Для подтверждения этого в который раз обратимся к воспоминаниям фрейлины Анны Вырубовой. Относительно интриг английского посла и реакции на эти действия со стороны Государя она писала следующее: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника: английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств, и у него в посольстве чуть ли не заседания с Великими Князьями по этому случаю. Государь добавил, что намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой, воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров. Просить же об отозвании Бьюкенена Государь находил неудобным. «Это слишком резко», – так выразился Его Величество»[273].
Так что цена выдумок самого посла – ломаный грош в чёрный день: тот ещё врунишка. А вот Николай II был абсолютно прав, усмотрев «желание Англии устроить у нас революцию». Главной целью британской дипломатии было не свернуть шею взбалмашному Вильгельму, а повергнуть Россию в хаос. Англосаксонская idée fixe на все времена.
Если продолжать в том же духе и дальше, то, перечислив десятка два этих самых фейков, мне придётся сворачивать свою книгу и переключаться на критическую статью в адрес английского «коллеги». А это никак не отвечает целям и задачам нашего повествования: пусть этим занимаются профессиональные критики. Я же позволил себе всего лишь не согласиться с британцем в связи с его явными измышлениями в стиле «highly likely».
Добавлю лишь, что притягивание фактов за уши – ещё одна неприглядная сторона творчества английского писателя Эндрю Кука. И снова замечу: делает он это тонко, если не сказать – изощрённо.
Так, дабы доказать, что выстрел в лоб жертве (речь о Распутине) был сделан из британского офицерского револьвера «Webley», он привлекает к расследованию судебного патологоанатома профессора Деррика Паундера, который, комментируя результаты баллистической экспертизы, отмечает, что «…наличие рваных краёв позволяет предположить, что пуля в момент входа увеличилась в диаметре». Дальше – больше: «Собственно входное отверстие равно шести миллиметрам в диаметре, а рваная рана вокруг – от двенадцати до пятнадцати. Такую рану может оставить только большая безоболочная пуля»[274].
Спорно, мистер Паундер. Далеко не всегда рваные края раны оставляет так называемая безоболочная (или безоболочечная) пуля.
Впрочем, наше с вами мнение уже никого не интересует. Общение патологоанатома с «историком» Куком заканчивается предсказуемым вердиктом: «Только «Вэблей» с его безоболочными пулями мог оставить рваную рану вокруг входного отверстия»[275].
Браво, мистер Кук! Такой напористости можно позавидовать. И не ваша вина, что в Государственном архиве Российской Федерации обнаружилось то самое «Дело № 339», где чёрным по белому сказано: «Осмотром извлеченной из трупа упомянутой пули через эксперта оружейного мастера Александра Мордвинова установлено, что размер этой пули – 7,65 мм. и подходит она к пулям автоматического пистолета «Браунинг» /F.N./ или же другой какой-либо системы, приближающейся к типу названного пистолета».
А что, спросите, делать с британским экспертным заключением? Правильно – в корзину…
Посему – резюмируем. Мистер Кук как историк-эксперт оказался ещё тот. Поэтому, стоит ли удивляться, что «контрольный выстрел» в лоб Распутина, если верить Эндрю Куку, сделал именно британский агент-разведчик, который ночью, в форменной одежде и с табельным английским револьвером «Webley» в самый критический момент оказался на месте преступления. Ведь это он, доблестный младший лейтенант Освальд Райнер, как выясняется, контролировал всю операцию этих неуклюжих русских. А когда стало ясно, что те с задачей (конечно же!) не справились, highly likely, тяжело вздохнув, подбежал к раненому «старцу» и, не раздумывая, нажал на курок. «Правь, Британия!»…
Да, и под занавес поинтересуемся у «исследователя», откуда у него такая уверенность в участии британцев в операции по ликвидации «старца»? Как уверяет мистер Кук, при написании книги в его арсенале имелось достаточно свидетельских заверений родственников тех английских агентов, которые в описываемый период работали в Петрограде, в частности, Стивена Элли и Джона Скейла. Так, о причастности их отца к заговору поведали обе дочери Скейла – Бетти и Мюриэл. По словам обеих, отец рассказывал, что он участвовал в планировании убийства, но сам при этом не участвовал и не присутствовал[276].
Родные Уильяма Комптона, шофёра при петроградском англо-российском госпитале, не раз возившего как Освальда Райнера, так и Джона Скейла, также обмолвились, что их пращур что-то там вспоминал о подготовке некой секретной операции[277].
Знаете, все эти «воспоминания» – «планировал», но «не участвовал» и «не присутствовал», – это опять же ни о чём. И даже не highly likely. Это – чистой воды фольклор.
