Личная философия Вавилова
По приведенным записям видно, насколько важна была для Вавилова философия. И в ранних дневниках, и – особенно – в поздних очень много философских рассуждений. Доминирующие философские темы в разные периоды отличались. «Загадке сознания» Вавилов посвятил многие и многие страницы на протяжении всех лет (слово «сознание» в философском контексте встречается более 500 раз). В 1941–1942 гг. явственно звучит в качестве главной также тема «флуктуационности», случайности всего происходящего – «„философия“ самая холодная, ледяная и флуктуационная. Это сейчас (т. е. последние месяцы) основа» (25 декабря 1942). Летом 1947 г. Вавилов много писал о возможной одушевленности атомов. В конце 1948 г. был особенно недоволен материализмом. В отдельные периоды развернутых рассуждений меньше, но зато очень часты короткие, афористичные записи на волновавшие Вавилова философские темы. К примеру, с начала 1949 г. на первый план по частоте упоминаний явственно выходит тема утраты собственного «Я», трансформирующаяся весной того же года в тему-кошмар превращения человека в автомат, а затем, к началу 1950 г., перетекающая в мысли о необходимости (или о горькой невозможности) выхода «за пределы» человеческой нормы и в стремление средствами философии подняться «выше себя». Некоторые из подобных тем звучат «фоном» из года в год, временами лишь усиливаясь или ослабевая. Причем такие сквозные темы зачастую (почти всегда) противоречат друг другу. Например, с одной стороны, люди – это машины-манекены, (само)сознание которых только хитрый издевательский фокус природы; с другой стороны, именно благодаря сознанию люди постепенно эволюционируют во всемогущих богов. Противоречивость таких идей ясна и самому Вавилову, что, в свою очередь, порождает новые философские рассуждения об отсутствии «абсолютной системы координат», заставляет признаваться в философском релятивизме и агностицизме. Хотя главные из сквозных философских тем осознаются, именуются и фиксируются в дневнике самим Вавиловым («теория зеркальности», «загадка сознания», «теория облака», «безрадостный материализм» и др.), разобраться в хитросплетениях личной философии Вавилова непросто. Но, несомненно, стоит попробовать. Вавилов как философ интересен сам по себе: не каждый президент Академии наук, физик-оптик в свободное от основной работы время в одиночку и всерьез в личном дневнике из года в год пытался решить чуть ли не все главнейшие философские вопросы, касающиеся «Я», личности, субъекта, души, разума, истины, бога. Однако не менее, чем личность Вавилова, интересны и некоторые его открытия или прозрения.
«Я создан философом и эстетом» (23 июня 1912)
История взаимоотношений Вавилова и философии так же запутанна и противоречива, как и сама эта философия.
«Способность и страсть к обобщениям, к общим формулам, к „философии“, у меня появившаяся давным-давно – в детские годы, подорвала многое, а жизнь сделала и для других и для себя очень часто несносной» (17 октября 1940). «С десяти лет по крайней мере был „философом“, пытающимся пробраться к основам» (30 декабря 1944). «…„философствовать“ стал лет с 10, недаром отец еще тогда дразнил „философом“» (26 февраля 1950). В ранних дневниках Вавилов несколько раз давал названия прошедшим этапам своих философских исканий, например «веселый философический романтизм 12–14 лет», «научное мировоззрение», «эстетизм», «мистический агностицизм» и т. п. (подробнее см. приложение 4.1). К возрасту 15–16 лет относится его первое философское сочинение – «О цели жизни и об оправдании жизни»[409].
Молодой Вавилов предпринимал многочисленные (и безуспешные) попытки освободиться от тяги к «философствованиям». Главной темой его философии на несколько лет стало «воспевание науки» – «науки чистой от всяких проклятых вопросов о цели жизни, Боге, и прочей ерунде» (19 января 1909). Борьба с самим собой за превращение из философа в ученого была очень серьезной. «Я ругался с философией и литературой, а сам ¾ из того, что читал, кажется, посвятил этим двум областям…» (16 февраля 1909). Пять лет подряд Вавилов делает однотипные признания: «Университет… наука, но, Боже мой, от всякой науки я отстал, занимаюсь какой-то философской метафизикой» (13 июля 1909); «…благодарение Богу, начинаю я от всяких историй литератур, критик, философий и прочей дилетантской мерзости отставать ‹…› Не порвать ли сразу и с литературой, и с философией…» (7 февраля 1910); «…я всегда был частью поэтом, мечтателем, философом или ученым. Это я помню отлично. Теперь задача в том, чтоб сделаться ученым всецело» (13 марта 1911); «Я создан философом и эстетом. Все остальное только рамка и ненужное» (23 июня 1912). 1 апреля 1913 Вавилов пишет: «На столе у меня все физики стоят – Лебедевы да Poincaré, в шкафах глядят Гауссы да Ньютоны… и на самом деле как далеко я еще не физик. Да и кто я, Бог знает.
