Знал Вавилов и поэтов начала XIX в. (помимо уже упомянутого Г. Р. Державина). Несколько раз – в основном в ранних дневниках – он цитирует стихи Е. А. Баратынского (1800–1844), в том числе пять раз строки из стихотворения «На смерть Гете» (1832). В записях по поводу чьей-то смерти несколько раз цитируется «Торжество победителей» (1828, перевод баллады Шиллера «Das Siegesfest») В. А. Жуковского (1783–1852): «Спящий в гробе мирно спи…» 21 сентября 1910 г. молодой Вавилов выписывает в дневник строки из стихотворения И. М. Долгорукова (1764–1823) «Хижина на Рпени», в 1911 г. – пишет свои полемические вариации на тему двустишья А. Н. Нахимова (1782–1814): «Коли наука – огнь, печь – наша голова // Что ж разум нам? Солома и дрова» (20 января 1911).
Из других имен русских поэтов можно упомянуть «походя» цитируемых А. К. Толстого (1817–1875), К. Р. (великого князя К. К. Романова, 1858–1915), Н. А. Некрасова (1821–1877).
Поэты, писавшие на других знакомых Вавилову языках, цитируются в дневнике существенно реже. Дважды, в 1910 и 1941 гг., Вавилов упоминает в рассуждениях «Оду к радости» Ф. Шиллера (1759–1805) и цитирует знаменитую строчку «Seid umschlungen Millionen»[567]. В период изучения латыни Вавилов изредка цитирует Горация. На французском цитирует (или переписывает в дневник) стихи П. Верлена (1844–1896), Э. Ростана (1868–1918), Ж. М. Гюйо (1854–1888), нескольких других поэтов, упоминает патриотическую песню «Ça ira!» (с призывом «Аристократов на фонарь!»). На итальянском – всего пару раз цитирует «Божественную комедию» Данте, упоминает Г. д’ Аннунцио (1863–1938) да еще в дневниках 1915–1916 гг. для обозначения разухабистой жизни армейских сослуживцев использует полтора десятка раз итальянский оборот «Gradita è la vita fra Bacco ed Amor»[568] – строку из ариетты Дж. Россини (1792–1868) «Оргия» на стихи К. Пеполи (1796–1881).
Из «иностранных» поэтов Вавилов особо выделил Омара Хайяма: «Прочел еще раз Омара Хайяма в немецком переводе. Омар в 11-м веке сказал почти все, что сказали потом все этические мудрецы вместе взятые. В пределах „обыденного“ опыта он исчерпал вопрос. Он не догадался только до эволюции, которая придает смысл всем неприятностям человеческим, смысл не индивидуальный, а природный, родовой, космический» (12 февраля 1950).
Ниже приводятся некоторые из процитированных Вавиловым в дневнике стихотворений (Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Гейне, Белый, Брюсов, Державин, Соловьев, Гете, Блок).
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь – как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец –
Живу печальный, одинокой,
И жду: придет ли мой конец?
Так, поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист,
Один – на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист!..
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне…
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?
Бурной жизнью утомленный,
Равнодушно бури жду:
Может быть, еще спасенный,
Снова пристань я найду…
‹…›
Поэт по лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал.
Он пел – а хладный и надменный
Кругом народ непосвященный
Ему бессмысленно внимал.
И толковала чернь тупая:
«Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней?»
Поэт.
Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;
Тебе бы пользы все – на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.
Чернь.
Нет, если ты небес избранник,
Свой дар, божественный посланник,
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя.
Поэт.
Подите прочь – какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; –
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, – полезный труд! –
Но, позабыв свое служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды –
И чей-нибудь уж близок час.
‹…›
День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.
‹…›
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
‹…›
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! – Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце… что же
Он будет без него? Тиран…
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои –
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, –
Любуйся ими – и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, –
Питайся ими – и молчи.
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, –
Внимай их пенью – и молчи!..
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул –
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!..
Всё во мне, и я во всем!..
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, темный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении творца!
И смысла нет в мольбе!
О чем ты воешь, ветр ночной?