После войны Вавилов также перевел и издал с комментариями «Лекции по оптике» Ньютона (первый перевод с латыни на живой язык, до этого не существовало даже английского перевода)[245].
Назначение Вавилова в июле 1945 г. президентом Академии наук СССР остается одним из самых непонятных эпизодов в истории советской науки. Существуют и подробно изложены в исторических работах несколько убедительных, но противоречивых версий того, почему Сталин остановил свой выбор на Вавилове и почему Вавилов, помня о судьбе брата, от этого предложения не отказался. 17 июля 1945 г. Общее собрание АН СССР почти единогласно (92 голосами из 94[246]) избрало Вавилова новым президентом вместо тяжело болевшего ботаника В. Л. Комарова.
Став президентом Академии наук, Вавилов ушел с должности заместителя директора по науке ГОИ, оставив за собой там лишь заведование небольшой лабораторией люминесценции, но практически все остальные прежние должности остались за ним. К прежним обязанностям скоро стали прибавляться новые. В том же 1945 г. он стал председателем Редакционно-издательского совета АН СССР, председателем Комиссии Академии наук СССР по истории физико-математических наук, главным редактором журнала «Доклады АН СССР», главным редактором издания Академии наук СССР «Материалы к биобиблиографии ученых СССР». В 1946 г. – председателем Совета АН СССР по координации деятельности Академий наук союзных республик.
4 февраля 1946 г. на Кавказе при восхождении на одну из горных вершин трагически погиб старший сын Н. И. Вавилова Олег (физик, с 1941 г. сотрудник ФИАНа, после ареста его отца С. И. Вавилов поддерживал племянника). Эта смерть стала еще одним тяжелым ударом для Вавилова.
В 1946 г. Вавилов был избран почетным членом Академии наук Казахской ССР. В 1947 г. – почетным членом Академии наук Узбекской ССР, почетным членом Болгарской Академии наук, почетным членом Комитета наук Монгольской Народной Республики, членом-корреспондентом Словенской Академии наук и искусств (Любляна, Югославия). В 1948 г. – почетным членом Академии наук Армянской ССР, почетным доктором Пражского университета. В 1949 г. – членом-корреспондентом Индийской Академии наук. В 1950 г. – почетным членом Польской Академии наук и членом-корреспондентом Академии наук ГДР в Берлине.
В 1946 и 1950 гг. Вавилов был избран депутатом Верховного Совета СССР, в 1947 г. – депутатом Московского городского Совета народных депутатов.
В мае – июле 1947 г. якобы по инициативе широких масс творческой интеллигенции было торжественно создано Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний (с 1963 г. – Всесоюзное общество «Знание»; главной задачей общества объявлялась научно-популяризаторская деятельность, хотя в действительности оно занималось политической пропагандой[247]), первым председателем общества был избран Вавилов.
Начавшаяся в 1947 г. государственная кампания против «низкопоклонства перед Западом» ударила по науке вначале в форме обвинений в неправильной практике публикаций: осуждались ученые, отсылавшие свои статьи в иностранные журналы, а также те, кто недостаточно ссылался (особенно в монографиях и учебниках) на русских ученых. По мере перерастания этой кампании в 1948 г. в борьбу с «безродными космополитами», приобретавшую все более отчетливый оттенок ксенофобии, на низовом уровне трудовых коллективов возбудились прежде таившиеся антисемиты. Вавилову довелось стать свидетелем отвратительных нападок одних физиков на других по признаку «нерусскости» фамилий (среди последних оказался скончавшийся в 1944 г. выдающийся физик, академик Л. И. Мандельштам, человек, которого Вавилов любил и крайне уважал).
После августа 1948 г. Вавилову как президенту АН СССР пришлось выполнять постановления партийного руководства по итогам сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина (ВАСХНИЛ), инициированной Т. Д. Лысенко и разгромившей в стране генетику, – закрывать относившиеся к Академии наук лаборатории, увольнять ученых. С декабря 1948 г. по конец марта 1949 г. проводилась в закрытом режиме репетиция аналогичного, инициированного на уровне ЦК ВКП(б), массового погрома в физике под лозунгом борьбы с философско-идеалистическими извращениями в квантовой механике и теории относительности[248]. Будучи назначенным на одну из главных ролей в репетируемом действе, Вавилов в своем большом центральном докладе умудрился свести на нет весь идеологическо-политический порыв мероприятия, свернув, образно выражаясь, с темы «разоблачения вредителей» на тему «повышения надоев». Требования усилить идеологическую составляющую своего доклада он по сути игнорировал, подготовка затянулась, а затем совещание и вовсе как-то незаметно и без объяснений отменилось (скорее всего, под влиянием физиков-ядерщиков, как раз в это время заканчивавших первую отечественную бомбу). Общепринята точка зрения, что без пассивного сопротивления Вавилова такого благополучного финала могло бы и не быть. Ученому совету ФИАНа пришлось, правда, провести в мае 1949 г. специальное заседание, посвященное «космополитическим ошибкам» ряда сотрудников института. Вавилову и тут удалось соблюсти видимость следования в русле общегосударственной кампании, никому при этом не сломав карьеру и жизнь. Летом 1950 г. он как президент Академии наук вынужден был поучаствовать еще и в «Павловской сессии», также проведенной в целях борьбы с влиянием Запада на советскую физиологию и психиатрию.
