Из головы цесаревича не шел тот разговор отца с Дмитрием Павловичем в Ливадии на берегу моря. Со временем Алексею казалось, что он начинает понимать, что тогда произошло.
Они разговаривали об опасности.
Но если его троюродный брат был напуган и раздавлен, а на лице его читались обида и беспомощность, то двоюродный дядя Дмитрия, напротив, был решителен и категоричен, а порой по лицу его даже скользила улыбка.
Он радовался опасности!
А Дмитрий Павлович боялся ее.
И вот сейчас, слушая жизнеописание святого Себастьяна, Алеша изо всех сил старался не пугаться его окровавленного тела, изуродованного стрелами и камнями, обезображенного нечистотами, не бояться его стонов и предсмертных хрипов, представлял себя лежащим в грязевой ванне и вспоминал Григория Ефимовича, который хохотал, но не над ним, а над страданиями, которые только приближают человека к Богу.
Великая княгиня Александра Федоровна с Анной Александровной Вырубовой.
Фото из архива Анны Вырубовой. Около 1907–1909
Император Николай II и его жена императрица Александра Федоровна.
Фото из архива Анны Вырубовой. Около 1907–1909
Дети царской семьи (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей).
Фото из архива Анны Вырубовой. Около 1907–1909
Меж тем Анна Александровна читает из Первого послания Апостола Павла к коринфянам: «Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!»
Мысль о том, что «победа это и есть радость», кажется Алеше вполне доходчивой, правильной, но смущение все же не оставляет его, потому что еще до начала битвы надо безоглядно уверовать в эту победу, совершенно отринуть от себя всяческие сомнения, следовать за Спасителем, не смотря себе под ноги и не ведая, что впереди – бездонная пропасть, бурный поток или глухая стена.
Под утро 17 декабря Алексей наконец уснул, а когда проснулся, то во дворце все уже знали, что Григорий Ефимович пропал.
Да, такое с Распутиным случалось и раньше, он мог исчезнуть на несколько дней, а потом как ни в чем не бывало объявиться или у себя в Покровском, или в Петрограде на Гороховой в окружении своих поклонников, большинство из которых он знал в лицо и по имени.
Благословлял каждого.
Каждому кланялся:
боцману Владимиру Федоровичу Деревенко;
писателю Ипполиту Андреевичу Гофшиттеру;
купцу первой гильдии Абраму Моисеевичу Боберману;
министру юстиции Николаю Александровичу Добровольскому;
врачу Вере Игнатьевне Гедройц;
педагогу Льву Александровичу Балицкому;
банкиру Дмитрию Леоновичу Рубинштейну;
графине Надежде Германовне Стенбок-Фермор;
сенатору Григорию Вячеславовичу Глинке;
министру внутренних дел Александру Дмитриевичу Протопопову;
принцессе Роган-Шабо Августе-Марии-Жозефине;
педагогу Ксении Николаевне Боратынской;
крестьянке из Ярославской губернии Наталии Арсентьевне Синельниковой;
скульптору Янкелю-Науму Лейбовичу Аронсону;
лейб-медику Евгению Сергеевичу Боткину;
действительному статскому советнику Николаю Федоровичу Бурдукову-Студенскому;
князю Нестору Давидовичу Эристову;
председателю Совета министров Борису Владимировичу Штюрмеру;
фельдшеру Феодосии Степановне Войно;
графу Владимиру Сергеевичу Татищеву;
писательнице Надежде Александровне Тэффи;
крестьянину Петербургской губернии Василию Васильевичу Синельникову;
графу Сергею Юльевичу Витте и его супруге Матильде Ивановне;
фрейлине императрицы Наталье Алексеевне Ермоловой;
иеромонаху Аверкию;
князю Николаю Давыдовичу Жевахову;
купцу первой гильдии Борису Абрамовичу Гордону;
крестьянину Тамбовской губернии Александру Осиповичу Слепову;
скульптору Степану Дмитриевичу Эрьзя;
ювелиру Арону Симоновичу Симановичу;
князю Михаилу Михайловичу Андроникову;
министру земледелия Александру Николаевичу Наумову;
старообрядке Александре Ивановне Берггрюн;
председателю Совета министров Петру Аркадьевичу Столыпину;
графине Софье Сергеевне Игнатьевой;
старосте Федоровского Государева собора Дмитрию Николаевичу Ломану;
лекарю Петру Александровичу Бадмаеву;
актеру Александринского театра Николаю Николаевичу Ходотову;
купцу первой гильдии Абраму Львовичу Животовскому;
ксендзу Казимиру Донатовичу Скрынде;
князю Всеволоду Николаевичу Шаховскому;
фотографу Якову Владимировичу Штейнбергу;
студенту Михаилу Иосифовичу Богушевичу;
соседу по дому на Гороховой Василию Станиславовичу Сутормину;
художнице Анне Теодоре Фердинанде Александре Краруп…
Церемония поклонения затягивалась, и очередь выстраивалась до первого этажа, занимая несколько лестничных маршей.
