– Посвети-ка сюда, – попросил Гензель.
Гретель опустила факел и увидела вырезанную на камне надпись.
– «Здесь покоится Альфред Мебиус, достойнейший из мужей», – прочитал Гензель. – А вот и прадедушка…
Пару минут брат и сестра постояли в молчании, отдавая дань уважения великому предку.
– Ладно, идем отсюда, – вздохнула Гретель. – Как я и говорила, это подземелье – тупик. А факел скоро прогорит.
– Да, похоже, здесь нет ничего полезного, – согласился Гензель. – Я надеялся, внизу найдется какая-нибудь железка, чтобы сломать дверь. А тут одни саркофаги!
Гретель двинулась прочь, но вдруг резко остановилась.
– Ты чего? – спросил Гензель, налетев на нее сзади.
– Ничего особенного… так… – замялась девочка, поглядывая на саркофаг прадеда.
– Говори, – потребовал Гензель. – Ты что-то придумала?
– Вообще здесь есть подходящая железка, – нехотя произнесла Гретель.
– Точно! Как я сам об этом не подумал! – Гензель звонко хлопнул себя по лбу. – Прадедушку похоронили с его саблей, которой он укокошил того короля… Как там его?.. Казимира Глухого.
– Кривого, – бесцветным голосом поправила Гретель.
– Ага, точно!
Гензель замолчал, и на какое-то время в крипте воцарилась приличествующая подобному месту тишина. Брат и сестра переглянулись.
– Я не хочу вскрывать саркофаг, – призналась Гретель. – Это кощунство. Там останки нашего прадедушки, да и вообще!
– Слушай, ему уже все равно, – сказал Гензель. – Мертвому сабля без надобности, а для нас это вопрос жизни и смерти. Я уверен, прадедушка Альфред сам бы с радостью вручил нам саблю, учитывая обстоятельства.
Гретель коротко кивнула. Она прекрасно понимала, что брат говорит дельные вещи, но все равно не хотела копаться в костях собственного прадеда.
– Вот и славно. – Гензель потер ладони. Казалось, предстоящая эксгумация радовала его больше, чем других детей – Рождество. – Давай-ка сдвинем эту крышку!
Над соседним саркофагом склонился ангел из светло-коричневого известняка, сложивший ладони в молитвенном жесте. Гензель забрал факел у сестры и сунул ему в руки со словами: «Подержи пока что!»
– А если мы не сможем ее сдвинуть? – спросила Гретель, касаясь каменного шлема.
– Тогда Темные сестры хорошо повеселятся этой ночью. Так что давай постараемся достать эту саблю!
Брат и сестра встали в головах рыцаря, с той стороны, где находился его шлем. Открытыми ладонями Гретель уперлась в плиту, одну ногу отвела назад, а другую чуть согнула в колене; Гензель принял аналогичную позу.
– На счет «три» толкаем, – сказал он. – Один… два… три!
Брат и сестра разом надавили, но крышка не сдвинулась даже на сантиметр.
– Давай же, сильнее! – проскрипел Гензель.
Гретель толкала изо всех сил, но крышка и не думала подаваться, как будто составляла с основанием единое целое. А вдруг каменная глыба, разделенная надвое, сумела срастись, как срастаются поломанные кости? И теперь мощи прадедушки оказались под защитой каменного кокона? Две-три недели назад Гретель сказала бы, что это звучит как бред сумасшедшего, но с тех пор она видела и более странные вещи.
Ноги Гретель медленно скользили по шершавому полу, а потом вдруг уткнулись в основание саркофага, который стоял по соседству. Внезапно обретя точку опоры, девочка смогла надавить еще сильнее. Крышка глухо заскрежетала и немного сдвинулась.
– Получается! – воскликнул Гензель. – Давай еще!
Ложе каменного рыцаря смещалось рывками, по два-три сантиметра, пока между нижней и верхней частями ковчега не обозначилась тонкая черная щель. Она возникла буквально под носом у Гретель, и девочка вдохнула воздух, много лет запертый в саркофаге вместе с мертвым телом. Резкий химический запах не мог полностью перебить вонь разложившейся плоти. Гретель задержала дыхание и, желая поскорее закончить с этим, оттолкнулась ногами.
Внезапно крышка заскользила по основанию, словно смазанная маслом. Гретель едва не провалилась в черный зев, распахнувшийся под ней, будто каменные челюсти. Ноги потеряли опору, и пару секунд она балансировала на краю ковчега, лежа животом на его узкой кромке. С грохотом, от которого содрогнулась крипта, плита рухнула на пол. Гретель отпрыгнула от саркофага, как испуганная резким хлопком кошка.
По склепу расползался тяжелый аромат ладана и каких-то специй, отдаленно похожих на корицу. К этому примешивался запах, который обычно испускают цветы, если надолго оставить их в вазе. Гретель отвернулась и отошла на пару шагов. Ее тошнило.
Гензель забрал у неподвижного ангела факел и склонился над ковчегом.
– Это еще не все, тут внутри гроб, – сообщил он.
Гретель застонала.
– Ничего, доски трухлявые, – сказал мальчик. – Вдвоем мы быстро справимся!
Гретель нехотя вернулась к саркофагу.
– Свети! – Гензель всучил ей факел, а сам перевесился через бортик и постучал по крышке гроба. – Представь, если прадедушка постучит с обратной стороны?..
Гретель не успела ничего на это ответить, как Гензель перемахнул через борт саркофага.
– Ты чего делаешь?.. – выдохнула Гретель. Ее брат уже стоял на крышке гроба.
– Собираюсь сломать прадедушкин гроб, – сообщил он. – Ногами это сделать легче. А ты свети, свети!
Гензель поднял ногу, обутую в тяжелый рабочий ботинок, и с силой опустил каблук на крышку. Послышался сухой треск, и над саркофагом поднялось облачко пыли. Гензель бил снова и снова, и ему вторило эхо. С каждым ударом запах химикатов, специй и мертвой плоти усиливался.
– А ведь Темные сестры не соврали, – произнес Гензель. – Мы действительно увиделись с прадедушкой!
Все это время Гретель стояла зажмурившись, но сейчас не выдержала и посмотрела вниз. В дыре, что проделал Гензель, она увидела обтянутый тонкой ссохшейся кожей череп, ввалившиеся глазницы и легкие, похожие на паутину волосы. А еще эполеты и воротник военного мундира, расшитый золотыми нитями.
– Вот она! – Гензель запустил руку в гроб. – Прадедушка, надеюсь, вы не сердитесь… Мы не просто так, нам действительно нужно.
В свете факела сверкнуло узкое изогнутое лезвие. Сабля, которую вытащил Гензель, не поржавела и, судя по всему, оставалась такой же острой, как в день, когда Альфред Мебиус снес голову Казимира Кривого.
– Вылезай оттуда, – сказала Гретель, отступая.
Гензель перепрыгнул бортик и лихо взмахнул саблей. Лезвие свистнуло, рассекая воздух.
– Не думаю, что это поможет нам сломать дверь, – заметила Гретель. – Скорее уж сабля сломается.
– Жаль, прадедушка Мебиус не был знаменитым шахтером, тогда бы его похоронили с киркой или ломом, – покачал головой Гензель. – Ну ничего! В крайнем случае нам будет чем отбиваться от ведьм. Такого они точно не ожидают!
Брат и сестра покинули крипту и поднялись по лестнице. Гретель не сумела бы точно сказать, сколько времени они с Гензелем провели внизу, но из-за двери по-прежнему доносились голоса Темных сестер.
Гретель вставила почти прогоревший факел в кольцо на стене, а потом приложила палец к губам, призывая брата к молчанию. В двери имелась замочная скважина, и девочка приникла к ней ухом.
– Но прежде мы никогда не приносили в жертву человека! – сказала Бри. – Это совсем не то же самое, что зарезать курицу!
– Не вижу разницы, – пробасила Фелиция Руппель. – Ритуал есть ритуал. Для него требуется кровавая жертва. И ясно, что крещеный ребенок подойдет лучше, чем какая-то курица!
«Значит, наши ведьмы до сих пор не похищали детей и не приносили человеческие жертвы, – поняла Гретель. – Это для них новое дело. А все пропавшие дети на совести ведьмы Пряничного домика!»
– Может, прежде чем начинать, стоит лучше изучить гримуар? – предложила Бри. – А Гензель и Гретель могут пока посидеть в крипте. Здесь их никто не найдет.
– Соглашусь с Бри, – подала голос Урсула. – А если детишки ослабеют, так еще лучше – не будут кусаться, когда мы поведем их в лес!
– Мы годами изучаем гримуар, – недовольно произнесла Фелиция. – И все без толку. Считаете, за две-три ночи нам откроется какая-то тайна?
– Не откроется, – сказала Леонор. – Надо действовать смелее, а не чахнуть над старой книжкой!
Темные сестры – дилетантки, теперь Гретель в этом не сомневалась. Похоже, они гнались за колдовской силой и даже имели в своем распоряжении древнюю магическую книгу. Но им недоставало знаний, чтобы понять написанное там.
– Мы совершим ритуал этой ночью! – отрезала Фелиция. – И если кому-то не…
В этот момент за дверью раздался оглушительный грохот, как будто в часовне взорвался бочонок с порохом. От неожиданности Гретель подалась назад и тяжело села на каменную ступеньку. Часовня вздрогнула, и в зале, где совещались ведьмы, загремел мужской голос:
– Что вы здесь устроили?! Стоит оставить вас ненадолго – и уже какие-то проблемы?!
– У нас… у нас… никаких… – Голос Фелиции дрожал.
– Чего ты там блеешь? – Незнакомый голос сочился презрением.
– Мы с сестрами готовим обряд, – затараторила Бри. – Мы и раньше пытались снять печать, но вы же всё знаете… это непросто. И вот мы подумали, что человеческая кровь…
– Этих детей нельзя трогать! – перебил мужчина, и от его возгласа вздрогнули каменные стены. – Выпустить их, немедленно!
За дверью загремели ключи. Видимо, руки фрау Шварц тряслись, потому что сначала она уронила связку, а потом никак не могла попасть в скважину.
– Чего ты там возишься, быстрее! – подгонял мужчина.
– Если бы мы только знали! – бубнила Фелиция. – На первый взгляд эти милые детишки ничем не отличаются от остальных. На них ваше темное благословение, верно? Но как мы могли это знать?..
– Дай сюда. – Гретель выхватила у Гензеля саблю и спрятала под полой куртки. В следующую секунду дверь распахнулась, и Хулда зашипела:
– На выход, быстро!
Гретель не знала, радоваться ей или нет. С одной стороны, кто-то могущественный запретил ведьмам трогать ее и Гензеля. А с другой – голос, от которого то и дело начинали дрожать стены часовни, пугал до чертиков.