– Интересен даже не сам дворец, – делился я своими мыслями с супругой, – а место, где убили «старца». Ведь случившееся в подвале Юсуповского дворца – это одно; другое дело – место во дворе, где всё было кончено…
К нашему удивлению, экскурсия закончилась относительно быстро. Мы воочию познакомились со ставшим легендарным подвалом, куда Феликс Юсупов заманил Распутина; и с дверным зеркальным лабиринтом, с помощью которого князь надеялся окончательно запутать «гостя», перекрыв тому все пути к бегству. Поразили нас и уникальные манекены главных героев минувшей драмы, выполненные в стиле кукол мадам Тюссо.
И вот, наконец, мы очутились у неприметного выхода на первом этаже дворца.
– Снаружи эту дверь не сразу и заметишь, – пояснил нам гид. – Но именно через неё Распутин и выскочил во двор соседнего дома…
Выйдя на набережную Мойки, мы немедля двинулись к торцу здания: хотелось теперь уже с улицы увидеть загадочную дверь. Так и есть, прикрытая кустом то ли сирени, то ли другого какого дерева, она почти слилась с кирпичной старинной стеной. И всё же дверь была!
Но что это? Получается, в том далёком декабре 1916-го Распутин выскочил именно туда, где сегодня разбита детская площадка, по периметру которой разместилась пара уютных скамеек. Бывает же: по всему выходило, что местом убийства «старца» являлся участок, где как раз и стояла скамеечка, на которой мы менее часа назад ожидали экскурсию.
Место давней трагедии, как оказалось, не требовало тщательных поисков: то место было перед нами…
Во время описываемых событий император Николай II находился в Главной ставке своей армии, расквартированной в Могилёве. В шесть часов вечера 17 декабря в Ставке Верховного главнокомандующего с пометкой «срочная» была получена важная телеграмма.
Отправителем «молнии» был министр внутренних дел А. Протопопов:
СРОЧНАЯ
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ПОЛКОВНИКУ РАТКО[147]
«В ночь с 16 на 17 у дома 94, на Мойке, принадлежащего князю Юсупову, постовой городовой услышал несколько револьверных выстрелов и вскоре был приглашен в кабинет молодого князя Юсупова, где находился он сам и неизвестный, назвавшийся Пуришкевичем. Последний сказал: «Я Пуришкевич. Распутин погиб. Если ты любишь царя и Родину, то будешь молчать». О чем городовой доложил по начальству. Произведенным сегодня с утра расследованием установлено, что кто-то из гостей Юсупова около трех часов ночи стрелял в примыкающем к дому 94 садике, имеющем вход непосредственно в кабинет князя, причем был слышен крик человеческий и затем отъезд мотора. Стрелявший был в военно-походной форме. При ближайшем осмотре на снегу садика найдены следы крови. При расспросах у градоначальника молодой князь показал, что в ту ночь у него была пирушка, но Распутина не было, а стрелял Великий князь Дмитрий Павлович в дворовую собаку. Труп собаки обнаружен зарытым в снегу. Расследованием на месте жительства Распутина на Гороховой, 64, дознано: 16 декабря в десять часов вечера Распутин отпустил, как это он обычно делал, бывшую при его квартире охрану и мотор, заявив, что больше сегодня не выйдет, а будет спать. Опросом прислуги и домового дворника установлено, что в 12 с половиною часов ночи к дому подъехал большой крытый парусиной мотор, в котором были неизвестный и шофер. Неизвестный черным ходом прошел в квартиру Распутина, где последний, по-видимому, его поджидал, так как встретил как знакомого и вскоре вместе с ним тем же ходом вышел на улицу, сел в мотор и поехал по Гороховой в направлении Морской. До сих пор Распутин домой не возвращался и принятыми мерами не разыскан. Есть много оснований полагать, что он убит в саду Юсуповых, а тело вывезено за город и скрыто. К следствию не приступлено за отсутствием объекта преступления, а расследование в порядке 23 статьи Военного положения Министром внутренних дел поручено генералу для поручений Попову. По получении новых данных буду телеграфировать дополнительно»[148].
Телеграмму полковник Ратко передал лично Главнокомандующему. Полученная информация была для него крайне неприятна. По прочтении сообщения Николай поморщился. Хотя в душе пытался себя успокоить.
Во-первых, Распутин просто-напросто мог оказаться живым и здоровым – не впервой, подобное уже случалось, пропадал месяцами. Но было и другое (что намного серьёзнее): во всей этой пока непонятной, но явно уголовной, истории были замешаны приближённые к Трону лица – великий князь Дмитрий Павлович и князь Юсупов-младший.
Тем временем Александра Фёдоровна, как явствовало из её вечерней телеграммы, уже перешла к активным действиям.
