Цветметов ощутил во рту вкус алкоголя перемешанного с рвотой. Ему было плохо и страшно. Он вдруг осознал, что, то существо, которое он видел сверху, идет сюда, к железной бочке.
Но Цветметов был не один внутри железного цилиндра. Черный Человек подошел к Цветметову, этого человека Цветметов боялся даже больше, чем ту тварь снаружи. Цветметов не мог рассмотреть ни лица, ни одежды человека, видение все еще мерцало, распадаясь на тысячу бликов, и вновь собираясь заново.
— Ну что, сынку, помог тебе твой Благодетель?
Цветметов пытался вырваться из видения, он не хотел смотреть дальше, но баночка не выпускала его, видение опутывало Цветметова подобно ночному кошмару, когда хочешь проснуться, но не можешь.
— Падающее — подтолкни!*, — произнес Черный Человек и ударил Цветметова в лицо. К алкоголю и блевотине во рту примешался вкус крови. Цветметов упал.
— Ты сражался достойно, — сказал Черный Человек, — Копье, которое бросаю я во врагов своих! Как благодарен я им, что могу наконец метнуть его!*
Голову Цветметова вдруг пронзила резкая, невыносимая, невиданная прежде боль. Но это длилось лишь мгновение, затем все исчезло — железная бочка, Черный Человек, та тварь снаружи.
Цветметов теперь стоял посреди тундры, выл холодный ветер, пурга стелилась по промерзлой земле под чужими серыми небесами. Из метели навстречу Цветметову вышли три золотоволосые девушки в костяной броне. Глаза девушек были синими, ледяными.
* Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого».
Здесь и далее цитируется в переводе В.В.Рынкевича под редакцией И.В.Розовой, М.: «Интербук», 1990
Цветметов III
10 мая 1986
ночь
Закрытое административно-территориальное образование
«Бухарин — 11»
В следующее мгновение все закончилось, видение выплюнуло Цветметова, и он вновь оказался на собственной засранной и темной кухне среди банок с бабкиными соленьями.
Кухня вдруг почему-то показалась Цветметову нереальной и не имеющей никакого значения. Впечатление усиливало марево, все еще сиявшее над зданием института, и заполнявшее квартиру синим цветом.
Речь вернулась к Цветметову не сразу:
— Блять. И это все? Я же ни хуя не понял, баночка. Тот человек меня застрелил? Он затирал про какие-то копья, но я уверен, что Черный Человек застрелил меня из волыны. За что, блядь? Хули я сделал? И кто он такой вообще? И что за железная бочка? А что за хуйня убила всех вокруг бочки? Что за американские десантники в черной форме там валялись? И девушки, тундра... По крайней мере, это было не больно. Точнее больно, но недолго. Я ведь умер, да? Но как же страшно, блять ... Но самое главное — я спрашивал когда, а не как? А если я не буду ходить в железные бочки — меня ведь тогда не убьют? Я могу изменить этот ебучий мультик, чтобы его не было? И когда вся эта хуйня произойдет? Завтра, через месяц, через год? Когда, баночка? Когда?
Цветметов увидел двух охотников в тундре. Черноглазый дикарь пытался предупредить о чем-то светловолосого юношу, но юноша не знал его языка, а опасность тем временем все приближалась. Это означало:
— Я не понимаю.
— Хули тут понимать? — рассвирепел Цветметов, — Я спрашиваю, когда это произойдет? Когда этот мудак меня убьет? Когда?
Ответом был тот же образ охотников.
— Я не понимаю.
— Бля, — совсем расстроился Цветметов, — Вот, смотри, рассольчик, я сейчас возьму календарь...
Цветметов вдруг вспомнил, что календаря у него отродясь не было, часов тоже давно уже не было, их Цветметов пропил. Объяснить концепцию времени тупой баночке без календаря и часов было затруднительно, тем более, что Цветметов никогда не был силен в объяснениях.
— Ну скажи, хотя бы, какое там было время года, когда меня застрелили, а то я нихуя не рассмотрел. Может, был какой праздник или выходной? Ну там Новый Год, годовщина Октября, день рождения Ильича, или что-то в это роде... Скажи мне, блять, через сколько суток с этого самого момента это произойдет? Ну, сколько раз солнышко встанет и опять закатится, прежде чем меня убьет этот мудак?
Ответом Цветметову был уже знакомый образ парящих в пустоте геометрических фигур и линий, потом он увидел маленьких дикарей в юрте, девочка стащила с себя сшитый из шкур плащ и показала мальчику грудь со вставленным в сосок железным кольцом. Последним был показанный Цветметову уже в третий раз образ говоривших на разных языках охотников в тундре.
— Я показал. Я не понимаю.
Цветметов уже собирался обматерить рассол, но в этот момент баночка вдруг снова начала вещать.
Цветметов увидел моряков на деревянном корабле, плывущем по ледяному океану. В воздухе свистели подожженные стрелы, корабль пылал. Моряки пытались спастись, бросившись с корабля в воду, но в воде их пожирали жирные черные твари.
— Страшно.
Это была не совсем фраза, скорее эмоция, переданная через образ.
