доме в Колуин-Бэе, – в получасе езды от Бетесды, за тридевять земель. Пост на странице Микаэлы подтвердил то, что мы и так уже знали. Фотография коробочки для украшений, внутри – пара крошечных сережек с розовыми бриллиантиками в виде сердечек. Таких, как на школьном портрете Греты.
Похоже, он подарил их жене и любовнице в одно и то же время. Фотографию выложили примерно за две недели до того, как нас снимали в школе.
Муженек сделал мне подарок без повода! Замечательный! #сердечки #любовь #любимый
В Колуин-Бэй мы отправились субботним вечером. Кира остановила машину у подъездной аллеи. Красивый коттедж, входящий в состав дорогого жилого комплекса: идеально подстриженные газоны, одинаковые чистенькие домики. «Мерседес» – внедорожник припаркован у фасада, рядом – небольшой, лилового цвета самокат с яркими ленточками на ручках.
Кира решила пойти одна.
Мы остались наблюдать из машины. Она двигалась, как взрослая женщина, целенаправленно и уверенно – так девушки в нашем возрасте обычно не ходят. День выдался жарким, лицо Киры блестело от пота, – казалось, это какой-то странный грим.
Дион сидел, подсунув под себя руки.
– Надо было пойти с ней.
– Сама справится.
Кира подошла к дому и постучала. Дверь открыла маленькая девочка в коротком дождевике и юбке-туту[23]. Кира не смогла сдержаться – улыбнулась и похвалила наряд. Мы не слышали, о чем они говорили, хотя окна в машине были открыты, но хорошо видели выражения лиц и все понимали. Потом Кира передала нам каждое слово.
– Твой папа дома? – спросила она.
Вскоре он появился на пороге со стаканом какого-то напитка в одной руке и кухонным полотенцем в другой. Сначала улыбнулся, затем узнал Киру, и улыбка исчезла с его лица – очевидно, вместе с присутствием духа. Наверняка он заметил Киру на похоронах. Она была симпатичной – мужчины вроде него таких запоминают.
– Эвелин, иди поиграй наверху.
Несмотря на юный возраст, Эвелин сразу поняла по голосу отца, что спорить не стоит, и побежала по лестнице, мелькая оборками.
Джеймс смотрел на Киру. Он был в ужасе.
– Я подруга Греты, – голосом острым, как клинок, произнесла Кира. Джеймс открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Ни объяснений, ни оправданий.
Кира ждала – руки в карманах короткого кожаного жакета, – не отрывая взгляда от его лица. Ему не удастся от нее избавиться, ничего не сказав.
Он обвинялся в том, что в тридцать с лишним лет захотел подружку-школьницу.
В том, что Грета держала его в тайне.
В измене жене.
В непозволительном отношении к девушкам, в том, что имеет наглость приходить вечером домой к своей маленькой девочке, читать ей перед сном, покупать лиловый самокат и вести себя как человек, способный любить.
В том, что молодая девушка, кем бы она ни была, села к нему в машину около пиццерии.
В том, что он – один из таких мужчин.
– Я не убивал ее, клянусь… – наконец произнес он, запинаясь, слабым голосом.
Стремительным, красивым движением Кира вытащила руку из кармана и ударила его по лицу. Небольшая, изящная кисть сложилась в кулак, твердый, как граната. Пока он поднимал руки к окровавленному носу, Кира не спеша развернулась и пошла назад к машине.
– Грязный козел, – сказала она. Негромко, но так, чтобы он услышал.
Первые несколько километров Кира была спокойна, потом ее начало трясти.
– Господи… Не могу поверить, что я это сделала.
– Ты была великолепна! – воскликнул Дион, которого ничто так не приводило в восторг, как внезапная агрессия. – Такая невозмутимая!
– Костяшки болят, – пожаловалась Кира, шевеля пальцами на руле. – Его дочка точно ничего не видела?
– Точно, – успокоил я. – Ты вела себя по-геройски, Кира! Грета была бы в восторге.
– Серьезно? Оттого что я врезала ее бойфренду по морде?
– Ты знаешь, о чем я.
Кира посмотрела на меня в зеркало заднего вида и кивнула. Ее глаза возбужденно мерцали, и мы оба догадывались, что самое трудное еще впереди. Киру ждала тяжелая, важная, болезненно откровенная беседа с полицией о Кельвине. Это будет посложнее, чем ударить по лицу слабого мужика.
