— Конец еще темнее, чем начало, — сказала императрица. — Григорий Александрович, объясните мне, как попала сюда эта девушка?
— Ваше императорское величество, — ответил Потемкин, — мадемуазель Аделина рассказала вам правду, только она сама была обманута. Лицо, приносившее ей письма от возлюбленного, было посылаемо князем Орловым; карета, ожидавшая бедняжку, принадлежала князю Орлову и должна была увезти девушку в Гатчину, где она оказалась бы беззащитной во власти князя.
— Всемогущий Боже, — в ужасе воскликнула Аделина, — какая страшная бездна разверзлась перед моими глазами! Какое дьявольское предательство! Защитите меня, ваше императорское величество!
— Будьте спокойны, мое дитя, — сказала Екатерина Алексеевна, — вы здесь в безопасности! Ну, дальше, Григорий Александрович! Расскажите, как попала сюда эта девушка.
— Мои глаза зорки, ваше императорское величество, — произнес Потемкин, — я видел, что девушку оплетают ложью, точно паутиной. Я велел захватить посланца Орлова и узнал от него тайну и коварный план; мои люди ждали карету на дороге в Гатчину, они захватили экипаж и доставили девушку сюда.
— Мы должны прежде всего защитить ее, — воскликнула Екатерина, — а защита невинного — это почти суд над виновным. — «Может быть, это даже к лучшему, — подумала она. — Больше он не посмеет делать мне неуместные замечания, как это было сегодня». — Благодарю тебя, Григорий Александрович, — проговорила она, протягивая Потемкину руку, а затем, погладив по голове Аделину, продолжала: — Встаньте, дитя мое! Вы находитесь под защитой вашей государыни, и все должно кончиться счастливо. Я позабочусь о вашем счастье. Прикажи, Григорий Александрович, чтобы сейчас же заложили моих лучших лошадей; отряд казаков должен быть готов сопровождать карету. Эта девушка сейчас же должна отправиться в Шлиссельбург и привезти сюда своего возлюбленного, а завтра утром…
Один момент Потемкин как будто колебался: он, по–видимому, хотел что‑то сказать императрице. Аделина, схватив руку Екатерины, покрывала ее поцелуями и слезами.
Государыня, видя это, стала торопить Потемкина, сказав ему:
— Поспеши же, Григорий Александрович, поспеши! Видишь? Видишь, в каком нетерпении находится эта девушка!
Потемкин медленно вышел, тихо бормоча:
— Пожалуй, так будет даже лучше — чем менее я буду вмешиваться, тем более эффектной будет моя победа.
Государыня подошла к своему письменному столу и написала коменданту крепости приказ немедленно отпустить подпоручика Мировича, дабы он уже утром мог явиться к ней.
— Вот, дитя мое, талисман, который откроет вам дорогу к вашему возлюбленному, — сказала она Аделине. — Приведите его ко мне, и вы не разочаруетесь в том, что доверились своей императрице.
Вошел Потемкин и сообщил, что все готово к отъезду. Он сам проводил девушку на один из внутренних дворов, и Аделина вторично отправилась в путь. Однако на этот раз ее сердце радостно билось в груди и слезы благодарности застилали глаза.
Екатерина вернулась к гостям. Она ни одним словом не обменялась с Потемкиным; он, в свою очередь, решил выжидать. Первая ставка была выиграна им, и он верил, что так же пойдет и дальше.
В продолжение еще часа государыня беседовала со своими гостями, все были очарованы ею, таким образом, когда она удалилась, все общество было настроено еще веселее, чем в начале вечера. Ее краткое отсутствие было почти забыто, и каждый к тому же мысленно решил, что полученное ею сообщение было приятно. Только великий князь и граф Панин покинули зал в мрачном нестроении.
Потемкин, покончив со своими обязанностями, отправился в отведенные ему апартаменты. Он сидел глубоко задумавшись, когда дверь отворилась и в комнату вошла Екатерина в легком кружевном одеянии.
Потемкин встал и пошел ей навстречу. Она бросилась ему на грудь и, обнимая его, воскликнула:
— Еще раз благодарю тебя, мой дорогой друг, за твою бдительность. Ты освободил меня от упреков неблагодарности, а неблагодарность означает низость и недостойна благородного сердца!
— И что произойдет теперь? — спросил Потемкин, смотря на императрицу серьезным, вопросительным взглядом.
— Что произойдет, — воскликнула Екатерина, — о том не будем пока думать, завтра над миром засияет день, тогда и мой ум ясно и твердо будет знать, как должна поступить императрица.
XXXI
Стрелою мчались кони по Шлиссельбургскому тракту, и казаки, эскортировавшие карету, едва успевали следовать за ней; тем не менее Аделина не переставала выглядывать из окна и умолять кучера, чтобы он ехал быстрее. Она то плакала от чрезмерности своего счастья, то в восторге повторяла имя Василия, то опускалась на колени и горячо благодарила Бога, совершившего для нее чудо.
Наконец, после смены нескольких подстав, чередовавшихся через каждые пятнадцать верст, карета остановилась. Аделина соскочила на землю. Ее привыкшие к темноте глаза разглядели возвышающуюся над водой громаду крепости.
Казаки вызвали крепостную стражу и потребовали лодку.