«Мы сидим все вместе – ты можешь себе представить наши чувства, мысли – наш Друг исчез, – писала Государыня Николаю 17 декабря. – Вчера А. видела его, и он сказал ей, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним приедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним (военный автомобиль) с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме – большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит.
Полиция приступила к розыску, и тогда следователь вошел в Юсуповский дом – он не смел этого сделать раньше, так как там находился Дмитрий. Градоначальник послал за Дмитрием. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина его задержать.
Наш Друг эти дни был в хорошем настроении, но нервен, а также озабочен из-за Ани, так как Батюшин старается собрать улики против Ани. Феликс утверждает, будто, он не являлся в дом и никогда не звал Его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что Его только увезли куда-то… Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да смилуется над нами Бог»[149].
18-го числа Государыня после обедни телеграфирует мужу:
«Только что причастилась в домовой церкви. Всё ещё ничего не нашли. Розыски продолжаются. Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное. Не теряю пока надежды. Такой яркий солнечный день. Надеюсь, что ты выедешь сегодня. Мне страшно необходимо твое присутствие»[150].
В три сорок пять императрица отправит новую телеграмму:
«Срочно. Приказала Максимовичу твоим именем запретить Д(митрию) выезжать из дому до твоего возвращения. Д(митрий) хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь? Целую без конца»[151][152].
Супруга, по сути, вынуждала Николая срочно приехать в столицу: «…Мне страшно необходимо твое присутствие».
После обеда хмурый император отправится в аппаратную и протянет полковнику Ратко текст телеграммы жене: «Выезжаю в 4:30».
Действия Александры Фёдоровны, взявшей ход расследования в свои руки, противоречили всем правовым нормам: императрица явно переборщила, превысив полномочия. Мало того, разъярённая Аликс требовала, чтобы помещённого под домашний арест великого князя судил военно-полевой суд! Это было слишком.
Ровно в 16:30 царский поезд отошёл от могилёвского перрона. Царь курил и рассеянно смотрел в окно вагона…
«…Возмущён и потрясён, – пишет в ответной телеграмме, отправленной из Орши, Николай. – В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 часов… Благословляю и целую»[153].
А в это время в Ставке шло бурное ликование! Прибывший в Могилёв генерал-адъютант Татищев объявил дежурному офицеру, что в Петрограде убит Распутин.
– Поздравляю, господа! – не выдержал один из штабных офицеров. – Шампанского!..
Чаще всего среди ликующих слышались фамилии князя Юсупова и депутата Пуришкевича…
Первая информация о произошедшем во дворце Юсуповых и исчезновении Распутина легла на стол начальника сыскной полиции Петрограда ранним утром 17 декабря. Доклады городовых – 2‐го участка Адмиралтейской части Ефимова (полицейская будка которого находилась на противоположной от дворца стороне реки Мойки) и 3‐го участка Казанской части Власюка – явились бесценным кладезем информации.
Как докладывал Ефимов, «кто‐то из гостей Юсупова около трех часов ночи стрелял в примыкающем к дому 94 садике, имеющем вход непосредственно в кабинет князя, причем был слышен крик человеческий и затем отъезд мотора. Стрелявший был в военно‐походной форме»[154].
Что, в первую очередь, бросается в глаза: во-первых стрелявших было не два-три, а один; причём, судя по всему, это и был убийца; во-вторых, полицейский точно указывает место преступления: «стрелял в примыкающем к дому 94 садике, имеющем вход непосредственно в кабинет князя»; и в-третьих, этот самый стрелявший «был в военно‐походной форме».
На следующий день, 18 декабря, Ефимова вызывают в жандармское управление, где, по сути, единственный и самый ценный свидетель вновь повторяет то, что видел минувшей ночью:
«В ночь на 17 декабря я стоял на посту на Морской улице, возле д. № 61. В 2 ч. 30 м. ночи я услыхал выстрел, а через 3–5 секунд последовало еще 3 выстрела, быстро, один за другим, звук выстрелов раздался с Мойки, приблизительно со стороны дома № 92. После первого выстрела раздался негромкий, как бы женский крик; шума не было слышно никакого. В течение 20–30 минут не проезжал по Мойке никакой автомобиль или извозчик. Только спустя полчаса проехал по Мойке от Синего моста к Поцелуеву какой‐то автомобиль, который нигде не останавливался. О выстрелах я дал знать по телефону в 3‐й Казанский участок, а сам пошел в сторону выстрелов. На Почтамтском мостике я увидел городового Власюка, который тоже слыхал выстрелы и, думая, что они произведены на Морской улице, шел ко мне навстречу с целью узнать, где и кто стрелял. Я сказал, что выстрелы были произведены в районе д. № 92 по Мойке. После этого я возвратился на пост и больше ничего не видел и не слыхал. Помню, что со времени, как раздались выстрелы, до