Занавес…
Пятеро злоумышленников оказались сообщниками отнюдь не случайно. Судя по всему, их тандем сложился закономерно.
Действительно, как пятеро заговорщиков нашли друг друга; а если быть точнее, как тройка (великий князь Дмитрий Павлович, князь Юсупов-младший и поручик Сухотин) вышла на пару Пуришкевич-Лазоверт?
Для начала давайте разберёмся, что объединяло двух князей – великого князя Дмитрия Павловича и отпрыска древнего рода князя Юсуповых Феликса Феликсовича-младшего? Так вот, не удивляйтесь: интимная гомосексуальная связь. Князья… являлись любовниками. Да, для нас с вами (даже сегодня) всё это дико; а для них (даже тогда) выглядело вполне нормально. Хотя о ненормальности подобных отношений сказано ещё в Ветхом Завете. Впрочем, что нам до дворянского грехопадения…
«Его гомосексуальные наклонности были известны всем, – вспоминал, рассказывая об интимной стороне жизни Феликса, князь Алексей Щербатов. – Позднее я видел его в женском платье и слышал рассказ, как принц Уэльский ухаживал за ним, приняв за женщину»[278].
Интересно, что великий князь Дмитрий Павлович никогда не был «одним из» многочисленных родственников рода Романовых: он пользовался особым доверием монаршей четы. Являясь женихом великой княжны Ольги Николаевны, считался практически «своим». Понимал это и сам Дмитрий, укрепивший на крыле собственного автомобиля императорский штандарт.
Анна Вырубова:
«В последний раз мы были в Ставке в ноябре 1916 г. Его Величество уезжал с нами, а также его многочисленная свита и Великий Князь Дмитрий Павлович. Помню, как последний сидел на кушетке, где лежала Государыня, и рассказывал ей всевозможные анекдоты; дети и я работали тут же, смежная дверь в отделение Государя была открыта, и он занимался за письменным столом. Изредка он приходил к дверям с папироской в руках и, оглядывая нас своим спокойным взглядом, вдруг от души начинал смеяться какой-нибудь шутке Великого Князя Дмитрия Павловича. Вспоминая это путешествие, я после думала: неужели тот же Великий Князь Дмитрий Павлович через три недели мог так сильно опечалить и оскорбить Их Величества?..»[279]
О порочной связи «Димы» члены Семьи прекрасно знали и по этому поводу сильно переживали. По крайней мере, будущему тестю, императору Николаю II, оставалось лишь тешить себя мыслью, что связь с Юсуповым – всего лишь юношеское баловство. А вот императрица Александра Фёдоровна была категорически против такого зятька! (И понять несостоявшуюся «тёщу» можно.)
Таким образом, с одной парой мы разобрались. А вот как быть с Сухотиным? Он-то с какого боку оказался в столь дружной компании? Думается мне, всё с того же.
Передо мною хорошо сохранившаяся старинная фотография 1915 года из фондов ЦГАКФФД, на которой запечатлены члены Императорской семьи среди персонала и раненых лазарета Юсупова (Литейный проспект, 42). Здесь великие князья Андрей и Дмитрий Александровичи, великая княгиня Ксения Александровна (в одежде сестры милосердия), вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, князь Феликс Юсупов, княгиня Ирина Юсупова, великий князь Фёдор Александрович и прочие. В первом ряду обращает на себя внимание один раненый, чья рука лежит на… колене Фёдора Александровича. Так вот, этот раненый и есть поручик Сергей Сухотин. Каково?
Как по мне, то воспитанный человек при посторонних смутится прикоснуться даже к собственной жене, не говоря уж о прочих. А тут – руку на коленце… великому князю. И – фото на память! К слову, великий князь Фёдор Александрович являлся шурином Феликса Юсупова, то есть родным братом его супруги Ирины Александровны Романовой. Не удивлюсь, если и Сухотин с великим князем тоже были… интимными партнёрами. Теперь понятно, что все трое являлись друзьями-приятелями и однокашниками-вольнодумцами одного гомосексуального круга.
Теперь о парочке Пуришкевич-Лазоверт.
Формировался тандем также закономерно. Скорее, это был некий деловой симбиоз: с одной стороны – депутат со связями и «отрядом Красного Креста» вкупе с «санитарным поездом»; с другой – некий заграничный доктор (а может, интерн-недоучка), вынырнувший из стен Парижского университета. В любом случае, смекнул Пуришкевич, этот шустрый поляк хорошо разбирался в лекарствах.
Два слова о докторе Лазоверте. Согласитесь, эскулап (не побоюсь его назвать «доктор смерть») во всей этой истории предстаёт некой «тёмной лошадкой». Вообще, что мы знаем о нём?