Сама тумбочка без дверцы была вся заставлена пузырьками с лекарствами и завалена блистерами таблеток. На верхней полке лежала придавленная пузырьком Корвалола пачка анализов и других медицинских документов, касавшихся здоровья бабки.
На другой тумбочке стоял электрофон «Юность», несмотря на название прибора, как помнил Камарильин , этот электрофон был у бабки еще лет двадцать назад.
Камарильин решил, что электрофон заберет с собой прямо сегодня, а вот чтобы вывезти трюмо и диван придется нанимать машину.
В тумбочке под электрофоном обнаружились несколько пластинок. Прокофьев, Бах, Чайковский, Рахманинов, Моцарт, Бетховен и еще несколько композиторов, о которых Камарильин никогда не слышал, бабка видимо признавала только классику. Впрочем, Камарильин вдруг поймал себя на мысли, что не помнит, чтобы бабка когда-либо включала этот электрофон.
Возможно, она получала наслаждение от коллекционирования пластинок, а не от их прослушивания.
На диване было расстелено белье, рядом стоял торшер в отличном состоянии.
На еще одной, пустой внутри, тумбочке рядом с торшером лежала единственная в бабкиной квартире книга — «Справочник хозяйки-колхозницы: 500 блюд из крапивы». Книга покрылась густым слоем пыли, вероятно, блюда из крапивы бабка давно уже не готовила. Рядом с пустой тумбочкой из обоев сиротливо торчала телефонная розетка, но самого аппарата у бабки не было.
Балкон оказался заставлен пыльными стеклянными банками с заготовками, еще здесь были лыжи, детские санки, куски рубероида, велосипедное колесо и приколотый к стене календарь за 1974 год.
Закончив осмотр комнаты и балкона, Камарильин собирался пройти в ванную или на кухню, но в этот момент в дверь вдруг робко постучали. Камарильин замер.
Камарильин III
7 мая 1986
Закрытое административно-территориальное образование
«Бухарин-11»
Камарильин сперва решил, что это вернулась за электрофоном управдомша, но, поразмыслив, он понял, что это точно не она. У управдомши был ключ от квартиры, кроме того, управдомша, будучи лицом наделенным властью, не стала бы стучать так осторожно.
Тем временем стук повторился, он теперь стал настойчивее.
Камарильин осторожно подошел к двери. Он сейчас жалел, что закрыл вторую внутреннюю дверь, глазка в этой двери не было, а при открывании деревянная дверь оглушительно скрипела. Таким образом, осторожно посмотреть в глазок, не демаскировав при этом своего присутствия в квартире, Камарильин не мог. А вдруг это из милиции? Камарильин, честно говоря, не знал, имеет ли он сейчас право находиться в квартире покойной.
Стук повторился.
Решившись, Камарильин отважно и быстро распахнул обе двери.
На лестничной клетке стоял Цветметов. Нежданный гость был низок, сутул и тощ. Из-за какого-то дефекта позвоночника его плешивая головка на тонкой шее выпирала вперед, что придавало Цветметову сходство с грифом. Черты лица были как будто смазанными, кашеобразными, их дополняли близорукие крысиные глазки. Серая рожа Цветметова цветом и консистенцией напоминала тряпку, которой протирают доску в школьных классах.
От Цветметова несло перегаром на весь подъезд. Когда Камарильин открыл дверь, Цветметов как раз собирался постучать еще раз, его занесенная для стука тощая рука висела в воздухе еще несколько секунд, и лишь потом медленно и безвольно опустилась вниз. От Камарильина не укрылся тот факт, что руки у гостя дрожали.
— Здрасти, — хрипло произнес Цветметов.
— И тебе не хворать.
— Что же вы мне не сказали? Почему?
Камарильин молчал. Цветметов стыдливо потупился, но несколько секунд спустя неуверенно продолжил:
— Что же вы мне не сказали, что бабка померла? Я вот и похороны пропустил. Узнал случайно, только что...
— Ты зачем приперся, Цветметов?
Цветметов ошарашено посмотрел на Камарильина, потом попытался заглянуть Камарильину за плечо в бабкину квартиру. Однако ничего не вышло, Камарильин был выше Цветметова на целую голову и вдвое шире в плечах, так что полностью закрывал обзор.
— Мы же родня все-таки, — неопределенно заявил Цветметов, — Мы с бабкой. И с тобой тоже. И ты с бабкой тоже.
— Да-да, все мы родня, я в курсе. Ладно, заходи. Но в квартире ничего не трогать, ясно?
Цветметов, воровато озираясь, вошел в квартиру, Камарильин закрыл за ним дверь.
Присутствие Цветметова затрудняло осмотр, теперь придется одним глазом оценивать бабкино имущество, а вторым — следить за Цветметовым, чтобы ничего не спер.
Камарильин и сам не знал, зачем он вообще впустил Цветметова в квартиру. Вероятно, дело было в извечной жалости русской интеллигенции к убогим. Можно конечно было спустить Цветметова с лестницы или просто послать его и не пускать в квартиру, но Достоевский бы не одобрил такого отношения к маргиналам, а Камарильин больше всего на свете любил соотносить свою жизнь и поступки с поучениями классиков русской литературы.
— Пошли на кухню.
Цветметов покорно прошел на кухню и робко уселся на трехногий табурет.
