о же будет править в столице – конечно «немка»! Мужик и «немка» – хороши правители. Измена!..
Иван Солоневич: [109]
«В 1914–1917 годах самое страшное изобретение революции было сделано петербургской аристократией. Это – распутинская легенда… Царица – изменница, шпионка и любовница пьяного мужика. И Царь, который все это видит и терпит. И армия, которая за все это платит кровью. Итак, лозунг был найден… Царь – дурак, пьяница и тряпка. У него под носом его жена изменяет с изменником Распутиным, он ничего не видит – Царя нужно менять»[110].
С этого времени начинается развёрнутая кампания по дискредитации Верховной Власти. Под ударом оказались устои российской Монархии.
Влияние Распутина на дела Империи многим не давало покоя.
«Радикальный» депутат Государственной Думы монархист-черносотенец Владимир Пуришкевич писал: [111]
«Все то чистое и честное, что по временам дерзает возвысить свой голос у царского трона против него, подвергается немедленной немилости и опале. Нет того административного поста, как бы высок он ни был, который гарантировал бы безопасность вельможе, дерзнувшему указать царю на недопустимость дальнейшего влияния Распутина на ход русской политики и государственных дел. Где честнейший и благороднейший А.Д. Самарин, занимавший пост обер-прокурора святейшего Синода? Он уволен. Он оказался не на месте, ибо не мог мириться с ролью исполнителя распутинской воли…
Где начальник дворцовой канцелярии князь Владимир Орлов? Он высказался против Распутина и должен был немедленно покинуть двор. Где генерал В.Ф. Джунковский? Его постигла та же участь, несмотря на тесную близость его к царю. Где фрейлины княжны Орбелиани и Тютчева, бывшая столько лет воспитательницей великих княжон? Их нет при дворе, ибо они дерзнули поднять свой голос против Распутина… В силе лишь тот, кому покровительствует этот гад…»[112]
Депутат-монархист Василий Шульгин:
«Есть страшный червь, который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю середину изъел, быть может, уже нет и ствола, а только одна трехсотлетняя кора еще держится… И тут лекарства нет… Здесь нельзя бороться… Это то, что убивает… Имя этому смертельному: Распутин!!!»[113]
Крик души.
С началом Мировой войны, когда росчерком пера решались судьбы десятков тысяч русских солдат и офицеров, такое влияние могло крайне отрицательно сказаться как на ходе военных действий, так и на репутации самих Романовых. Николай же, несмотря на крайне негативное отношение к «старцу» великих князей и так называемого высшего света, не мог не считаться с мнением «их Друга». Как подозревали великие князья, подписанные императором Высочайшие приказы, которые в условиях военного времени должны были незамедлительно исполняться, порой нашёптывались императрице её «Другом»…
Всё это было очень опасно. И, в первую очередь, для обороноспособности Империи. В столице открыто заговорили о некоем параллельном самодержавии. А ещё… об измене.
Квартира «старца» на Гороховой теперь уже ничем не напоминала «фонд взаимопомощи» для нуждающихся: с началом войны она приобрела некие черты государственного учреждения. Достаточно сказать, что Распутин уже не бегал по «нужным людям» и министрам. По меткому выражению г-на Пуришкевича, отныне они сами стекались к нему, как осы на дыню, дабы решать свои насущные дела.
«В общем разряде «наших» у Распутина числилась значительная клика, – вспоминал начальник Петроградской «охранки» генерал Глобачёв. – Тут были и сановники, и банкиры, и спекулянты, и офицеры, и духовенство, и великосветские дамы, и проститутки и проч. и проч. Весь этот люд толкался к Распутину, искал с ним близости, главным образом из-за личных выгод, зная его влияние на Императрицу и Государя. Сановники упрочивали свое положение, спекулянты и банкиры набивали карманы, проводя через Распутина крупные правительственные подряды и сделки, военные домогались высших назначений в армии, дамы хлопотали за своих мужей, лица духовные добивались лучших приходов и епархий. Я не могу указать все те назначения и дела, которые провел Распутин, но некоторые из них сохранились у меня в памяти, Так, например, своими назначениями исключительно были обязаны Распутину: министр внутренних дел Алексей Николаевич Хвостов, товарищ его Степан Петрович Белецкий, министр внутренних дел Штюрмер, министр внутренних дел Протопопов, обер-прокурор Св. Синода Раев, министр юстиции Добровольский, митрополит Питирим, епископ Варнава, главнокомандующий Северо-Западным фронтом ген. Рузский и т. д. Мне нетрудно было вперед определить, кто намечается на какой-либо высокий пост, так как Распутин, бывший все время под охраной моих людей, в то же время был и под их наблюдением, и ни одно из его конспиративных свиданий с лицами, домогавшимися назначения, не ускользало из их поля зрения. Эти свидания и переговоры иногда длились месяцами и не всегда увенчивались успехом. Генерал Рузский после неудачного командования Западным фронтом был отставлен от командования и вновь назначен командующим Северным фронтом по протекции Распутина. Однако, несмотря на это, в революционных кругах считался своим человеком, поэтому после переворота его фонды в глазах Временного правительства стояли высоко до тех пор, пока об его назначении не стало известно новой власти, что и послужило истинным поводом увольнения его в отставку.