Цветметов осознал, что страх баночки напрямую касается видения о смерти Цветметова, но не самого убийства, а чего-то другого. Там в видении промелькнуло нечто ужасное, нечто напугавшее баночку и вогнавшее ее в состояние шока.
Страх, транслируемый заготовкой в мозг Цветметова, был настолько сильным, что Цветметов даже забыл о собственной смерти. В видении было нечто гораздо более жуткое, на фоне чего смерть Цветметова казалась пустяком. Но это нечто промелькнуло там лишь на мгновение, Цветметов не понимал, что именно так напугало баночку.
Перед Цветметовым вновь возник образ старухи у костра, этот образ уже был ему знаком, он означал:
— Человек.
Цветметов увидел, как огромный волк прыгает из засады на охотника, как дикарь ест ядовитые пьянящие ягоды в юрте, как высокий мужчина втыкает в мерзлую землю тундры пограничный костяной столб.
— Он там, в видении. Он рядом.
— Послушай, рассольчик, не надо так переживать...
Но баночка теперь даже не слышала Цветметова, Цветметов ощущал ужас, объявший заготовку, ей сейчас нужен был собеседник, готовый разделить с ней страх и горе, ужасное и невыносимое. Цветметов совсем не хотел смотреть, но баночка вдруг вывалила на него целый поток образов.
Мальчик вырвал у девушки из рук железный кувшин. Охотник бил оленей на чужих землях. Дикарь ударил ножом своего товарища и сорвал с окровавленной шеи костяной амулет. Двое мужчин забрались в костяные санки. Человек на ярмарке на берегу океана набивал карманы вяленым мясом. Черноглазый юноша похитил чужую женщину из юрты.
— Вор.
Дикари изнасиловали девушку, и она родила черноглазого ребенка. Волчица в тундре ощенилась мертвыми волчатами. Старик ел гнилое мясо. Человек убил собственного отца в жарко натопленной юрте. Девушка и юноша предавались любви, рядом лежали их костяные доспехи и ножи.
— Ублюдок.
Цветметову казалось, что у него сейчас взорвется голова. Он хотел попросить баночку пощадить его, остановиться, но баночка продолжала вещать. Цветметов не мог говорить, сам дар речи был потерян, сметенный мощным потоком видений. Образы теперь стали совсем другими — они были эмоционально насыщенными, окрасились страхом, неуклонно переходившим в ненависть. Каждое видение болью отпечатывалось в мозгу Цветметова. Цветметов раньше никогда не ощущал такой мощной, всепоглощающей злобы.
Дикари ворвались в деревню и перебили всех детей и женщин, пока мужчины были на охоте. Правитель приказал отрезать груди девушке. Деревянные корабли с костяными каркасами горели и тонули. Мужчина вошел в запретное место. Черноглазого юношу закололо рогом косматое чудовище. С юга пришел новый воинственный народ, убивавший и высоких светловолосых людей, и черноглазых дикарей. Дети резали собственных родителей. Убийства. Казни. Смерть. Катастрофа.
— Мразь. Вор, ублюдок, мразь.
Цветметов сходил с ума, образы громоздились один на другой. Среди них постоянно мелькало нечто размытое и резко контрастирующее со всем остальным, вначале оно только смутно ощущалось, но потом, возрастая, становилось все более ярким и четким. Постепенно этот образ вытеснил все остальные, заполнил все сознание Цветметова, и тогда Цветметов понял, что он наконец видит его, человека которого боялась и ненавидела баночка. Цветметов сразу понял, что это не Черный Человек, не тот, кто убил Цветметова. Этот был другим.
— Вор.
Видение колебалось и мерцало, окрашенное ярко-красной ненавистью, смешанной со страхом.
Цветметов стоял где-то очень высоко, под самыми облаками. Наверное, это была какая-то башня, но ее очертания были размытыми, баночка не хотела показывать Цветметову, где именно он находится. Цветметов смотрел вниз на раскинувшийся под башней городок, несмотря на огромную высоту, он видел городок совершенно ясно, во всех деталях.
Поселение было пустым, заброшенным, на улицах лежали трупы. В центре города возвышался памятник, изображавший человека со стаканом в руке, на магазинах висели вывески — некоторые на русском, другие на иностранных неизвестных Цветметову языках.
Была осень, ветер носил по улицам мусор и палую листву. Возле железной дороги копошилась большая стая одичавших собак, на одной из площадей столпилось около сотни детей. Но ни те, ни другие не интересовали баночку, все ее внимание было приковано к бредущему по центральной улице человеку.
Человек шел пошатываясь, было заметно, что он обессилен, за спиной у него висела двустволка, рядом бежала крупная овчарка. Цветметов заметил, что бредущий по мертвому городку человек избегает смотреть в ту сторону, откуда за ним наблюдал Цветметов. Как будто человек знал, что за ним подсматривают, и боялся обнаружить это знание.
В следующую секунду Цветметов растворился в потоке ужаса, ненависти и боли
Это был он, человек, ковылявший по мертвому городку, он был тем ублюдком, мразью, вором. Он взял не принадлежавшее ему, он обманул баночку.
Мразь.
Видение вдруг растрескалось красными кровавыми трещинами, городок исчез.