Нет, эти люди, конечно, не являлись отпетыми возмутителями спокойствия, какими, например, были всякого рода социалисты. Мало того, они считали себя патриотами державы; правда, любовь к родному Отечеству выражали по-своему.
Так, радужной мечтой великого князя Николая Николаевича было стать Главнокомандующим, чтобы «на белом коне» во главе русского воинства триумфатором въехать в покорённый Берлин, а заодно и в Вену. Эти же взгляды с великим князем разделял и честолюбивый генерал от инфантерии Николай Янушкевич.[49][50]
А вот с Сергеем Дмитриевичем Сазоновым сложнее. Тоже, вроде как, патриот, только с явным англофильским душком. А от «душка» до открытого предательства – один шаг, отделяющий патриотизм от измены. Хотя наличие измены со стороны министра доказать очень сложно. Зато известно другое. Когда в июле 1914 года в воздухе явно запахло военной грозой, берлинский и венский послы с подачи того же Сазонова вдруг оказались… в летних отпусках. (До отпусков ли было, когда в кулуарах шептались лишь об одном – о мобилизации?!)
Теперь о мобилизации. Войны не хотел никто. Она пугала как Николая, так и Вильгельма. (Последнего, кстати, ещё больше, чем первого.) Кайзер вообще предпочитал, чтобы Россия оставалась лишь «созерцателем австро-сербского конфликта». Однако связанная с Сербией договором о взаимопомощи, в случае конфликта Российская империя не могла остаться в стороне.
Но так только казалось. Был бы жив Столыпин, он, несомненно, вспомнил бы о так называемом Бьёркском договоре о ненападении, заключённом между Россией и Германией. Подписанный ещё в 1905 году, этот пакт так и остался нератифицированным, то есть – лишь на бумаге. Воспользуйся им заинтересованные дипломаты, и войны удалось бы избежать. Но в том-то и дело, что заинтересованных в предотвращении человеческой бойни не оказалось.
В 1914-м вокруг Трона витали лишь «ястребы». Противников войны осталась горстка, которая не стоила и трети одного Столыпина! И «ястребы» сделали своё дело.
Не секрет, что причиной Первой мировой войны явилась искра, взорвавшая накаленную до предела политическую обстановку в Европе. К середине в 1914 года для начала мировой бойни не хватало малого – капли крови. И это было лишь делом времени…
Искрой стала пролитая кровь наследника австрийского трона эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги принцессы Софьи Хотек, герцогини Гогенберг. Убийство произошло 28 июня 1914 года в Сараево. Покушавшийся – сербский националист Гаврило Принцип – был тут же схвачен. Через месяц Австро-Венгрия объявит Сербии войну.
К тому времени 84-летний австрийский император Франц Иосиф уже выживал из ума. И больше всего на свете старик боялся одного – нет, не войны, – а пожара от короткого замыкания. Поэтому о какой-либо настоящей войне он и слышать не хотел! Но многие из его окружения об этом только и мечтали. Например, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Леопольд Бертхольд фон унд цу Унгаршитц. Именно этот человек как никто причастен к организации мировой бойни. Состряпав для Сербии грозный и унизительный ультиматум, этот самый Леопольд Бертхольд фон унд и т. д. не соизволил показать его Францу Иосифу, которого, надо думать, от увиденного как минимум хватил бы удар. Так что этот злосчастный ультиматум ушел по назначению.
Нерешительный Николай в первый раз объявляет частичную мобилизацию. И… отменяет её. 29 июля – бомбардировка Белграда. В России вновь объявлена мобилизация, и снова – отмена. 30 июля император Николай II в третий раз (!) заговорил о мобилизации. Приказ был отдан царём по телефону начальнику Генштаба Николаю Янушкевичу, находившемуся в тот самый момент в здании столичного Главпочтамта.
Помня, к какой стае принадлежал Янушкевич, трудно не поверить рассказам очевидцев, поведавших следующее. Получив в очередной раз приказ о мобилизации войск, генерал взял со стола телефон, связывавший его с императором и… хватил его о батарею парового отопления. Телефон, понятное дело, разлетелся вдребезги, зато теперь, знал начальник Генштаба, уже никто не мог отменить начала военных действий…
К началу Первой войны Российская империя располагала армией мирного времени численностью 1 миллион 423 тысячи человек. Мобилизация увеличила численный состав в четыре раза – до 5 миллионов 338 тысяч человек. У кайзера Вильгельма до объявления войны под ружьём находилось 761 тысяч человек, после мобилизации – 2 миллиона 415 тысяч. К августу 1914 года обе страны располагали приблизительно одинаковым количеством артиллерийских орудий, винтовок, автомобилей и аэропланов. Однако в производстве пулемётов и тяжёлых орудий Россия существенно отставала: у Германии 12 000 пулемётов, у нас – 4 100; тяжёлые орудия соответственно 2 076 и 240 (разница почти в 10 раз!).