На подоконнике в деревянных кадках росло нечто типа осоки, на протянувшейся через всю кухню веревке сушилось покрытое желтыми пятнами нижнее белье и вязаные чулки бабки вперемешку с головками чеснока и какими-то целебными травами, видимо собранными еще прошлым летом.
Несмотря на сделанную нанятой соседкой уборку, в мойке до сих пор лежали грязные тарелки, свидетели последней трапезы бабки. Над кухонным шкафом в углу висела пластмассовая радиоточка.
— Надо бы помянуть бабку. А то не по-людски, — робко предложил Цветметов.
— Не пью, — сухо ответил Камарильин.
— Да ты добавь пятерку, а, помянем, все как нужно. А то у меня не хватает, — подтверждая свои слова, Цветметов вынул из кармана треников засаленную пятирублевку.
— Я же сказал: не пью.
Цветметов совсем посерел и погрустнел. Камарильин тем временем осмотрел кухонные шкафчики, он достоверно помнил, что у бабки должны были быть серебряные ложки, но в шкафах попадался один алюминий. То ли бабка хорошо спрятала все серебро, то ли ложки достались управдомше или соседке, мывшей здесь полы. В одном из шкафчиков обнаружились холщовые мешки с рисом и несколько банок бычков в томате.
Неожиданно в дверь снова постучали, на этот раз стук был не робким, а мощным и требовательным. Камарильин и Цветметов тупо уставились друг на друга, как будто стучать мог кто-то из них двоих. Стук повторился.
— Это кто? — испуганно спросил Цветметов
— Без понятия.
Камарильину уже надоели нежданные визитеры, он быстро прошел к дверям и открыл их.
И тут же пожалел об этом. Гость на этот раз выглядел гораздо внушительнее Цветметова. Стоявший на лестничной клетке мужик был в красных трениках, спортивном в тон треникам джемпере и явно заграничных кроссовках. Под джемпером была майка с надписью «Олимпиада — 1980», с объемного пуза посетителя Камарильину улыбался изображенный на майке мишка-атлет. На бычьей шее гостя болталась просверленная гильза на серебряной цепочке. Эта гильза была явным подражанием злодеям-американцам из прошлогоднего фильма «Координаты смерти» о вьетнамской войне, и подобный мрачный символизм совсем не понравился Камарильину.
Жирные пальцы гостя украшали синие татуировки, свидетельствовавшие о пребывании визитера в местах лишения свободы. Стоявший на лестничной клетке мужик был совершенно лыс и выше Камарильина на голову.
Посетитель улыбнулся Камарильину, продемонстрировав золотые зубы:
— Не узнаешь?
— Если честно, нет.
Мужик расхохотался:
— Ну ты, блин, даешь, зема. С тобой вместе на великах гоняли по этим вот дворам, лет десять назад. Я тебе еще как-то колеса проткнул, а ты мамке жаловаться побежал, как последняя крыса.
— Славик? — внутри у Камарильина все похолодело. Узнать в этом жирном мужике худосочного друга детства было затруднительно. Славик тогда был ниже Камарильина, но уже состоял на учете в детской комнате милиции. Самым же паршивым было то, что Славик был ближайшим родственником бабки — он приходился покойной племянником.
— Узнал, сучара, — развеселился племянник Славик, — А ты, я слыхал, теперь большой человек, журналист!
— Я писатель, — обиделся Камарильин.
— Да знаю я, в газеты хуячишь, да?
— А откуда ты знаешь?
— Обижаешь, братан. Я справки о тебе навел. Усек?
Не дожидаясь ответа, Славик бросился жать Камарильину руку. Лапа у Славика была потной, а рукопожатие крепким. Больше всего Камарильина насторожило то, что Славик по его словам «навел справки». Славик дружески похлопал Камарильина по плечу, в процессе этого действия отодвинул его в сторону с дороги и по-хозяйски прошел в квартиру. Однако уже в коридоре он столкнулся с Цветметовым:
— Оппаньки. А это что за кент?
— Здрасте, — неопределенно поприветствовал гостя Цветметов.
Но Славик уже жал Цветметову руку.
— Я Славик, племянник покойной. А ты че за хер с горы?
— Я Цветметов. Послушайте, Владислав...
— Я вообще-то Вячеслав, братан.
— Вячеслав, я очень рад знакомству. Послушайте, вы же племянник, вы должны понять, надо бы помянуть усопшую, по-русски, как положено...
— Да о чем базар, братка? Держи, только давай быстрее, одна нога здесь — другая там, а мы пока с корешем перетрем, — Славик деловито вынул из кошелька две пятирублевки и протянул их Цветметову. Цветметов жадно схватил деньги и тут же выбежал из квартиры.
«Перетирать с корешем» Камарильину совсем не хотелось, но и уйти, бросив на растерзание родни бабкину квартиру, он не мог.
Славик, оставив входную дверь открытой, прошел в комнату и по-деловому осмотрелся. Взгляд племянника упал на прямоугольное пятно среди пыли на тумбочке.
— Ебать мой хуй, а где же телик?
— Управдом забрала.
— Ну ты даешь, зема. У тебя под носом крысятничают, а ты стоишь еблом щелкаешь. Где сейчас эта сука?
— Дома она, наверное. Дверь напротив.
— Погнали. Ща предъяву киданем. — Славик решительно вышел из квартиры на лестницу и застучал в дверь управдомши. Камарильин поплелся за ним.