ать!
– Договорились. Я первый, ты за мной.
Мальчик встал на четвереньки и пополз к выходу. На три-четыре секунды в пещере снова сделалось темно. Как только Гензель освободил проход, Гретель поползла следом. Она двигалась по направлению к пылающему костру и уже чувствовала на лице его жар, когда капище огласил высокий голос:
– Этот дар, о великий Асмодей, мы кладем на твой нечестивый алтарь! Явись к нам в человеческом облике, без серы адской и без губительного пламени! Отметь милостию своей каждую из шести!
Этот голос, так хорошо знакомый Гретель, без всякого сомнения, принадлежал Бри – фрау из церковного комитета, жене местного доктора. Она сказала «отметь каждую из шести», а значит, речь шла о «святой шестерке»!
Слово взяла другая женщина, и на этот раз Гретель узнала хриплый басок Леонор:
– Покинь же свои пламенные чертоги, о Асмодей! Прими жертву кровавую, что приготовили мы для тебя!
Послышалось кудахтанье, а потом – короткий птичий вскрик. Бедная птица, скорее всего купленная на марбахском рынке, распрощалась с жизнью весьма нетипичным для курицы способом – на языческом алтаре, в качестве жертвы демону.
Еще минуту назад Гретель не сомневалась, что задохнется в едком дыму, а сейчас, кажется, вообще позабыла, как это – дышать. Она замерла, лишь наполовину покинув пещеру: голова и плечи снаружи, а торс и ноги внутри.
– Diabolus appare et miserere nobis! – протянул хор из нескольких (вероятно, из шести) голосов. Фрау из «несвятой шестерки» читали текст на латыни, и с каждой секундой их выкрики становились все громче.
– Ты чего там застряла?! – Голос Гензеля прозвучал над самым ухом. – Я уже дополз до леса, смотрю, а тебя нет! Пришлось возвращаться!
Гретель и сама понимала, что зря остановилась, но, услышав голоса Бри и Леонор, попросту остолбенела. Она заработала локтями и уже почти выбралась из пещеры, когда по камням прошла мелкая вибрация.
Марбах был тупиковой станцией, и состав приезжал сюда всего два раза в неделю. Гензель и Гретель иногда ходили к железной дороге полюбоваться на дымящий паровоз, который тянул цистерны с керосином, множество грузовых и один-два пассажирских вагона. Появлению железного монстра всегда предшествовала вибрация, наводившая на мысль, что землю тоже может бить озноб. Сейчас на древнем капище происходило нечто очень похожее, вот только Гретель точно знала, что железнодорожная ветка находится далеко отсюда. А дрожь все усиливалась, и вскоре на затылок и спину Гретель посыпалась мелкая каменная крошка.
– Да вылезай уже оттуда! – воскликнул Гензель.
Гретель, уверенная, что сейчас ее раздавит неподъемными плитами, вылетела из пещеры, как пробка из бутылки забродившего вина, и вскочила на ноги. Сквозь дым и языки пламени она увидела сцену, словно сошедшую с одной из гравюр средневекового трактата о ведьмах.
Костер, дым которого выкурил Гензеля и Гретель из их убежища, был одним из пяти. Все они расположились по кругу, внутри каменного кольца. Залитый кровью алтарь обступили фрау из церковного комитета – обнаженные, босые и с распущенными волосами. Урсула сжимала в руках окровавленный кинжал с прямой гардой, а в воздухе еще кружились черные перья. Лица и лоснящиеся тела ведьм заливал странный неживой свет, но дымящие костры не имели к этому отношения. Сам алтарь мерцал, словно стекло керосиновой лампы, хоть Гретель и не понимала, как может светиться каменная глыба. Мало того, в разные стороны от алтаря по земле расходились ломаные световые линии. Они то появлялись, то исчезали, змеились по земле и чахлой траве, как молнии чертят по грозовому небу.
«В церкви нам говорили правду, – подумала Гретель, не в силах оторвать взгляда от фантастической сцены. – Ведьмы существуют, это не выдумка!»
Дрожь, которую она чувствовала сквозь подошвы ботинок, все нарастала, усиливалась. Казалось, вот-вот случится нечто грандиозное, возможно, земля расколется, дохнув адским пламенем, или на алтаре возникнет рогатый и крылатый демон. И вдруг… алтарь просто погас, став обычным валуном. Дрожь земли прекратилась, и над капищем воцарилась тишина – лишь сырые ветки продолжали трещать и постреливать.
– Что случилось?! – воскликнула Керстин. Ее тощее (и, как невольно отметила Гретель, дряблое) тело напряглось, тонкие брови сошлись на переносице.
– Так не должно быть! – подхватила Фелиция. Без одежды, которая скрывала недостатки, она выглядела еще толще – живот висел неприглядной складкой, на бедрах и ягодицах бугрился жир. – Он почти явился к нам. Разве мы что-то сделали не так?!
– Дело не в этом, – произнесла Урсула и острием кинжала указала на Гретель. – У нас гости.
Все женщины разом повернулись в сторону костра, за дымовой завесой которого пряталась Гретель. Их глаза сверкнули, словно у кошек, хотя это могло оказаться лишь случайным отблеском пламени. Гензель все это время стоял на четвереньках, но, как только Урсула произнесла: «У нас гости», резко вскочил на ноги.
– Бежим! – крикнул он, дернув сестру за руку.
Не желая разделить участь несчастной курицы, Гретель сорвалась с места. Обогнув нагромождение валунов, она вслед за братом нырнула в чащу.
Дети бежали не разбирая дороги, и все, что успевала Гретель, – втягивать голову в плечи и закрывать лицо от хлещущих, точно розги, ветвей. Позади с гиканьем, воплями и проклятиями неслись фрау из церковного комитета. Впрочем, их голоса мало-помалу отдалялись, становились тише и неразборчивее. «Несвятая шестерка» отстала, едва начав погоню.
«Ну конечно, они же босые! – сообразила Гретель. – С голыми пятками по лесу не очень-то побегаешь!»
– Можно так не спешить! – крикнула она летевшему впереди Гензелю… и в следующую секунду зацепилась ногой за торчавший из земли корень. Со всего маху растянувшись на земле, Гретель ухитрилась проехаться лицом по влажным листьям и даже набрать их в рот.
– Живая? – спросил Гензель, помогая сестре подняться. – Руки-ноги целы?
– Да, – отозвалась Гретель, выплевывая осклизлые комья и отряхивая подол. – Гадость какая… тьфу!..
– Кажется, мы оторвались, – сказал Гензель.
– Ага, – пробормотала Гретель, вытирая ладони о куртку. – Где мы?
Только сказав это вслух, девочка поняла, что вопрос глупый. Ни она, ни ее младший брат понятия не имели, где очутились. Гензель мог бы сказать: «Откуда мне знать?!» или «Понятия не имею», но вместо этого произнес:
– Где-то недалеко от города.
– Серьезно? – удивилась Гретель. – С чего ты взял?
– Сама подумай. «Святая шестерка» сбегает от мужей, чтобы заниматься в лесу своими колдовскими штучками…
– …И если бы храм находился, например, в десяти милях от города, – подхватила Гретель, – они бы не успевали сходить туда и обратно!
– Точно!
Мысль, что Марбах где-то неподалеку, ободряла. И все же Гензель и Гретель по-прежнему оставались в чаще леса, где единственным источником света служила бледная луна, лишь изредка выглядывавшая из-за облаков.
Прячась в пещере, брат и сестра едва не закоптились, как свиные колбаски, но теперь Гретель казалось, что под платье ей бесцеремонно забираются чьи-то ледяные пальцы. Хотя в этом году теплая погода держалась на удивление долго, ночью уже случались заморозки.
Гретель потерла ладони друг о друга и сунула руки в карманы. Главное сейчас – дотянуть до утра: не замерзнуть и не стать волчьим ужином. А уж днем будет легче.
– Ты как предлагаешь, – спросила Гретель, – остаться здесь или двигаться дальше?
– Я бы двигался, – отозвался Гензель. – Вдруг повезет и мы выйдем к знакомым местам? В любом случае, если будем идти, меньше замерзнем!
Они побрели по ночному лесу, медленно и осторожно отыскивая путь среди деревьев. Над головой ухали филины, из чащи доносился то волчий вой, то короткий выкрик лисицы. Раньше Гензелю и Гретель помогал сориентироваться мох, но сейчас его пришлось бы искать на ощупь.
– «Святая шестерка» – ведьмы. – Не в силах и дальше слушать ночные шорохи, Гретель решила втянуть брата в беседу. – Кто бы мог подумать?
– Я мог, – фыркнул Гензель. – Я вам еще раньше, когда мы колядовать ходили, сказал, что эти чокнутые фрау считают себя ведьмами!
– Они не просто так считают, – сказала Гретель. – Ты что, забыл, как задрожала земля, когда они зарезали курицу?!
– Можно подумать, это первое землетрясение на твоей памяти! Мы вообще-то недалеко от гор живем, здесь такое бывает.
– Хорошо. – Гретель понемногу начинала раздражаться. – А как ты объяснишь, что каменный алтарь светился?
– А он что, действительно светился? – удивился Гензель. – Я такого не видел.
«Ну конечно, он же стоял на четвереньках!» – вспомнила девочка. И со вздохом произнесла:
– Да, светился, как фонарь или керосиновая лампа. А по земле от него расходились такие странные зигзаги, похожие на молнии.
– Вообще придумывать страшилки – это мое дело, – сказал Гензель. – И, кстати, я уже видел этой ночью достаточно страшного – например, жирный зад Фелиции. Хуже этого ты уже ничего не выдумаешь, можешь и не…
– Погоди! – Гретель остановилась и показала пальцем вперед, туда, где мерцал еле заметный огонек. – Что это светится? Неужели дом?..
– Вот так повезло! – с облегчением засмеялся Гензель. – Идем скорее!
Интерлюдия четверая
1920 год от Рождества Христова, январь
Риттердорф
Как Гретель ни старалась избежать похода в церковь, сделать это ей не удалось. С самого утра Конрад ходил за ней по пятам, не желая сдаваться.
– Прости, но ты вообще не выглядишь больной, – скептически подняв бровь, проговорил он, стоя в дверях спальни.
Конрад уже облачился в свой лучший костюм-тройку, но не торопился покинуть дом в одиночку.
– Почему это? – спросила Гретель, несколько раз для достоверности кашлянув.
– Потому что ты «заболела», только когда вспомнила, что сегодня служба! Еще два часа назад ты бегала, как горная козочка, готовила завтрак и напевала песню.