Крупные сделки и подряды проводили через Распутина банкиры Манус и Рубинштейн. Оба часто устраивали для Распутина обеды и попойки. От всех сделок известный процент шел в пользу Распутина: иногда он довольствовался тем, что ему давали, иногда спорил и требовал большего. Деньги шли на содержание дома и на благотворительные дела. После его смерти все наличие, найденное в его доме судебным следователем, составляло сумму в 3000 рублей. Много помогал Распутин лицам, осужденным за разные преступления, ходатайствуя о смягчении их участи или о помиловании. Между прочим, бывший военный министр ген. Сухомлинов, содержавшийся во время производства о нем следствия в Петропавловской крепости, был освобожден благодаря продолжительным просьбам и хлопотам его жены у Распутина. Были даже случаи полного освобождения от наказания лиц, осужденных судом, в порядке монаршей милости…
Из лиц придворных Распутина посещала на его квартире только фрейлина Анна Александровна Вырубова, которая служила постоянной связью его со двором. Между ними никаких интимных отношений, о чем так много говорилось после переворота, не было. Расследование, произведенное Временным правительством, вполне это подтвердило. Свидания Распутина с Государем и Государыней происходили в Царском Селе на даче Вырубовой»[114].
Министр внутренних дел Хвостов и его заместитель Белецкий сносили все обиды до поры до времени. После того как мечты Хвостова занять кресло премьер-министра рухнули с назначением на эту должность «распутинца» Штюрмера (его «старец» называл старикашкой на веревочке), за Распутиным началась настоящая охота. [115]
Алексей Хвостов, долгое время имевший репутацию ярого сторонника Распутина, вдруг решительно ополчился. Мало того, он дал тайное поручение директору Департамента полиции Степану Белецкому и главе охраны «старца» генералу Комиссарову ликвидировать «объект». Для последних это явилось большой неожиданностью; другое дело, что возразить открыто шефу те не решились. Какое-то время подчинённым пришлось дезинформировать Хвостова, изображая большую активность. [116]
Вот что показывал на допросе в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства генерал-майор М. Комиссаров:
«Хвостов был в полной уверенности, что он будет председателем совета министров. …Ходили слухи, что Хвостов назначен благодаря Распутину, а Хвостову, понятно, не хотелось иметь кличку распутинца… Хвостов одновременно заставлял Распутина, чтобы он провел его в председатели совета министров, и в то же время хотел так или иначе выжить его из Петрограда. И когда он встречался с ним, он уговаривал его уехать… В это время как раз узнается о том, что Распутин завел сношения со Штюрмером… Тогда у Хвостова сразу изменилось отношение к Распутину, и он говорил, что нужно устроить скандал, чтобы Григория убрать вон во что бы то ни стало, исколотить его, но не потихоньку, а так, чтобы он непременно попал в участок, – словом, разыграть форменный скандал. Это первое. А когда потом председателем совета министров был назначен Штюрмер, Хвостов попросту хотел его ликвидировать… Да, хотел убрать. Он мне об этом несколько раз говорил совершенно определенно. Чуть не с ножом к горлу приставал, и один раз позвал меня и говорит: «Вот 100 тысяч, пожалуйста». Я на него посмотрел и говорю: «Извините, Алексей Николаевич, я никогда разбоем не занимался»… Он показывает мне деньги, 100 тысяч, – две пачки по 50 000 рублей, и говорит: «По всей вероятности, вам придется уехать заграницу». Я говорю: «Мне уезжать заграницу не придется, потому что я убийства не признаю, и вы меня извините»… В Царском Селе было сказано, чтобы меня немедленно убрать из Петрограда и, так как освободилось ростовское градоначальство, то меня назначили ростовским градоначальником»[117].
Когда Хвостов понял, что его указания попросту саботируются, он привлёк к убийству некоего Ржевского. Но не тут-то было! Ржевский был арестован и под угрозой уголовного преследования, что называется, поплыл, раскрыв весь план покушения.