Так зачем же некто, истребляя их,
Злобу прикрывает ложною проблемой.
Бабочки с жуками этот шепчут стих.
Если мыслить здраво, этот бес проклятый
Пусть утратит право на деянья зла:
Убивать животных – хищных и рогатых, —
Пусть его сметает времени метла!
Болезнь та – дьявольское воплощение,
Бога смерти символ и обозначенье.
С тех времен, когда из ящика Пандоры
Вылетело это зло, страданье, горе,
Начало людей бесчисленно морить.
Видел мать в ЮАР не в силах слово молвить —
Только горько закрывала черны-очи
Маленькой малышки – мертвой дочери.
А в США увидел юношу прекрасного…
Как его, когда-то коренастого,
Тот дьявол искривил до основания.
Орудует в Европе, Океании
И в Африке, и Азии, в Америке
Он. Проникли на юге и на севере,
Любовью прикрываясь, многоруки,
Расползлись его повсюду в мире слуги.
Сколько же красивых и здоровых тел
В одночасье повстречали злой удел.
Человечество непрочное, слабое.
Каждому любовь пусть будет сладкою,
Только бдите, люди, будьте осторожны…
Если жизнь вам дорога, то неотложно
Возведите для себя священный храм,
Жизнь свою с почтеньем оберегая там.
Сколько разных обликов имея,
Неизменной теплотой согреет.
Это то родимое гнездо,
Что на сердце странника жило.
Узкий закоулок вместо дома,
Каждому бродяге так знакомый.
Ночью зимней то камин горящий.
Летом, как уходит зной палящий,
На колодце несколько рядков
Тоненьких цепочек светлячков.
Звуки детских песен у софоры.
Мамин зов по сумрачным просторам.
Палочка-лошадка, вместе с ней
Детские качели меж ветвей.
Это слезы девушки соседской,
Что оставит край родной и детство…
Ах, со всей душой молюсь за вас,
Тех, кто на чужбине в этот час.
В новый век пусть звезды снова
Осветят вам путь до дома.
Пусть же маминой надежды зов
Вас вернет с далеких берегов.
Все, кто потерял дорогу к дому,
Пусть отыщут свой маршрут искомый!
Попрошу я у судьбы о том,
Чтоб у каждого был теплый дом.
Защити же нас, благослови нас,
У судьбы прошу я властелина!
Время! Помоги же нам прийти
В пункт конечный нашего пути.
Песня отца и сына
В глазах – февраль сорок шестого года,
Мао Аньин[13] вернулся из похода
К пенатам героических отцов,
И вот он у родных в конце концов.
Вот сапоги советского солдата,
Шинель пробитая хранит, крылата,
Дым и огонь Отечественной битвы.
Он не забыт. Другие не забыты.
Он был красив и молод, был студент,
Диплом: Московский университет.
Суровый, что казак, он был моложе.
В нем кровь кипит китайской молодежи.
У Цинляншаньских гор к реке Яньхэ
Пришел он повидать отца родного.
Они не виделись уж девятнадцать лет,
Считай, как будто вовсе не знакомы.
Родной покинув дом, он в нищете
Бродяжничал, и часто ночью темной
Он видел материнский плач во сне,
А вот отца почти уже не помнил.
Всё: голос и туманный силуэт —
Осталось в прошлом, и при встрече этой
Сыновний образ не узнал отец,
Захваченный врасплох таким моментом.
И руку сына накрепко пожал отец
Схватив ее своей рукою сильной,
Сын ощутил их близость душ и наконец
Заботу, и любовь, покой душевный.
Так и сидели за столиком там,
Счастливо в лица друг друга взирая.
Отец по глазам, по ресницам, бровям
С памятью сына лицо сопоставил.
В мрачные годы военных боев
Нет ничего, что семьи нам дороже.
Если с собою несешь ты любовь,
В тягостный миг она точно поможет.
Облако тихо плывет в небесах,
Солнечный свет наполняет пространство.
Вход в яодун[14] – весь в искристых лучах.
Солнце весеннее – дух горных странствий!
Блики в отцовских густых волосах
И на широкой улыбке Аньина.
«Там, за границей, сынок, что читал?» —
Спросит отец у счастливого сына.
Сын отвечает: «Я много читал.
Больше других – господина Лу Синя[15]».
Довольный отец головой покивал —
Сын корни свои уберег на чужбине.
«А как на войне?» «То жестокий урок.
Но истина все же в борьбе победила!
И армия наша на черный флагшток
Знамена свои наконец водрузила».
Отец говорит: «Раньше хлеб с молоком
На завтрак ты ел, нынче время меняться.
Побольше питайся китайским пшеном,
Душою на Родину час возвращаться!
Советский закончил университет,
Теперь поучись ты иному порядку.
Ты будешь отныне почетный студент
Скамьи трудовой и непаханой грядки!»
«Мама при жизни дала мне завет:
Только трудом крепкий мир создается.
Здесь меня ждали, сомнения нет,
Сердце мое с благодарностью бьется!
Я не забуду китайский народ,
Буду ему я всегда верным сыном.
Тот наш родитель, кто жизнь нам дает,
Больше – его одного – не покину!»
Прошло так три дня, и пора наступает
Подле Яньаня[16] друг с другом прощаться.
Сына отец в дальний путь провожает
До перекрестка, где должно расстаться.
Сыну отец в рюкзаке оставляет
Меру пшена, чтоб питался как надо.
После на плечи ему надевает
Теплый, хоть старенький ватник в заплатках.
Сыну отец говорит: «Ну ступай уж.
Ждет целина. И с землей станешь ближе.
Сна трудового ты радость познаешь,
Много крестьянских историй услышишь.
Встретимся вновь – и отведать хочу я
Сладость тобою посаженной тыквы.
Слышать про бытность твою трудовую,
Руки пожать, что к мозолям привыкли…»
Теплой весной на дороге Яньаня
Стих резкий ветер, и воздух хорош.
С сыном увидевшись, снова прощанье,
Трудным путем идет наш с тобой вождь!
Ласточки радостно в небе щебечут,
И над мостом ветер иву качает.
«Братец хороший…» – девичие песни,
Звонко над горным плато проплывают…
Ласточки радостно в небе щебечут,
И над мостом ветер иву качает.
«Братец хороший…» – девичие песни,
Звонко над горным плато проплывают…
Вдохновлен проектом «золотой ключик»
На шестом десятке архитектор-конструктор Сюй Байлунь частично потерял зрение. Этот недуг вдохновил его на создание проекта, призванного помочь слепым детям. Проект «Золотой ключик» предусматривает переподготовку учителей, создание учебников с шрифтом Брайля, учреждение во многих округах специальных образовательных центров. За свой проект Сюй Байлунь был награжден трудовой медалью и общенациональной трудовой медалью 1 мая.
В те времена вся жизнь – костер,
Где песни юности бессонны,
И над минувшим приговор
Вершили алые знамена.
Республика! Твои права
Вступали в небо над землею,
И на подмостках синева
Светила вечною зарею.
Столь изобильна вера дней,
Зовущих планы на свершенье.
Столь велики, что ночь огней
При солнце светит совершенней.
Ночи ясной звездное сияние
Проплывает, словно в мире грез.
Ты вдыхаешь запах тубероз,
Неохотно покидая здание.
Чертежей восторженные линии
Твои пальцы нежно проведут.
Ты и твой проектный институт —
Этой ночью словно в своем мире.
Нет, не знаешь, как остановиться.
И тебе себя совсем не жаль…
Мир накрыла черная вуаль!
Все вокруг отчаянно кружится.
Будто вмиг пропало электричество,
Только непроглядный полог тьмы.
Сколько руки ты к глазам ни жми,
Но из бездны темноты не выбраться.
Поднося к губам пиалу дымную,
Уж не различишь своей еды,
Силуэта, тени, красок ты
Не увидишь, вновь рисуя линии.
Архитекторов творенья дивные
Как в тумане нынче пред тобой,
И какой бы ты ни шел тропой —
Видишь лишь расплывчатые линии.
Мечешься в агонии безмолвной ты,
Душный мрак пытаясь разогнать,
Хоть бы грудь руками разорвать,
Лишь бы убежать из темной комнаты.
В этом удушающем отчаянье