Еще в юности Вавилов прочитал книгу Вл. Ильина (псевдоним Ленина) «Материализм и эмпириокритицизм», и это позволило ему, став профессором-ударником, не кривя душой писать статьи о вкладе Ленина в физику. Так же повезло Вавилову с Ломоносовым. Вавилов считается одним из крупнейших специалистов по его творчеству: переводил Ломоносова с латыни, инициировал издание его малоизвестных трудов, писал о нем статьи. Причем – это важно отметить – все главное в этой области он успел сделать до того, как Россия была объявлена «родиной слонов» (родиной первого паровоза, первого радио и т. п.), а Ломоносов – величайшим научным гением всех времен. Еще в 1936 г. Вавилов опубликовал работу «Оптические работы и воззрения М. В. Ломоносова», еще в 1940 г., будучи председателем Комиссии АН СССР по истории академии, инициировал издание сборника «Ломоносов» (и был редактором первых двух томов), еще в начале 1945 г., до старта антизападной патриотической истерии в стране, опубликовал несколько юбилейных статей о Ломоносове («Великий русский ученый», «Ломоносов и русская наука» и т. п.). Когда во второй половине сороковых Ломоносова подняли на знамя борьбы с космополитизмом, Вавилов написал всего одну новую статью о нем («Закон Ломоносова»[249], 1949) и в основном участвовал только в организации связанных с Ломоносовым мероприятий (очередное переиздание его трудов, проведение Ломоносовских чтений и конференций, открытие Музея Ломоносова и т. п.).
В декабре 1948 г. Вавилов был назначен главным редактором второго издания Большой советской энциклопедии. Сохранились воспоминания, насколько серьезно он отнесся к этой обязанности: лично читал все статьи, подбирал репродукции (высокий уровень материалов по истории европейского искусства – несомненно, также заслуга С. И. Вавилова). Вавилов успел подготовить к печати первые семь томов из пятидесяти.
Также отмечается, что Вавилов был среди инициаторов начала микрофильмирования литературы в СССР ([Франк, 1991], с. 243).
При всей свалившейся на него «общественной нагрузке», Вавилов писал книги по оптике. В 1949 г. вышла научно-популярная книга «О „теплом“ и „холодном“ свете» [Вавилов, 1949а]. В 1950 г. – монография «Микроструктура света» [Вавилов, 1950].
В сороковых годах Вавилов продолжал писать и философские статьи. Работ, в которых речь не идет в основном о мудрости книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», он написал всего четыре (последняя – «Физика Лукреция» – была опубликована в 1946 г.). Зато на тему «Ленин и физика» Вавилов опубликовал около десяти лишь немного отличающихся названиями статей. Его доклад на Общем собрании Академии наук «Ленин и современная физика» (1944) стал вообще «бестселлером» – был упомянут и процитирован в газете «Правда», издан отдельной брошюрой и тут же полностью перепечатан огромными тиражами (в книге и в пяти журналах). В первой половине 1945 г., вплоть до избрания президентом АН СССР, Вавилов возглавлял сектор философии естествознания в Институте философии АН СССР[250].
Также во второй половине сороковых годов он опубликовал за своей подписью несколько десятков статей вроде «Ученые оправдают доверие товарища Сталина» (1946) или «Наука Сталинской эпохи» (1949) и произнес не поддающееся подсчету количество речей на всевозможных публичных мероприятиях – от встреч с избирателями до торжеств в связи со 150-летием со дня рождения А. С. Пушкина.
В 1945 г. Вавилов был назначен заместителем председателя секции физики, математики и астрономии Комитета по Сталинским премиям, с 1947 г. он стал членом Комитета по Сталинским премиям в области науки и техники, а с 1949 г. – председателем физической секции Комитета по присуждению Сталинских премий. С 1950 г. входил в Президиум Советского комитета защиты мира.
В последние годы Вавилов все чаще болел, все больше времени проводил в санаториях и на даче. Сотрудница лаборатории Вавилова в ФИАНе вспоминает ([Франк, 1991], с. 224): «…в 9 часов 30 минут черный „ЗИС“ подъезжал к подъезду института. Неторопливо, с огромным толстым портфелем в руке, вылезал из машины С. И. Вавилов и медленно поднимался по ступенькам. Здесь обычно его „перехватывал“ Александр Михайлович Роговцев[251]