Молчание, наступившее после грохота, с которым раскрылись двери, нарушил лорд, хозяин зала. Он слегка улыбался, но неприятной, насмешливой улыбкой.
Человек у входа посмотрел ему прямо в глаза. Он не улыбался. Напротив, лёгкие морщины в углах рта и глаз говорили, что он с трудом сдерживает ярость. И дальше в зал он не входил.
— Ты не сообщил, что окажешь нам честь своим присутствием, — продолжал лорд. — Но для родственника всегда найдётся место в Катале…
— Такое же, как в Ан-Яке? — впервые заговорил вновь пришедший. Говорил он негромко, и у Бриксии появилось странное ощущение, что в ней тоже возникает напряжение, подобное тому, с каким пришелец еле справлялся.
— Странный вопрос, родич. Что бы он значил? Может, у тебя и твоего водяного народа какие-то неприятности?
Человек у двери рассмеялся. «Правильный вопрос, Элдор! Неприятности, говоришь? А почему ты спрашиваешь? Ведь ты умеешь читать мысли, у тебя много глаз и ушей, слушателей травы, птиц и всего остального, и ты должен знать, что случилось».
Лорд покачал головой. «Ты переоцениваешь мои возможности, лорд Зарстор».
— Да, неприятности, — взорвался Зарстор. — Те, что происходят от злых желаний, от сношений с силами, одна мысль о которых грязнит человека. У меня нет таких возможностей, как у тебя, Элдор, но я слышал о призывах, переговорах, свиданиях, о том, что началось странное оживление. Мне говорили о Проклятии…
Когда он произнёс последнее слово, снова наступило молчание… такое молчание предшествует громкому боевому кличу. Никто из сидевших за столом не шевельнулся. Они как будто мгновенно застыли.
Молчание нарушила женщина с белыми камнями.
— Ты говоришь в гневе, лорд Зарстор, и слишком торопливо.
Впервые взгляд Зарстора оторвался от Элдора; пришедший взглянул на женщину и сразу снова на лорда, как будто у него имелась причина постоянно видеть хозяина зала. Заговорил он уважительно, но при этом не смотрел на женщину:
— Ваша светлость, я сердит, да. Но человек имеет право сердиться на несправедливость и тем вооружиться против зла. У моих друзей тоже есть силы. На меня и на Ан-Як наложено Проклятие… Перед твоим алтарём, в полном свете луны я готов поклясться в этом!
Женщина повернула голову и взглянула прямо на Элдора.
— Мы услышали, что на лорда и его землю наложено Проклятие. На это должен быть дан ответ…
Улыбка Элдора стала шире. «Не беспокойтесь, ваша светлость. Разве не правда, что отношения родственников — тайна, и должны оставаться только между ними?»
Но теперь вмешался юноша в шлеме с гребнем в виде лошади. В тени его шлема видно было, как он нахмурился.
— Да, лорд Элдор, только родич может вмешаться в спор двух родственников, таков обычай. Но Проклятие — не такое простое дело, чтобы забыть о нём без обсуждения. С самого начала оказавшись здесь, я задаю себе вопрос, почему оказана такая честь некоторым из присутствующих, — и он лёгким наклоном головы указал на жабу и птицу-женщину на другом конце стола.
Среди гостей поднялся негромкий ропот, как показалось Бриксии, одобрительный. Но ни жаба, ни птица-женщина не проявили ни удивления, ни гнева.
Вслед за ропотом раздался голос женщины с зелёными волосами, голос лёгкий, как шелест весенней листвы:
— Лорд Элдор, невежливо гостям так говорить, но в наше время, когда силы стоят против сил, может быть, разумно тебе забыть о вежливости и всё-таки ответить…
Глава 11
— Правильно говоришь ты, леди Лалана, что невежливо спрашивать у хозяина, почему и кого он приглашает на пир. Но так как в нашем обществе все откровенны… что ж, мне не нужно скрывать свои поступки, — он говорил уверенно и высокомерно.
— Это правда, что есть отчуждение между нами, из Арвона, и теми, кто живёт в дикой местности. Главным образом потому, что никто не задаёт себе вопроса о причине этого. У нас нет общей крови, мы разных родов, но мы долго мирно жили по соседству…
Женщина в белых камнях встала. Бриксия подумала, что та своим спокойным лицом хочет упрекнуть говорящего. Женщина подняла руку к груди и сделала жест, за которым девушка не смогла уследить. Но в воздухе вспыхнул белым огнём символ. Несколько мгновений он и оставался белым, как свет полной луны летом. Но потом словно кровь стала примешиваться к нему и загрязнять белизну. Розовый оттенок становился всё темнее, но края символа оставались чёткими и хорошо заметными.
Символ стал алым. Но изменения ещё не закончились. Он всё темнел и темнел, в конце концов почти почернев. Потом задёргался в воздухе, как будто стал живым существом, которому эти изменения причиняют муку.
И вот белый символ стал совершенно чёрным, и вся его суть изменилась. А сидевшие за пиршественным столом выглядели всё более мрачными и встревоженными. Только жаба и женщина-птица оставались равнодушными и спокойными.
Даже Элдор сделал шаг назад. Он поднял руку, словно хотел стереть этот мрачно светившийся знак. Потом снова опустил руку. Лицо его стало серьёзным.