Когда мы вернулись в Бетесду, она показалась нам прекрасной, как никогда. Тускло-оранжевый закат, словно в фильме, заливал теплым светом дома и жителей нашего уютного, дружелюбного городка. Мамы толкали перед собой коляски с детьми, повязав куртки вокруг талии, закат сверкал на их лицах и волосах. Старики собирались у дверей пабов, курили и смеялись над давно знакомыми шутками; дым их сигарет медленно тянулся вдоль дорог, словно доброе привидение. Девушки прогуливались, держась за руки и притворяясь, что не замечают парней. Пары среднего возраста не спеша шли в паб, касаясь друг друга плечами, обретя любовь и покой в мире привычных вещей.
Потрясающей красоты горы тянулись к небесам – они всегда выглядели лучше всего на закате.
Среди них выделялся карьер – отливал своим неповторимым пурпурным блеском. Я знал, что его сланцевые плиты хранят тепло уходящего дня, и надеялся, что кто-то сейчас гуляет там, прикасаясь к камням.
Я любил Бетесду.
Ни одно место на свете, ни одного человека я не полюблю так сильно. Мне нравились истории, укрытые за фасадами ее домов, нравились лица в очередях магазинов и тот факт, что на каждой улице кто-нибудь знал мое имя. Я не раз видел, как здесь спасали людей, которые оступились, – им помогали соседи или друзья друзей. Мы хорошо знали друг друга, как знали все тропинки вокруг карьера и гор, и прощали тех, кто сбивался с пути.
Это был мой дом, и он заботился обо мне.
Глава 18
Кира решила поговорить с полицией на уроке английского. Я был не против английского, а вот она ненавидела каждую его секунду, особенно когда приходилось читать роман, пьесу или – хуже всего – стихи. Тем, у кого накопилось много собственных историй, незачем забивать себе голову чужими.
Как только мисс Эйнион объявила, что мы будем обсуждать символизм «Макбета», Кира подняла руку. Мисс Эйнион вздохнула и уставилась на нее поверх очков.
– Мне нужно выйти, мисс.
– У тебя было достаточно времени перед уроком…
– Не в туалет. Хочу поговорить с психологом.
Несколько лиц повернулось в ее сторону. В словах Киры не было ничего странного, многие ученики пользовались тем же предлогом, чтобы уйти со скучных уроков. Во время физики у дверей психолога собиралась длинная очередь.
Однако все знали, что Кира близко дружила с Гретой и не стала бы притворяться, поэтому решили, что ей в самом деле нужно с кем-то поговорить.
– Да, конечно, – тихо сказала мисс Эйнион. Возможно, она подумала, что совершила ошибку. «Макбет» – жестокая пьеса, не стоит изучать ее в классе, где недавно кого-то убили. Пожалуй, ей следовало выбрать что-нибудь помягче.
– Что происходит? – шепотом спросил меня Дион.
– Они были лучшими подружками. Кира расстроена. Расслабься.
Я поймал взгляд Киры, когда она собирала учебники в рюкзак. Вот-вот она расскажет психологу о Кельвине. Меня охватило нездоровое возбуждение.
Что-то должно было случиться.
События начали развиваться через несколько часов.
Кира поделилась с психологом, а потом и с офицером полиции тревогой, которую вызывает у нее Кельвин. Рассказала о том, что случилось тем вечером в Брин-Маре, и передала слова Греты. После дальнейших расспросов взволнованной Карен, которая не могла усидеть на месте, Кира призналась, что ей давно не дают покоя разные мысли насчет Кельвина и Лиз. Например, она не понимала, почему Грета никогда не хотела идти домой, почему проводила так много времени у Киры, а в прошлом году даже встретила вместе с ней Рождество. Грета не отвечала на звонок от мамы или папы, если кто-то был рядом. Часто описывала отношения с родителями как «долбанутые» или «разлаженные».
(Все это, разумеется, вполне нормально. Кто хочет проводить время с предками? Зачем торчать на ферме у черта на куличках, когда можно скоротать вечер в уютном доме лучшей подруги? Но теперь все, что касалось Греты, моментально превращалось в улику. Факты, о которых поведала Кира, указывали на серьезные проблемы в Брин-Маре.)
После беседы с полицией Кира отпросилась с уроков, уверяя, что слишком расстроена, чтобы возвращаться в класс. Полицейский подкинул ее до дома, где она провела остаток дня за просмотром сериала. В школе после обеда была биология, которую Кира тоже не любила. Она лежала под пледом с ноутбуком на коленях, когда неожиданно для себя громко и отчаянно разрыдалась.
Кира чувствовала, что была права насчет Кельвина: он и впрямь был плохим, плохим человеком, однако мысль о том, чтó она сделала, наводила на нее страх.
Вечером, когда мама вернулась с работы, мы поужинали тунцом с макаронами, и я отправился готовить домашку, но вместо этого просто валялся на кровати, изучая в телефоне таблицу Лиги чемпионов, и ждал, пока что-нибудь произойдет. Мама гладила перед телевизором на первом этаже. Вдруг я услышал ее крик: