И она рассмеется, отвечала ночь.
Трейджер целый год преследовал Джози, это был год боли и надежд, первый год, когда он жил по-настоящему. Лишь в этом ночные страхи и голос дня соглашались – да, теперь он живет. Трейджер больше никогда не вернется в пустоту прежней жизни, до Джози, и никогда не придет на мясную фабрику. Во всяком случае, этого ему удалось добиться. Он может измениться, и когда-нибудь у него хватит сил и найдутся слова для признания.
Джози и двое ее друзей зашли к нему той ночью, но друзья через некоторое время удалились – по каким-то своим делам. В течение часа они оставались наедине и болтали о пустяках. Наконец девушка собралась уходить. Трейджер сказал, что проводит ее до дома.
Он обнимал ее за плечи, пока они шагали по длинным коридорам, и не сводил взгляда с ее лица, наблюдая за игрой света и тени на ее щеках.
– Джози. – Удивительное тепло и спокойствие снизошло на него, и он наконец произнес: – Я люблю тебя.
Девушка остановилась, высвободилась из его рук и отступила на шаг. Ее рот приоткрылся, и что-то промелькнуло в глазах.
– О Грэг, – промолвила она печально. – Нет, Грэг, не надо, не надо. – И покачала головой.
Слегка дрожа, беззвучно шевеля губами, юноша протянул к ней руку, но Джози ее не взяла. Он нежно коснулся ее щеки, и она молча отвернулась.
И тогда, впервые в жизни, Трейджер заплакал.
Джози отвела его в свою комнату. Они уселись на полу, не касаясь друг друга, и начали разговор.
Д. … знала уже давно… но я не хотела говорить об этом и… я не хотела сделать тебе больно… Грэг, ты хороший… не тревожься…
Т. … знал с самого начала… что из этого никогда… лгал себе… хотел верить, даже если неправда… мне жаль, Джози, мне так жаль, так жаль, такжальтакжаль…
Д. … боялась, что ты вернешься к своему прежнему существованию… не надо, Грэг, обещай мне… нельзя сдаваться… нужно верить…
Т. … почему?
Д. … нельзя терять веру, иначе ты превратишься в ничто… умрешь… ты можешь изменить свою жизнь… покинуть Скрэкки, найти кого-нибудь… здесь нет жизни… ты найдешь, найдешь, поверь мне, не теряй веры, продолжай верить…
Т. … ты… буду всегда любить тебя, Джози… всегда… как я могу найти кого-нибудь… таких, как ты, больше нет… никогда… ты особенная…
Д. … о, Грэг… множество людей… ты только посмотри вокруг… откройся, будь открытым…
Т. (смех) … открытым? … первый раз, когда я начал говорить с другим человеком…
Д. … говори со мной снова, если хочешь… я могу с тобой разговаривать… у меня было много любовников, все хотят забраться ко мне в постель… лучше просто оставаться друзьями…
Т. … друзьями… (смех)… (слезы)…
Огонь давно погас, Стивенс и лесник легли спать, но Трейджер и Донелли сидели возле тлеющих угольков у края чистой зоны. Они тихонько разговаривали, чтобы не будить остальных, и слова тяжело повисали в тревожном воздухе ночи. За их спинами темной стеной вздымался еще не срубленный, застывший в неподвижности лес; все живые обитатели Вендалии сбежали от чудовищного шума, который днем производили гусеничные бульдозеры.
– …Я знаю, что управлять бульдозерами совсем непросто, – говорил Донелли. Он был бледным робким юношей, симпатичным, но легко смущавшимся по любому поводу. Трейджер узнавал себя в неуверенной речи Донелли. – У тебя хорошие перспективы в нашем деле.
Трейджер задумчиво кивнул, не сводя глаз с пепла костра.
– Да, я не случайно прибыл на Вендалию. Я обращался к гладиаторской деятельности, но мне вполне хватило одного раза. Наверное, я бы справился, но меня начинает тошнить от одной только мысли об этом. Конечно, здесь платят намного меньше, чем на Скрэкки, но работа чистая. Как ты считаешь?
– Пожалуй, – согласился Донелли. – И все же настоящие люди не выходят на арену. Только мясо. В результате тела становятся такими же мертвыми, как разум. Логично, не правда ли?
Трейджер рассмеялся:
– Ты слишком большое внимание уделяешь логике, Дон. Нужно больше чувствовать. Послушай, когда ты в следующий раз попадешь в Гидион, сходи на гладиаторские бои и посмотри. Это отвратительно! Трупы, спотыкаясь, бродят по арене с топорами и мечами и рубят друг друга на куски. Настоящая бойня. А зрители – как они радостно кричат после каждого удара! И смеются. Они смеются, Дон! Нет. – Он решительно покачал головой. – Нет.
Но у Донелли еще оставались аргументы в запасе:
– Но почему нет? Я не понимаю, Грэг. У тебя получится, ты будешь лучшим среди них. Я же видел, как ты работаешь со своей командой.
Трейджер бросил на Донелли быстрый взгляд, юноша спокойно ждал ответа. В памяти всплыли слова Джози: «Откройся, будь открытым». Но нет уже того Трейджера, который одиноко жил на Скрэкки. Он возмужал и изменился.
– Там была девушка, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил он, открываясь. – На Скрэкки осталась девушка, которую я любил. Но у нас ничего не вышло. Вот почему я здесь. Я ищу нечто лучшее. Но мои прежние чувства со мной. – Он немного помолчал, стараясь поточнее выразить свою мысль. – Эта девушка, Джози, я хотел, чтобы она меня любила. Ну, ты понимаешь. – Как тяжело быть откровенным, говорить о своих чувствах! – Мечтал, чтобы она меня обожала и все такое. Ну а теперь, да, конечно, я бы неплохо управился с трупами на арене. Но Джози никогда бы не полюбила человека такой профессии. Конечно, она для меня потеряна, но все же… я ищу такого человека, который не сможет быть со мной, если я стану дрессировщиком гладиаторов. – Он резко поднялся на ноги. – Не знаю. Вот что для меня важно – Джози или девушка, похожая на нее. Надеюсь, что скоро я встречу ее.
Залитый лунным светом Донелли молча сидел и жевал нижнюю губу, не глядя на Трейджера. Неожиданно выяснилось, что его логика не помогает. А Трейджер отправился бродить по лесу – ведь здесь не было бесконечных коридоров.
У них получилась сплоченная группа; три дрессировщика, лесник, тринадцать трупов. Каждый день они отодвигали границу леса, и впереди всех двигался Трейджер. Против дикой природы Вендалии, против черного шиповника и жестких, усеянных железными шипами веток серых деревьев, против густых зарослей враждебного леса он бросал свои бульдозеры. Шесть из них управлялись руками трупов, а седьмой он вел сам. Перед сверкающими клинками и лазерными резаками стена леса каждый день отступала. За ними шел Донелли, управлявший тремя огромными лесопильными агрегатами, которые превращали поваленные деревья в пиломатериалы для Гидиона и других городов Вендалии. Далее следовал Стивенс, третий дрессировщик, руководивший огнеметом, который сжигал пни и расплавлял камни, – после него фермеры могли заняться земледелием. Управлял процессом лесник.
Чистая, напряженная работа, предъявлявшая жесткие требования ко всем, – Трейджеру она с каждым днем нравилась все больше. Он превратился в стройного, мускулистого молодого человека; черты загорелого лица стали жестче, жаркое и яркое солнце Вендалии оставило на нем свой след. Трупы были естественным продолжением его тела, он управлял ими с поразительной легкостью. С такой же уверенностью обычный человек двигает рукой или ногой. Иногда контроль становился таким сильным, отдача такой отчетливой и определенной, что Трейджеру казалось, что он вовсе не дрессировщик, работающий с командой, а человек с семью телами. Семь сильных тел, оседлавших знойный лесной ветер.
Но и вечера, когда работа заканчивалась, доставляли ему удовольствие. Юноша сумел обрести внутреннее спокойствие, он ощущал общность с новым миром, недоступную ему на Скрэкки. Лесники Вендалии, которые приезжали из Гидиона, сменяя друг друга, были достойными во всех отношениях и дружелюбными людьми. Вот, например, Стивенс, здоровенный крепыш, – он постоянно шутил, редко заговаривая на серьезные темы. Трейджер считал его забавным. А с Донелли, стеснительным юношей, таким спокойным, склонным к философствованию, они по-настоящему подружились. Донелли умел слушать и сопереживать, а новый Трейджер оказался прекрасным рассказчиком. Когда речь заходила о Джози, в глазах юноши мелькала зависть. Трейджеру порой казалось, что Донелли – это он сам прежний, еще не встретивший свою любовь и не умеющий находить нужные слова.
Однако проходили дни и недели, и Донелли стал говорить больше и увереннее. Пришел черед Трейджера слушать и разделять боль друга. И он понимал, что так правильно. Каждый вечер, глядя в тлеющие угольки костра, они рассказывали друг другу свои сны. И плели ковер надежды, наполненный обещаниями и ложью.
А потом наступала ночь, которая, как и прежде, была худшим временем.
После того как все разговоры заканчивались и Донелли отправлялся спать, в одинокую палатку Трейджера приходила Джози. Тысячу ночей он лежал, закинув руки за голову, глядя в пластиковый потолок, и вновь переживал ту ночь, когда признался ей в любви. Тысячу раз он касался ее щеки и смотрел, как она отворачивается от него.
Он думал о ней, сражался с видениями и терпел поражение. Тогда, потеряв покой, он вставал и выходил из палатки, отправляясь на долгие одинокие прогулки. Да, девушка немало дала ему, но очень многое отняла. Трейджер лишился своей прежней апатии, разучился не думать, больше не умел блокировать боль. На Скрэкки он редко ходил по коридорам; ночной лес видел юношу гораздо чаще.
Трейджер проходил по расчищенному участку и углублялся во мглу леса, отодвигая в сторону низко свисающие ветви, спотыкаясь о корни; он шел до тех пор, пока не находил воду. Тогда юноша садился на землю возле подернутого ряской озера или журчащего ручья, быстро несущего свои воды в свете луны. Он принимался бросать камни в воду, сильно и точно швыряя их вдоль поверхности, чтобы услышать далекий всплеск.
Так Трейджер сидел долгими часами, бросая камни и размышляя, пока ему не удавалось себя убедить, что солнце скоро взойдет.