Но не он нарушил молчание. Все в зале затаили дыхание, ожидая конца этого катастрофического происшествия. Заговорила женщина, начертавшая символ:
— Да будет так… — эти три слова прозвучали, как приговор суда, определяющего судьбу целых народов.
Очевидно в ответ на эти слова большинство сидевших за столом встало, повернув к Элдору напряжённые обвиняющие лица. Однако тот держал голову высоко и вызывающе смотрел на них.
— Я лорд Варра! — он произнёс это подчёркнуто, словно слова его имели ещё один, тайный смысл.
Женщина с белыми камнями слегка наклонила голову.
— Ты лорд Варра, — спокойно согласилась она. — Ты подтвердил своё господство. Но лорд отвечает за свою землю — в конечном счёте всегда отвечает.
Его зубы сверкнули в волчьей улыбке. «Да, за право быть лордом нужно отвечать. Вы полагаете, ваша светлость, я не задумывался над этим до того…»
— До того как сговориться с этими! — Зарстор сделал несколько шагов в глубь зала. Он поднял руку и указал на жабу и птицу-женщину.
Элдор рявкнул: «Я сказал, что мы с тобой одни решим дело, родич! Ты стыдишь меня, и за это я наложу и на тебя, и на твою землю, и на этих людей-рыб, с которыми ты живёшь, ещё худший стыд! Едоки грязи, живущие в грязи, осквернители мира… — голос его перешёл в крик. — Ты опозорил наш род, ты унизил нашу кровь, превратил её в пыль…»
Однако чем больше гневался Элдор, тем спокойнее становился Зарстор. Воины в чешуйчатых доспехах теснее окружили его, положив руки на рукояти своих мечей; Бриксия видела, как они бросали быстрые взгляды по сторонам, словно ожидая, что со стен зала на них набросятся враги.
— Спроси себя самого, Элдор, — заговорил Зарстор, когда хозяин замка смолк, чтобы перевести дыхание, — спроси себя, с кем ты общаешься. Чем ты заплатил за Проклятие? Может, пообещал Варр…
— Ахххх! — ответом послужил гневный вскрик. Но тут внимание Бриксии привлекло лёгкое движение в конце стола.
Птица-женщина подняла свой кубок и теперь внимательно смотрела в него. То, что она там видела, должно быть, интересовало её гораздо больше спора двух лордов. Она неожиданно опустила голову. Отпила ли она жидкости или наоборот — плюнула в неё? Бриксия не могла бы сказать. Но неуловимым движением она бросила кубок на середину стола, прямо перед троном Элдора.
Полыхнула вспышка — может ли пламя быть чёрным? — от ударившегося о стол кубка. Послышались крики. Сидевшие отшатывались от языков чёрного пламени.
Даже Элдор отступил, закрыв лицо руками. А остальные, и среди них зелёная женщина, бежали от жадного пламени.
Пламя становилось всё темнее и выше. Оно закрыло сцену перед Бриксией. Она еле смогла увидеть, как гости бежали через дверь, с ними смешались Зарстор и его воины.
И в то же время Бриксия почувствовала, что ящичек, который отдала ей Ута, стал тёплым — нет, горячим, — его прикосновение вызывало боль! Но она не могла разжать руку и выронить его.
Зал исчез — вместе с чёрным пламенем. Девушка оказалась в серой пустоте. Она тяжело дышала, как будто здесь не хватало воздуха, чтобы заполнить лёгкие.
Серая завеса превратилась в полоску местности — голую… изрытую бороздами… но эти борозды были не от плуга. Нет, словно большой меч рубил и рубил эту землю, изгоняя всё живое отсюда.
Туман поднимался выше, открывая всё большие пространства этой серой безжизненной поверхности. Но Бриксия откуда-то знала, что когда-то здесь процветала прекрасная страна — до того, как на неё опустилась тень. Она видела каменные плиты, тронутые временем и языками пламени, и точно знала, что некогда здесь возвышалась крепость, гордая и великолепная.
И вот из тумана — а он рассеялся только на небольшом расстоянии — вышли два человека. Из окружала дымка, которую девушка узнала: вуаль ненависти, она уничтожила в этих людях всё, чем они жили. И это место — не их земля («Откуда я всё это знаю?» — бегло подумала Бриксия), а ад, который они сами создали себе. Неважно, кто был прав вначале, теперь оба были запятнаны, загрязнены своей взаимной враждой, в отчаянии и гневе обратившись ко Тьме, не получив поддержки от Света. И теперь они захвачены, должны вечно бродить по своему аду.
Кольчуги их почернели, покрылись засохшей кровью. Оружейные перевязи обоих были лишены мечей. Только ненависть оставалась их оружием.
Один из них поднял руку и швырнул шаровую молнию ненависти и гнева в своего противника. Шар разбился о его грудь облаком чёрных искр. Соперник пошатнулся, отступил на шаг-другой, но не упал.
Тот, в кого пришёлся удар, хлопнул в ладоши. Никакого звука не было слышно. Но бросивший шар задрожал с ног до головы, как молодое деревце под порывом бури.
Бриксия, против своего желания, абсолютно без участия собственной воли, прошла вперёд и остановилась между этими двумя. Они слегка повернули головы, и она увидела их лица в тени измятых шлемов. Лица их выжгла страсть, но девушка узнала в них Элдора и Зарстора, состарившихся в ненависти.