Я ни философ, ни поэт,
Я ни ученый, ни художник,
Во всех ремеслах я сапожник,
И мне на свете клетки нет».
Летом 1913 г. в дневнике поездки в Италию Вавилов очередной раз торжественно делает окончательный выбор в пользу науки. Но 28 сентября 1913 г. – опять поэтические строки на эту же тему:
«Физик я в литературе,
А в науке я пиит.
Искони, видно, лежит
Эта блажь в моей натуре».
В главе о мечтах молодого Вавилова уже были подробно описаны и стремление отречься от гуманитарных увлечений, и регулярное желание тем не менее «пофилософствовать». Эта двойственность сохранилась до конца жизни, выражаясь порой в еще более явной форме: Вавилов обзывал философию болезненной гипертрофией сознания (есть множество записей об этом), мечтая одновременно «побыть в философской нирване» (17 октября 1943). Итогом юношеских «метаний» Вавилова между философией и наукой стала своеобразная «любовь-ненависть» к философии. С одной стороны, он, как это вообще свойственно ученым-естественникам, многократно негативно высказывался о философии: «У меня является истинное, хорошее отвращение ко всяким Кантам, Авенариусам, Махам, Мережковским и пр., pardonnez l’ expression[410], сволоте» (4 мая 1910); «философия и прочая дрянь» (23 января 1913); «„Философы“ – грустное скопище. Неужели люди не найдут себе другой специальности» (1 апреля 1945). С другой стороны, Вавилов многократно признается в своей страсти к философствованиям: «Скорее всего, несмотря на всю мою антипатию к философии, я философ» (7 июля 1913); «Психология моя особенная. Хочется жить, чтобы знать, чтобы узнать ход мира и его смысл. Философский лейтмотив. Остальные все стимулы есть, но не сильные» (5 января 1941); «Проще всего жить не философствуя, лучше всего это выходит у женщин. А, стало быть, мужчинам в силу какой-то биологической необходимости надо философствовать и отрешиться, понять бытие» (13 апреля 1941); «Философия – это и есть попытка настоящего сознания (другое дело, может ли эта попытка удаться), попытка подняться выше себя самого, заглянуть поверх себя» (12 января 1945); «Я философ» (1 января 1946); «Так ясно теперь на конце 56-го года жизни, что я всегда был „обобщителем“ – философом и мой путь где-то между экспериментальной физикой, философией и историей» (1 января 1947); «„философствовать“ хочется больше, чем когда-либо» (9 августа 1947); «…так тянет в философические мысли» (11 сентября 1949); «я, по природе моей, главным образом „философ“» (22 января 1950).
3 августа 1947 г. Вавилов, перечислив ряд имен великих философов от Платона до Гегеля, огорченно написал, что они «ни за что не зацепились реальное, ничего не изменили. В каком же потрясающем различии в сравнении с ними естествознание! Философию пора вывести из этого состояния мертвого хода, и, думаю, это случится». «Все мудрецы кажутся наивными и все надо начинать сначала. Но эта ясность начинает пробиваться только сейчас» (3 марта 1946).
В середине – конце двадцатых годов Вавилов включает философские фрагменты в книгу «Глаз и солнце» – затрагивает тему отличия сна от действительности, обмана чувств от реальности. А в тридцатых годах 40-летний физик-академик начинает публиковать в журналах и сборниках «настоящие» философские работы.
В дневниках В. И. Ленин как философ упоминается лишь один раз[411] – «Пишу со страшным напряжением и бездарностью доклад „Ленин и современная физика“» (30 января 1944). Этот доклад и стал официальной «визитной карточкой» Вавилова-философа. Он был издан отдельной брошюрой, опубликован в книге «Общее собрание АН СССР 14–17 февраля 1944 г.», в двух научных журналах («Вестник Академии наук СССР», «Электричество») и в главном советском философском журнале «Под знаменем марксизма», в научно-популярном журнале «Техника молодежи» и даже упомянут в газетах «Правда» и «Известия».
Вклад признанного классика советской философии естествознания академика С. И. Вавилова в диалектический материализм многократно описан его биографами. Однако официальная философская библиография Вавилова относительно невелика и однообразна. Кроме главной работы – доклада «Ленин и современная физика» (с его двумя ранними версиями – 1934 и 1938 гг. – и несколькими версиями более поздними, 1949–1950 гг.) – Вавилов опубликовал всего четыре философские статьи. При этом все они построены по одному и тому же шаблону, их главная идея проста и малоинтересна (физика подтверждает диалектический материализм – «учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина») и отличаются лишь цитатами из работы В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и разбираемыми примерами – где-то больше внимания уделено оптике, где-то атомной физике. Прочитав еще в юности, среди прочих многочисленных философских сочинений – «с карандашом» и общим одобрением – знаменитый впоследствии «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина (