– Ее нет дома, – сказал Гензель. – Попробовали – не вышло. Теперь можно идти обратно…
В этот момент где-то в глубине домика хлопнула дверь. Раздались шаги, и Гретель увидела ведьму. В этот раз на ней было темное мешковатое платье из грубой ткани, передник в сальных пятнах и вязаная шаль. Если бы не странное освещение, она могла сойти за обычную хозяйку, которую оторвали от домашних дел. Но когда ведьма остановилась под синей леденцовой лампой, ее и без того бледная кожа стала землистой, как у трупа. Холодный свет заострил черты лица и подчеркнул седые пряди в темных взъерошенных волосах. В эту секунду посреди кухни стоял не живой человек, а кровожадный призрак, злой дух, вернувшийся с того света.
– Мы пришли поговорить, – повторила Гретель, не в силах избавиться от ощущения, что обращается к мертвецу.
– Вы пришли умереть, – сказала ведьма Пряничного домика.
Прямо за спиной Гретель раздался басовитый рык, и что-то – очевидно, оскаленная волчья морда – грубо ткнулось в поясницу. Судя по тому, как чертыхнулся Гензель, с ним произошло то же самое. Ведомые волками, брат и сестра переступили порог Пряничного домика. Пройдя несколько шагов, они остановились в свете синей лампы. Ведьма поглядела на Гензеля и произнесла:
– Тебя я обещала отправить в печь первым, шутник. Так и будет.
– А меня учили пропускать фрау вперед, – отозвался мальчик. – Так что могу вам уступить.
– Ну-ка, полезай в бесоприемник. – Ведьма кивнула в сторону печи. – А ты – в клетку.
Не успели брат и сестра опомниться, как оказались там, где сказала хозяйка Пряничного домика: Гретель – в большой клетке у стены, Гензель – в маленькой, водруженной на рельсы, которые вели прямиком в жерло крематория. Теперь, когда дети оказались заперты, волки отошли к двери и улеглись там, как обычные псы.
Размером бесоприемник едва ли превосходил клетку для собак, так что Гензелю пришлось встать на четвереньки.
– Так я въеду в печь задом, – сказал он, ворочаясь. – А это как-то… неуважительно. Можно я вылезу и повернусь головой?
Ведьма проигнорировала слова Гензеля. Она скинула шаль, закатала рукава и занялась печью – подняла заслонку и начала складывать в каменный зев дрова.
Глядя на брата, запертого в клетке, Гретель не могла поверить, что это происходит на самом деле. Она как будто видела дурной сон или очутилась в одной из страшилок Гензеля. Ужас подступал холодными липкими волнами, сдавливал горло и скручивал внутренности в тугой узел.
«Я просчиталась, – думала Гретель. – С ведьмой невозможно договориться. Она сожжет Гензеля, и его смерть будет на моей совести!»
– А можно мне в туалет? – подал голос Гензель. – Не хочется вам тут все обделать. Хотя я могу!
От очередной дурацкой шуточки, выданной братом, на глаза у Гретель навернулись слезы. Секунду назад она была готова сорваться, начать орать и биться о прутья. Но Гензель не кричал и не плакал, а ведь его уже затолкали в бесоприемник! «Я притащила его сюда, я должна быть сильной», – подумала девочка и решительным жестом смахнула слезы.
– Эй, ведьма… – Гретель удивилась, услышав собственный голос. Он звучал уверенно и даже вызывающе. – Или, может, у тебя есть нормальное имя? Странно называть кого-то «ведьма».
Хозяйка Пряничного домика продолжила молча загружать дрова в печь.
– Хорошо, фрау ведьма. Мы пришли сюда по совету мамы.
– Долгих ей лет и всего хорошего, – вставил Гензель. – Лучшая из матерей, честное слово!
– Наш отец, Томас Блок, оказался демоном, которого слушаются Темные сестры, – произнесла Гретель. – Это наши местные ведьмы, ты, наверное, знаешь. Узнав это, мы уже не могли вернуться домой. Вместо этого мы поехали в больницу, где лежит наша мать, и выложили ей все как есть. К сожалению, она и слушать не хочет, что ее муж оказался бесом…
– Инкубом, – внезапно произнесла ведьма.
– Что? – не поняла Гретель.
– Инкуб, демон-любовник. Именно так называется тварь, которая заморочила голову моей сестре. А заодно и этим курицам из женского комитета, которые имеют наглость называть себя колдуньями.
– Что значит «сестре»? – выдохнула Гретель.
– Это значит, что настоящие Гензель и Гретель – мои племянники. Но вам, мерзким подменышам, я запрещаю звать меня теткой!
На мгновение Гретель лишилась дара речи. Теперь все встало на свои места. Безумные вещи, которые говорила Марта Блок, странное поведение Козлоногого… «Нам не стоило сюда приходить», – запоздало поняла Гретель. И задала вопрос, на который ведьма до сих пор не ответила:
– Как тебя зовут?
– Вибек Мебиус. И, как я уже сказала, Марта Блок – в девичестве Мебиус – моя родная сестра.
– Мама никогда не упоминала о тебе, – проговорила Гретель. – Объясни, пожалуйста, как такое возможно. Я хочу понять!
Ведьма Пряничного домика распрямилась, хрустнув поясницей, и посмотрела на запертую в клетке девочку:
– Обычно я не разговариваю с подменышами и ничего им не объясняю. В этом просто нет смысла.
– Но…
– Но раз уж дело касается моей семьи, я готова сделать исключение, – отмахнулась ведьма. – Придется вам потерпеть, потому что это долгая история…
– Мы никуда не спешим, – заверил ее Гензель. – Особенно я.
Вибек Мебиус прислонилась к печи, сложила руки на груди и начала:
– Когда-то давно в Либкухенвальде существовало капище. Там совершались темные ритуалы и кровавые жертвоприношения. Так было, пока Святая инквизиция не сровняла его с землей. Развалины до сих пор находятся неподалеку отсюда.
– Мы там были! – воскликнул Гензель. – Сейчас там проводят свои ритуалы Темные сестры. Я видел Фелицию Руппель голой, а это страшнее, чем увидеть папу с козлиной головой!
Хоть ее брат и сидел в бесоприемнике, Гретель захотелось его придушить. Впрочем, ведьма не собиралась прерывать рассказ.
– Храм был разрушен, но разлом между преисподней и миром людей остался. К счастью, в городе издревле существовало Братство омелы – тайный орден друидов, который боролся с черными колдунами. Когда инквизиция разогнала дьяволопоклонников, друиды стали следить, чтобы бесы не проникали на эту сторону.
По мере того как Вибек Мебиус погружалась в воспоминания, ее взгляд – колючий и неприветливый – словно заволакивала пелена.
– К сожалению, для Святой инквизиции все равно, что черная магия, что белая, – произнесла она, глядя куда-то вдаль. – Костры пылали, и друидов становилось все меньше. Пока не осталась лишь одна Розмари Мебиус.
– Наша бабушка? – удивилась Гретель – Она была потомком друидов?
– Не ваша! – Взгляд ведьмы снова сделался острым. – А настоящих Гензеля и Гретель, которых унесли в преисподнюю.
Гретель прикусила язык, а фрау Мебиус продолжила:
– У меня обнаружились способности к магии, а вот у Марты – не особо. Мама оставила ее в покое – не всем же становиться друидами. А вот меня стала учить. Розмари Мебиус, которую ты, бесеныш, имеешь наглость называть бабушкой, передавала мне тайные знания, а заодно следила за разломом… Следила, да вот не уследила! Ворота в ад ненадолго распахнулись, и оттуда выбрался инкуб. Первым делом он убил последнюю хранительницу Врат…
– Отец убил нашу… – начала Гретель, но, перехватив взгляд ведьмы, торопливо закончила: – Он убил Розмари Мебиус?
– И что такого? Многие мечтают убить свою тещу, – заметил Гензель.
– Да, инкуб убил ее, – кивнула ведьма. – А потом и Томаса Блока.
У Гретель голова шла кругом.
– Выходит, существо, которое я считала отцом… – медленно произнесла она.
– И есть ваш настоящий отец! – скривилась Вибек Мебиус. – Так что вы зря от него сбежали, он бы вас не обидел. Вот только кости Томаса Блока, законного мужа Марты, отца Гензеля и Гретель, гниют где-то в лесу.
На глаза Гретель снова начали наворачиваться слезы. Ведьма говорила ужасные вещи, и каждое слово наносило сокрушительный удар по тому, что девочка считала своей жизнью.
– Отправив на тот свет Томаса, инкуб занял его место. А после подменил настоящих Гензеля и Гретель на бесенят… которые оказались достаточно глупыми, чтобы прийти этой ночью в Пряничный домик. – Ведьма невесело усмехнулась. – Я распознала демона, но было уже поздно. Моя сестра поверила в обман и с пеной у рта защищала его. Она даже пригрозила мне Святой инквизицией. Сестра называется! Все, что мне оставалось, – уйти в лес и построить эту ловушку для подменышей. Вы знали, что бесенята очень любят сладкое и Пряничный домик тянет их, как магнит?
– Я догадывалась, – проговорила Гретель.
– Молодец. Вот, собственно, и вся история. – С этими словами ведьма вытащила из поленницы длинную щепку и уставилась на нее пристальным взглядом. Дерево сначала задымилось, а потом вспыхнуло.
– Но зачем нужно плодить подменышей? – спросила Гретель, стараясь оттянуть момент, когда запылают дрова в печи. – Какой в этом смысл?!
– Инкуб пытается увеличить количество бесенят в Марбахе. А я при помощи этого крематория отправляю их обратно в ад. – Ведьма бросила щепку в жерло печи, и дрова запылали так, словно их предварительно полили керосином. – Когда в городе не останется настоящих детей, баланс будет нарушен и ворота в преисподнюю распахнутся. Демоны хлынут на землю… О том, что произойдет дальше, вам, наверное, рассказывали в школе. Последняя битва между ангелами и демонами, конец света.
– Даже если ты права и мы с Гензелем – бесы. Ну и что?! Мы не плохие! Мы не хуже остальных детей и не заслуживаем… такого!
– К сожалению, это тебе только кажется. – Таким же тоном ведьма могла сообщить, что в сутках двадцать четыре часа, а Земля вращается вокруг Солнца. – И в этом тебя даже нельзя винить. Бесенята не могут реально оценить собственные поступки. Вы – хитрые, жестокие, отвратительные существа, но в аду такое поведение – норма. Поэтому подменышам кажется, что весь мир к ним несправедлив.
В эту секунду Гретель вспомнила Нильса Дельбрука. «Неужели и я такая же?» – с ужасом подумала она.
Между тем ведьма обошла бесоприемник и взялась за свисающую с потолка цепь.