Ох уж эти германские пулемёты и дальнобойные пушки! От их огня погибнут миллионы русских солдат!
В семь вечера 1 августа германский посол Пурталес явился к российскому министру иностранных дел С.Д. Сазонову для вручения ему последнего германского ответа. Напомню, 31 июля Германия предъявила России ультиматум: мобилизация на её территории будет означать войну. Срок ультиматума истекал 1 августа, в 12 часов дня. Но нерешительный Николай ответил кайзеру… ничем. Он просто проигнорировал Вильгельма.
В отличие от Николая, кайзер боролся до конца: посол Пурталес принёс два варианта германского ответа. Условия всё те же: если Россия прекращает мобилизацию – то мир, если нет – война.
«Ястреб» российской внешней политики, г-н Сазонов ответил:
– Я имею мужество взять на себя ответственность за войну, которая сделает Россию сильнее, чем когда-либо…
Так началась война.
2 августа 1914 года, ровно в 15.30, в Георгиевском зале состоялся молебен, на котором присутствовало почти 5 тысяч человек. Большинство присутствующих составляли офицеры-гвардейцы, одетые в военно-походную форму.
По окончании молебна император Николай II официально объявил о начале войны:
«Офицеры моей гвардии, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока остается хоть один враг на родной земле».
Каждую строчку своего обращения Николай заимствовал из другой речи: то же самое говорил его пращур – император Александр I – в 1812 году, после перехода российских границ Наполеона Бонапарта.
Первая мировая война уничтожит Империю и людей, игравших в ней заметные роли. В марте 1917-го генерал Янушкевич будет уволен со службы «за болезнью» с мундиром и пенсией. А ещё через год его арестуют в Могилеве и по пути в Петроград пристрелят конвоиры. Великий князь Николай Николаевич-младший и министр иностранных дел Сергей Сазонов спасутся в эмиграции. Оба скончаются в конце двадцатых в тоске по утраченной России…[51]
Роль Личности в Истории… Её трудно переоценить. Будь рядом с императором Пётр Аркадьевич Столыпин, войны ни за что бы не случилось. Этот человек никогда не забывал: плохой мир всегда лучше доброй ссоры. Столыпин был слишком смел. А смелые, как известно, долго не живут. Другое дело, что их ранняя смерть слишком дорого обходится человечеству…
«Старец» Распутин для Николая II и его измученной жены навсегда так и останется «нашим Другом». Согласимся: он действительно был для них другом. И предупреждал: «Не станет меня – не станет и вас».
Чем всё закончилось – мы знаем: после убийства Распутина сначала Николай отрекся от престола в пользу цесаревича Алексея; а когда стало ясно, что отбыть вместе с сыном за границу при сложившихся обстоятельствах невозможно, пришлось непосильную ношу взвалить на несчастного брата Михаила. На следующий год большевики расстреляют всех…
Но мы забежали вперёд.
Власть Распутина при Дворе была необычайно велика; вернее сказать – чем прочнее являлось положение «старца» при Семье, тем слабее и беспомощней выглядела власть императора. По сути, Распутин был самой активной политической коррозией, за десяток лет существенно подточившей когда-то монолитный российский Трон. Дошло до того, что за чинами и должностями важные чиновники ехали не к своим начальникам, а к этому безграмотному мужику. Доподлинно известно, например, что российский премьер-министр Александр Трепов для снятия с должности министра внутренних дел Протопопова предложил всесильному «старцу» взятку: 100 000 рублей, дом в Петербурге и оплату всех расходов, включая зарплату личному телохранителю.
Вот что по данному вопросу показал на допросе в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывший министр внутренних дел А. Протопопов:
«От Бадмаева я узнал, что Трепов предлагал Распутину 150 тысяч рублей, чтобы очернить меня перед царём и убрать. Я спросил Распутина, который был при этом, – правда ли это? Он ответил: «Ну что об этом говорить». Я понял, что это была, действительно, правда и, конечно, я сетовал на Трепова»[52].
К чести Распутина, он обладал поистине собачьим нюхом, а потому хорошо знал, с кого можно брать мзду, а с кем – поосторожничать: предложение Трепова отклонил, а вопрос с министром вскоре сам собою благополучно разрешился.
А вот записка Григория Распутина председателю российского Правительства Горемыкину: [53]«дорогой старче божей выслушай ево он пус твому совет и мудрости поклонитца роспутин».
Его квартира на Гороховой, 64, где в кабинете был установлен телефон (непомерная роскошь по тем временам!), с некоторых пор стала напоминать некий дом прошений, куда стекался всякий люд – от обычных попрошаек до высокопоставленных чиновников и генералов. Но чаще на его «вертушку» (№ 6-46-46) звонили экзальтированные дамочки – жёны высоких сановников и банкиров. Все хотели одного: получить, наконец, здесь то, в чём везде было отказано. И для многих визит к «старцу» оказывался небезрезультатным.