У двери в квартиру Григория Ефимовича наряду с посетителями старца можно было заметить агентов охранного отделения – Григория Иванова, Василия Попова и Петра Свистунова, в обязанности которых входило сопровождать Распутина, а также надзирать за порядком во время аудиенций у Григория Ефимовича и «фильтровать» его гостей. Порой здесь можно было встретить и подполковника Корпуса жандармов Михаила Степановича Комиссарова – высокого статного господина с белесыми немигающими глазами, красным лысым черепом и рыжими усами.
Александр Дмитриевич Протопопов.
1917
Скульптор Наум Аронсон создает бюст Григория Распутина.
1915
Петр Аркадьевич Столыпин.
Около 1906–1911
Сергей Юльевич Витте.
1905
Борис Владимирович Штюрмер.
1910-е
Арон Симонович Симанович.
1927
Ходил он, присматривался, с кем-то раскланивался, от кого-то отворачивался, затем пропадал.
О нем говорили разное, вид его внушал опасение, а присутствие его добавляло обстановке нервного напряжения, словно бы что-то должно было произойти.
И порой происходило – было достаточно одного его взгляда или жеста, чтобы агенты выпроводили взашей подозрительного гостя или сомнительного посетителя. Довольно часто это сопровождалось скандалом, истерикой и воплями изгнанного, все же остальные посетители при этом жались к перилам, перешептывались, со страхом наблюдая за происходящим. Случалось, что на шум откликался и Григорий Ефимович, дверь его квартиры приоткрывалась, он выглядывал в образовавшуюся щель, выглядывал, осенял всех крестным знамением, потом прятался, загадочно улыбаясь, и дверь закрывалась за ним. Он исчезал, чтобы появиться снова.
Но к вечеру 17 декабря стало ясно, что на сей раз все будет по-другому.
О том, что произошло, императрица узнала из письма Феликса Юсупова, которое было адресовано государю, но переправлено Николаем Александровичем ей.
Александра Федоровна садится к столу, надевает очки и начинает чтение:
«Ваше Императорское Величество, спешу исполнить Ваше приказание и сообщить все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возлагают. По случаю новоселья ночью 16-го декабря я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей, несколько дам. Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам.
Я отказался, говоря, что у меня самого вечер, и спросил, откуда он мне звонит. Он ответил: «Слишком много хочешь знать» и повесил трубку. Когда он говорил, то было слышно много голосов. Вот всё, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче. Вернувшись от телефона к своим гостям, я им рассказал мой разговор по телефону, чем вызвал у них неосторожные замечания. Вы же знаете, Ваше Величество, что имя Григория Ефимовича во многих кругах было весьма непопулярно. Около 3-х часов у меня начался разъезд, и, попрощавшись с Великим князем и двумя дамами, я с другими пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел. Я позвонил человека и приказал ему узнать, в чем дело. Он вернулся и сказал: «Слышен был выстрел, но неизвестно откуда». Тогда я сам пошел во двор и лично спросил дворников и городовых, кто стрелял. Дворники сказали, что пили чай в дворницкой, а городовой сказал, что слышал выстрел, но не знает, кто стрелял. Тогда я пошел домой, велел позвать городового, а сам протелефонировал Дмитрию Павловичу, спрося, не стрелял ли он. Он мне ответил след., что, выходя из дома, он выстрелил неск. раз в дворовую собаку и что с одной из дам сделался обморок. Тогда я ему сказал, что выстрелы произвели сенсацию, на что он мне ответил, что этого быть не может, т. к. никого кругом не было. Я позвал человека и пошел сам на двор, и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора. Тогда я приказал человеку зарыть ее в саду.
В 4 часа все разъехались, и я вернулся во дворец Вел. князя Александра Михайловича, где я живу. На другой день, т. е. сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связи с моим вечером. Затем мне рассказали, что как будто видели меня у него ночью и что он со мной уехал. Это сущая ложь, т. к. весь вечер я и мои гости не покидали моего дома. Затем мне говорили, что он кому-то сказал, что поедет на днях познакомиться с Ириной. В этом есть доля правды, т. к., когда я его видел в последний раз, он меня просил познакомить его с Ириной и спрашивал, тут ли она. Я ему сказал, что жена в Крыму, но приезжает числа 15 или 16-го декабря. 14-го вечером я получил от Ирины телеграмму, в которой она пишет, что заболела, и просит меня приехать вместе с ее братьями, которые выезжают сегодня вечером. Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству, Феликс».