— Это невозможно, — ответил часовой, — никто не принадлежащий к гарнизону крепости не смеет переезжать реку, если только у него нет собственноручного приказа императрицы.
Аделина за время своего пребывания в России достаточно выучилась говорить по–русски, чтобы понять, что говорил теперь часовой.
— Приказ императрицы? — радостно воскликнула она. — Вот он! Поторопитесь же перевезти меня!
Она вытащила подписанный государыней приказ и предъявила его часовому.
К ним подошла остальная стража и перевозчики. Солдат в нерешительности держал бумагу в руке. Если бы даже он и умел читать, то вряд ли мог разобрать что‑нибудь в темноте.
— Света, света! — воскликнула Аделина. — Принесите сюда фонари от кареты!
Казаки пытались объяснить страже, что они принадлежат к конвою ее величества и отправлены сюда по личному приказанию Потемкина и, кроме того, каретою управляет лейб–кучер.
Во время всех этих переговоров над водою блеснул трепетный, яркий свет и со стороны крепости послышались бряцанье оружия и говор.
— Подождите немного, — сказал часовой, — я слышу, что отворились ворота и кто‑то едет сюда; сейчас прибудет офицер и все выяснится.
Солдат казался очень довольным, что с него снималась ответственность, и все стоявшие на берегу напряженно глядели в тьму, ожидая развязки двух столь необычайных событий, как прибытие молодой дамы в придворном экипаже и ночное выступление солдат из крепости.
Аделина не обращала внимания на происходившее кругом, она подошла к самому берегу и вперила взор в огонек, приближавшийся по волнам. Все явственнее слышались удары весел, все ближе и ближе подплывал огонек. Наконец паром причалил к берегу, лошади были выведены на землю, солдаты вскочили в седла. Какой‑то офицер приблизился к часовому.
— Что здесь происходит, чья эта карета? — спросил он.
— Это карета государыни императрицы, — ответили солдат и конвойные солдаты. — Эта дама имеет при себе указ государыни и требует, чтобы ее доставили в крепость.
Он подал бумагу офицеру.
Аделина тоже подошла к офицеру и сказала:
— Сударь, я вижу на вас мундир того же полка, в котором служит и мой Василий; может быть, вы его друг. Умоляю вас, прикажите, чтобы мне дали лодку и перевезли в крепость.
В это время от кареты наконец отвязали фонари и принесли их к берегу. При их свете офицер прочитал содержание приказа с подписью императрицы, на его лице выразилось изумление, и он подозрительно взглянул на Аделину.
— Подождите одну минуту, сударыня, — проговорил он, — сейчас здесь будет комендант.
— Ждать и все ждать! — воскликнула Аделина. — Что означает все это? Разве императрица не может уже больше повелевать в России? Какое мне дело до коменданта, когда у меня в руках приказ государыни?
В это время прибыло еще несколько паромов с лошадьми и лодок с солдатами. Всадники построились на берегу, казаки же продолжали стоять у кареты. Все с возрастающим нетерпением ждали прибытия лодки коменданта.
Весла уже были положены в лодку, киль зашуршал по песку, и в это время Аделина с торжествующим криком кинулась к лодке, так как увидела в ней Мировича.
— Василий, Василий! — крикнула она. — Ты сам идешь мне навстречу! Не духи ли воздуха несут службу у государыни, так как только они могли опередить ее быстрых коней! Наконец‑то я вижу тебя снова!.. Да будет благословенна императрица, даровавшая нам такое счастье!..
Наконец лодка окончательно пристала к песчаному берегу. Аделина вскочила в лодку и поспешила к Мировичу, который, смертельно бледный, с отчаянием и болью смотрел на нее.
Аделина ничего не замечала, она обвила его руками и, падая к нему на грудь, воскликнула:
— Идем скорее, мой дорогой, идем скорее к императрице, оказавшейся нашей спасительницей и хранительницей нашей любви!
Генерал Бередников в немом изумлении смотрел на эту сцену; он уже собирался отвести Аделину от Мировича, когда офицер протянул ему бумагу. При свете факелов Бередников прочел приказ, задумчиво покачал головой и сказал:
— Какие странные тайны сплетаются вокруг этого несчастного дела! Приказ категоричен, сударыня, — обратился он к Аделине, — но я не могу исполнить его, так как Мирович арестован мною и я не смею отпустить его на свободу. Императрице ничего не известно, и если я исполню ее приказ, то поплачусь своею головою.
— Арестован? — в ужасе воскликнула Аделина. — Ты арестован, Василий? Так вот почему глядишь ты так мрачно, вот почему с твоих уст не срывается ни одного приветливого слова для твоей Аделины, вот почему не встречаешь ты меня с распростертыми объятиями! О, Боже, что все это значит? Ты в оковах, ты не можешь поднять руки, не можешь прижать меня к груди! Господи, какое новое несчастье готовит нам судьба? — Смущенным взором глядела она на цепи, которыми были скованы руки Мировича; она попробовала было поднять их, как будто желая облегчить их тяжесть; затем, снова просияв, взглянула в лицо своего возлюбленного и сказала: — Не бойся, Василий, не печалься!.. Что бы ни делали наши враги, императрица защитит нас…